"Я волком бы выгрыз патетизм..."
Увидела несколько пафосных посвящений очередной годовщине депортации крымских татар. Не то чтобы я одобряю подобную политику - это не так. И я бы прошла мимо, но почему-то у меня стойкое ощущение, что именно это "ж-ж-ж" - неспроста. Во-первых, я органически не выношу пафос - в отличие от благородной торжественности. Во-вторых и главных, полуправда гораздо хуже откровенного вранья - ее труднее вывести на чистую воду. Но я попробую обратить внимание на некоторые моменты.
Не одобряю я подобные меры по очевидной причине: я в принципе не одобряю насилие. Но это не значит, что я его не допускаю: допускаю, но только в том случае, когда оно является реакцией. Ответом. И/или превенцией (предупреждением). И является соразмерным. Скажем, кровную месть за убийство близкого человека я считаю соразмерным насилием. А вот убийство и даже угрозу убийством за то, что жертва не разделяет твои политические взгляды - крайней степенью скотства.
Так вот, эта депортация и была как реакцией, так и превенцией. Она случилась в условиях военного времени, когда многие законы времени мирного не действуют по самоочевидным причинам. И была именно реакцией на многочисленные случаи перехода представителей татарского населения на сторону врага. Нам говорят: нельзя было за поступки отдельных людей наказывать целый народ. Нельзя, я согласна. Но это в условиях мирного времени, а на войне слегка не до выявления потенциальных предателей, при этом каждое предательство множит жертвы своего населения и подрывает обороноспособность. В условиях такого выбора колебаться с выбором может только дурак. Или предатель. И сейчас раздувают эту тему в активно-негативно-патетическом ключе именно два этих контингента. Их задача - эмоционально завести и натравить. Они игнорируют аналогичные факты, которых было в истории множество по всему миру. Нет, все хорошие, одни русские плохие. Ну или советские - акценты можно расставить по уровню личной неприязни к тем или другим.
Хочется предложить вниманию цитату. США. Мирное время. Не чужой - свой народ. Вся вина которого лишь в том, что их труд перестал давать ту прибыль, которую хотели получать хозяева земли, отнятой у людей, находившихся в бедственном положении. Сначала у них отняли права на нее, а потом и саму возможность жить на земле, освоенной их предками. Вот по каким лекалам делалась и перестройка 90-х, вот о чем мечтает господин Медведев, упоминая свое желание видеть население России более мобильным. Но о чем я говорю: можно ли сравнивать жизни каких-то русско-украинских совков с правом татар жить на своей земле и работать на фашистов, и право банков на прибыль - с правом каких-то американских фермеров жить на земле, политой потом и кровью их предков, пусть и всего-то в третьем поколении... Права - ничто, прибыль - всё. Интересно, кто-нибудь подсчитывал, сколько человек стали жертвами того "цивилизованного, законного и гуманного" выселения?
"Хозяева и их агенты бывали разные; некоторые говорили мягко, потому что им было тяжело делать то, что они делали; другие сердились, потому что им было тяжело проявлять жестокость; третьи держались холодно, потому что они давно уже поняли: хозяин должен держаться холодно, иначе ты не настоящий хозяин. И все они подчинялись силе, превосходящей силу каждого из них в отдельности...Если землей владел банк или трест, посредник говорил: банку, тресту нужно то-то и то-то; банк, трест настаивает, требует... - словно банк или трест были какие-то чудовища, наделенные способностью мыслить и чувствовать, чудовища, поймавшие их в свою ловушку...И агенты разъясняли махинации и расчеты чудовища, которое было сильнее их самих. Арендатор может продержаться на земле, даже если ему хватает только на прокорм и на уплату налогов...А банку или тресту нужно другое, ведь они дышат не воздухом, они едят не мясо. Они дышат прибылью; они едят проценты с капитала. Если им не дать этого, они умрут, так же как умрем мы с вами, если нас лишат воздуха, лишат пищи. Грустно, но что поделаешь. Поделать ничего нельзя.
...Люди, сидевшие на корточках, снова опускали глаза. Чего вы от нас хотите? Нельзя же уменьшить нашу долю с урожая, мы и так голодаем. Дети никогда не наедаются досыта. Нечего надеть - ходим в лохмотьях... Что будет с нами? Как же мы прокормим и себя, и семью?
- Вам придется уехать отсюда. Плуг пройдет прямо по двору.
И тогда арендаторы, разгневанные, выпрямлялись во весь рост. Мой дед первый пришел на эту землю.., отец здесь родился, и он тоже воевал-с сорняками и со змеями. Потом, в неурожайный год, ему пришлось сделать небольшой заем. И мы тоже родились здесь. Вот в этом доме родились и наши дети. Отец взял ссуду. Тогда земля перешла к банку, но мы остались и получали часть урожая, хоть и небольшую...Она наша потому, что мы на ней родились, мы ее обрабатывали, мы здесь умирали. Это и дает нам право собственности на землю, а не какие-то там бумажки, исписанные цифрами.
- Если вы останетесь здесь, вас обвинят в захвате чужой земли, если вы будете стрелять, вас обвинят в убийстве. Банк - чудовище, не человек, но он может заставить людей делать все, что ему угодно.
- А если уходить, то куда? Как мы уйдем? У нас нет денег.
Очень жаль, но что же поделаешь, говорили агенты.
