Мы рождены, чтоб сказку сделать былью?
Весьма немалое время назад мне попался текст, автором которого был кто-то из русских писателей рубежа 19-20 века: кто именно, запамятовала. Помню, текст этот меня довольно сильно возмутил: описывалось в нем бессердечие и черствость российского крестьянства, которое в лихую годину революционных событий совсем не рвалось помогать куском хлеба с маслом голодающей городской интеллигенции. Описывалось, как одна из представительниц последней отправилась за город в отчаянной попытке раздобыть что-нибудь съестное, и как злые крестьяне, вместо того чтобы безвозмездно то есть даром помочь нежной барышне, напротив, с каким-то даже злорадством пытались выторговать подешевле шелка в обмен на продовольствие. Автор осуждал крестьян, я осуждала его осуждение.
Вспомнила этот эпизод я в связи с прослушиванием Максима Горького - "Книги о русских людях". Я ее еще не дочитала, поэтому не удивлюсь, если встречу в ней и вышеописанный случай. Но теперь о другом: М.Горький рассказывает о беседе с человеком из провинции, который красочно описывает, как у них в глубинке "растет буржуй":
"Спрашиваю его:
- Ну, что у вас нового, интересного?
- Немало, государь мой, немало; а самое интересное и значительное - буржуй растет! Удивляетесь, смеетесь? Я тоже сначала удивлялся, но не смеясь, а печально, ибо - как же это? Социалистическое отечество, и вдруг - буржуй растет! И такой, знаете, урожай на него, как на белый гриб сырым летом. Мелкий такой буржуй, но - крепкий, ядреный. Присмотрелся внимательнее и решил: что ж поделаешь? Игра судьбы, которую на кривой не объедешь, рожон истории, против которого не попрешь.
- Но - позвольте! Откуда же буржуй?"
Буржуй взялся там много откуда: как от результатов перераспределения материальных благ, которое пострадавшая сторона обычно именует грабежом, так и вследствие нормальной предпринимательской сметки, когда смышленые и расторопные там кирпичный заводик наладили, здесь конезавод планируют сгенерировать - и так далее. И вот Горький вместе со своим знакомым очень печалятся от такого поведения населения: интеллигенция сетует, что народ, вместо того чтобы проникнуться идеями социализма, что называется, "опять гребет под себя".
И вот, в свете всего этого, я вспомнила сетования и огорчения интеллигенции дня сегодняшнего на народ: на его инертность, безынициативность, патернализм, нежелание самому заботиться о своей судьбе, на надежды ватников на доброго царя, партсекретаря или Путина. На его бесхребетность и мягкость, на нежелание проникнуться духом свободы и частного предпринимательства - и так далее, и тому подобное.
И подумала я: а ведь нашей интеллигенции не угодишь. Как бы ни вел себя народ, всё будет она недовольна. Тот же Горький: с одной стороны, обличает забитый и зачморенный гнетом царизма народ, который "жил древней азиатской хитростью, не думая о завтрашнем дне, руководясь глупой поговоркой: «День прошел и - слава Богу!». Когда же народ стал проявлять инициативу, и, пользуясь открывшимся окном возможностей, начал усердно думать о своем завтрашнем дне, тоже оказался плох: не в ту степь старается. Ладно, подвытравили в народе за 70 лет дух частной инициативы, внушили идеалы коллективного труда и всеобщей кооперации - на тебе, опять не так. Опять народ плох, опять не тот: безынициативный ватник, причем вековой.
И вот смотрю я на всё это и думаю: а какого, собственно, хрена? С чего вдруг народ стал кому-то должен быть таким, каким он кому-то мечтается? Сегодня придет один мечтатель, у него своя мечта, завтра - другой, а народ подстраивайся под их взаимоисключающие мечты? И так я обо всем этом подумала, что народ исключительно прав, когда живет ныне своей жизнью, и смотрит на все события в телевизоре, как на зоопарк: с той же степенью интереса и вовлечённости. Элита смотрит через телевизор на народ как бездумную биомассу, годную лишь для того, чтобы обслуживать элитские прихоти и интересы, народ смотрит на элиту как на никчемных диковинных зверей, которым повезло родиться упакованными от и до в их золотых зоопарках. Просто-таки умиротворяющая картина, если не примиряющая, то и не противопоставляющая друг другу обе стороны: каждая из них сама по себе, и знает о существовании другой только в силу пока еще наличествующей необходимости некоторого товарно-денежного обмена.