Мужчины поднимали глаза, и в глазах у них была боль. Придется уезжать отсюда. Трактор, управляющий. Как на фабрике.
- Куда же мы поедем?- спрашивали женщины.
- Не знаем. Не знаем."
Джон Стейнбек. "Гроздья гнева"
Не одобряю я подобные меры по очевидной причине: я в принципе не одобряю насилие. Но это не значит, что я его не допускаю: допускаю, но только в том случае, когда оно является реакцией. Ответом. И/или превенцией (предупреждением). И является соразмерным. Скажем, кровную месть за убийство близкого человека я считаю соразмерным насилием. А вот убийство и даже угрозу убийством за то, что жертва не разделяет твои политические взгляды - крайней степенью скотства.
Так вот, эта депортация и была как реакцией, так и превенцией. Она случилась в условиях военного времени, когда многие законы времени мирного не действуют по самоочевидным причинам. И была именно реакцией на многочисленные случаи перехода представителей татарского населения на сторону врага. Нам говорят: нельзя было за поступки отдельных людей наказывать целый народ. Нельзя, я согласна. Но это в условиях мирного времени, а на войне слегка не до выявления потенциальных предателей, при этом каждое предательство множит жертвы своего населения и подрывает обороноспособность. В условиях такого выбора колебаться с выбором может только дурак. Или предатель. И сейчас раздувают эту тему в активно-негативно-патетическом ключе именно два этих контингента. Их задача - эмоционально завести и натравить. Они игнорируют аналогичные факты, которых было в истории множество по всему миру. Нет, все хорошие, одни русские плохие. Ну или советские - акценты можно расставить по уровню личной неприязни к тем или другим.
Хочется предложить вниманию цитату. США. Мирное время. Не чужой - свой народ. Вся вина которого лишь в том, что их труд перестал давать ту прибыль, которую хотели получать хозяева земли, отнятой у людей, находившихся в бедственном положении. Сначала у них отняли права на нее, а потом и саму возможность жить на земле, освоенной их предками. Вот по каким лекалам делалась и перестройка 90-х, вот о чем мечтает господин Медведев, упоминая свое желание видеть население России более мобильным. Но о чем я говорю: можно ли сравнивать жизни каких-то русско-украинских совков с правом татар жить на своей земле и работать на фашистов, и право банков на прибыль - с правом каких-то американских фермеров жить на земле, политой потом и кровью их предков, пусть и всего-то в третьем поколении... Права - ничто, прибыль - всё. Интересно, кто-нибудь подсчитывал, сколько человек стали жертвами того "цивилизованного, законного и гуманного" выселения?
"Хозяева и их агенты бывали разные; некоторые говорили мягко, потому что им было тяжело делать то, что они делали; другие сердились, потому что им было тяжело проявлять жестокость; третьи держались холодно, потому что они давно уже поняли: хозяин должен держаться холодно, иначе ты не настоящий хозяин. И все они подчинялись силе, превосходящей силу каждого из них в отдельности...Если землей владел банк или трест, посредник говорил: банку, тресту нужно то-то и то-то; банк, трест настаивает, требует... - словно банк или трест были какие-то чудовища, наделенные способностью мыслить и чувствовать, чудовища, поймавшие их в свою ловушку...И агенты разъясняли махинации и расчеты чудовища, которое было сильнее их самих. Арендатор может продержаться на земле, даже если ему хватает только на прокорм и на уплату налогов...А банку или тресту нужно другое, ведь они дышат не воздухом, они едят не мясо. Они дышат прибылью; они едят проценты с капитала. Если им не дать этого, они умрут, так же как умрем мы с вами, если нас лишат воздуха, лишат пищи. Грустно, но что поделаешь. Поделать ничего нельзя.
...Люди, сидевшие на корточках, снова опускали глаза. Чего вы от нас хотите? Нельзя же уменьшить нашу долю с урожая, мы и так голодаем. Дети никогда не наедаются досыта. Нечего надеть - ходим в лохмотьях... Что будет с нами? Как же мы прокормим и себя, и семью?
- Вам придется уехать отсюда. Плуг пройдет прямо по двору.
И тогда арендаторы, разгневанные, выпрямлялись во весь рост. Мой дед первый пришел на эту землю.., отец здесь родился, и он тоже воевал-с сорняками и со змеями. Потом, в неурожайный год, ему пришлось сделать небольшой заем. И мы тоже родились здесь. Вот в этом доме родились и наши дети. Отец взял ссуду. Тогда земля перешла к банку, но мы остались и получали часть урожая, хоть и небольшую...Она наша потому, что мы на ней родились, мы ее обрабатывали, мы здесь умирали. Это и дает нам право собственности на землю, а не какие-то там бумажки, исписанные цифрами.
- Если вы останетесь здесь, вас обвинят в захвате чужой земли, если вы будете стрелять, вас обвинят в убийстве. Банк - чудовище, не человек, но он может заставить людей делать все, что ему угодно.
- А если уходить, то куда? Как мы уйдем? У нас нет денег.
Очень жаль, но что же поделаешь, говорили агенты.
Мужчины поднимали глаза, и в глазах у них была боль. Придется уезжать отсюда. Трактор, управляющий. Как на фабрике.
- Куда же мы поедем?- спрашивали женщины.
- Не знаем. Не знаем."
Джон Стейнбек. "Гроздья гнева"