Немного другой, настоящей реальности. Да, я считаю урбанистическую реальность искусственной, ненастоящей, оторванной от земли и потому - весьма уязвимой, но категорически не желающей эту уязвимость признавать. Стремление города считать себя первичным и основным - это максимализм подростка, знающего только "я хочу" со смутным представлением о таким вещах как "надо" и "возможно". И вся-то его бравада проистекает из одного: подспудно чувствуемой и совершенно обоснованной неуверенности в себе, и вот из-за нее-то он стремится яростно ненавидеть всех тех, кто этой неуверенности лишен на том только основании, что твердо стоит на земле, а не парит в куда более неустойчивых средах...
Вспомнила этот эпизод я в связи с прослушиванием Максима Горького - "Книги о русских людях". Я ее еще не дочитала, поэтому не удивлюсь, если встречу в ней и вышеописанный случай. Но теперь о другом: М.Горький рассказывает о беседе с человеком из провинции, который красочно описывает, как у них в глубинке "растет буржуй":
"Спрашиваю его:
- Ну, что у вас нового, интересного?
- Немало, государь мой, немало; а самое интересное и значительное - буржуй растет! Удивляетесь, смеетесь? Я тоже сначала удивлялся, но не смеясь, а печально, ибо - как же это? Социалистическое отечество, и вдруг - буржуй растет! И такой, знаете, урожай на него, как на белый гриб сырым летом. Мелкий такой буржуй, но - крепкий, ядреный. Присмотрелся внимательнее и решил: что ж поделаешь? Игра судьбы, которую на кривой не объедешь, рожон истории, против которого не попрешь.
- Но - позвольте! Откуда же буржуй?"
Буржуй взялся там много откуда: как от результатов перераспределения материальных благ, которое пострадавшая сторона обычно именует грабежом, так и вследствие нормальной предпринимательской сметки, когда смышленые и расторопные там кирпичный заводик наладили, здесь конезавод планируют сгенерировать - и так далее. И вот Горький вместе со своим знакомым очень печалятся от такого поведения населения: интеллигенция сетует, что народ, вместо того чтобы проникнуться идеями социализма, что называется, "опять гребет под себя".
И вот, в свете всего этого, я вспомнила сетования и огорчения интеллигенции дня сегодняшнего на народ: на его инертность, безынициативность, патернализм, нежелание самому заботиться о своей судьбе, на надежды ватников на доброго царя, партсекретаря или Путина. На его бесхребетность и мягкость, на нежелание проникнуться духом свободы и частного предпринимательства - и так далее, и тому подобное.
И подумала я: а ведь нашей интеллигенции не угодишь. Как бы ни вел себя народ, всё будет она недовольна. Тот же Горький: с одной стороны, обличает забитый и зачморенный гнетом царизма народ, который "жил древней азиатской хитростью, не думая о завтрашнем дне, руководясь глупой поговоркой: «День прошел и - слава Богу!». Когда же народ стал проявлять инициативу, и, пользуясь открывшимся окном возможностей, начал усердно думать о своем завтрашнем дне, тоже оказался плох: не в ту степь старается. Ладно, подвытравили в народе за 70 лет дух частной инициативы, внушили идеалы коллективного труда и всеобщей кооперации - на тебе, опять не так. Опять народ плох, опять не тот: безынициативный ватник, причем вековой.
И вот смотрю я на всё это и думаю: а какого, собственно, хрена? С чего вдруг народ стал кому-то должен быть таким, каким он кому-то мечтается? Сегодня придет один мечтатель, у него своя мечта, завтра - другой, а народ подстраивайся под их взаимоисключающие мечты? И так я обо всем этом подумала, что народ исключительно прав, когда живет ныне своей жизнью, и смотрит на все события в телевизоре, как на зоопарк: с той же степенью интереса и вовлечённости. Элита смотрит через телевизор на народ как бездумную биомассу, годную лишь для того, чтобы обслуживать элитские прихоти и интересы, народ смотрит на элиту как на никчемных диковинных зверей, которым повезло родиться упакованными от и до в их золотых зоопарках. Просто-таки умиротворяющая картина, если не примиряющая, то и не противопоставляющая друг другу обе стороны: каждая из них сама по себе, и знает о существовании другой только в силу пока еще наличествующей необходимости некоторого товарно-денежного обмена.
Немного другой, настоящей реальности. Да, я считаю урбанистическую реальность искусственной, ненастоящей, оторванной от земли и потому - весьма уязвимой, но категорически не желающей эту уязвимость признавать. Стремление города считать себя первичным и основным - это максимализм подростка, знающего только "я хочу" со смутным представлением о таким вещах как "надо" и "возможно". И вся-то его бравада проистекает из одного: подспудно чувствуемой и совершенно обоснованной неуверенности в себе, и вот из-за нее-то он стремится яростно ненавидеть всех тех, кто этой неуверенности лишен на том только основании, что твердо стоит на земле, а не парит в куда более неустойчивых средах...