История третья. Первая жертва. 1-5
1
В конце августа 1994 года Тамара Хугистова, невысокая двадцативосьмилетняя брюнетка с печальными собачьими глазами и свежим штампом о разводе, отгуляв месячный отпуск в деревне у родителей, заступила «на службу»: вымыла полы в закутке, гордо именующимся кабинетом завхоза общежития ВТУ им. Щепкина, положила на стол рядом с телефоном стопку прошлогодних журналов «Маруся», вытряхнула пыль из выдвижных ящиков, поставила в вазу на тумбочке букет искусственных цветов и приготовилась к началу нового учебного года в привычной атмосфере шума, криков и пререканий со студентами, которые опять будут прятать в шкафах кипятильники и тащить ночевать друзей и подруг.
Все это не было Тамаре в новинку: она уже пятый год работала завхозом, считая себя и считаясь опытным работником, хорошо разбирающимся в студенческой психологии и даже способным в какой-то степени воздействовать на своих подопечных. Она никогда не вступала с ними в конфликт, не ругалась и не повышала голоса, но и панибратства не допускала - ровно и охотно держала дистанцию в пять (семь, десять - нужное подчеркнуть) лет и решала возникающие проблемы с позиции своего статуса, а не личных симпатий. Конечно, у нее, как и у всякого нормального человека, были любимчики, но это вовсе не значило, что в их комнатах царил хаос и разврат, в то время как в остальных прилежно гасили свет в одиннадцать ноль-ноль: максимум, что им позволялось, это пронос спиртного по предварительной договоренности, отведенные от просроченного пропуска глаза или, прикрыв дверь, за которой в спешке одевается залежавшееся после отбоя юное создание, сделать несчастное лицо и дрожащим шепотом проникновенно сказать: «От этой ночи зависит мое будущее!» Тамара снисходительно улыбалась, качала головой и уходила, но на утро ясно давала понять, что это было исключение, а не установленное впредь правило. Наверное, благодаря такой ровной манере поведения к ней так и не приклеилось ни одно прозвище, и студенты называли ее «Томочка» - что ласково, что язвительно.
«Общажный» первый курс в этом году был на редкость многочисленный - двадцать два человека, то есть, больше половины набора. Как и всегда, преобладал мужской контингент - шестнадцать против шести. Оно, в общем, было понятно: если и случались с институтом провинциалки, то обустроены они были не хуже, чем столичные девушки, и в общежитии, в отличие от москвичек, то и дело заявляющихся в гости к сокурсникам, не появлялись под страхом вечного позора. Еще до того, как Тамара сообразила, что шестнадцать не делится на три и кому-то из молодых людей крупно повезет на одного соседа вместо двух, к ней в комнату ввалился высокий симпатичный юноша с переливающимися глазами и, широко улыбаясь, вручил огромную коробку конфет, приправленную просьбой никого к ним с другом не подселять.
- Комната-то угловая, и так маленькая, - басил он, сверкая зубами. - Мы даже кровать отдать можем - пусть забирают, кому надо!
Сначала Тамара несколько удивилась этому спешному визиту, тем более что, подняв документы, выяснила, что попавшие на одну территорию Олег Астахов и Сергей Котиков ранее явно не были знакомы - по причине сильной удаленности городов проживания, - но потом сообразила, что Астахов из Подмосковья, и Котиков просто-напросто ратует за свободную жилплощадь на выходные. С трудом запихнув в сумку коробку конфет, Тамара махнула рукой, дав себе торжественное обещание, что в первый и последний раз идет навстречу этому красавцу, явно мнящему себя центром вселенной.
Через пару дней она познакомилась со вторым обитателем угловой комнаты, а через месяц с удивлением поняла, что он и не думает освобождать помещение на уик-энды, более того - проводит выходные в четырех стенах, в то время как его сосед не является раньше шести утра. Чем может заниматься семнадцатилетний юноша в субботу в пустом общежитии, в то время как однокурсники гуляют, ходят по контрамаркам на спектакли и предаются прочим радостям молодой жизни? Тамара принялась потихоньку наблюдать - теперь уже за Астаховым, но не то что бы с целью «вывести его на чистую воду», а просто из любопытства.
Он не был особо красив, да и вообще чем-либо примечателен: среднего роста, стройный, пожалуй, даже немного суховат, чуть ссутуленный, с жесткими непослушными волосами, которые он тщательно укладывал, идя на занятия, но уже к середине дня они снова торчали в разные стороны, как будто он только что вымыл их и, высушив полотенцем, забыл расчесать. Его отличали природная грация, легкий шаг и задумчивый взгляд, часто фокусирующийся на чем-то отвлеченном, явно не имеющем отношения к природе его мысли. Он почему-то любил сидеть на кухне - придет, поставит чайник, оседлает стул и сидит, смотрит на вырывающийся из носика пар, - и долго мог так сидеть, особенно если никто не нарушал его молчаливого одиночества. Его как будто мучила какая-то неотступная мысль, но не грызла всеми тридцатью двумя зубами, а лишь слегка подтачивала, вызывая зуд и раздражение. Он почти ни с кем не общался, с лихвой наверстывая это упущение со своим соседом: если не считать выходных, их сложно было увидеть порознь. Консьержки жаловались, что они часто сидят ночью в коридоре: Сергей - на подоконнике в нише, Олег - на стуле, позаимствованном в кухне; они курили и тихо разговаривали, и эти невнятные разговоры могли продолжаться до рассвета. Тамара не гоняла их, тем более что консьержки со временем успокоились, будучи сломленными обаянием Сергея. Тамара и не заметила, как ее наблюдения перестали носить эпизодический характер, в то время как сама она из наблюдателя превратилась в объект наблюдения.
2
Олег зашел к ней в конце октября и попросил теплое одеяло, сославшись на холод.
- Окна рассохлись, из щелей дует, - пояснил он, глядя Тамаре прямо в лицо, так что ей стало несколько неуютно и даже неловко. И хотя одеяла обычно выдавались в середине ноября, она взяла ключ от чулана и спустилась вместе с ним, чтобы он взял себе, а заодно помог принести несколько штук - для тех, кто так же страдает от ночных сквозняков.
Там, в полутемном помещении, освещенном только лампочкой Ильича, к неловкости прибавилась еще и боязливость, что было уж совсем странно и несвойственно Тамаре ни как завхозу студенческого общежития, ни как женщине бальзаковского возраста, второй год обделенной мужским вниманием. Она даже споткнулась обо что-то, смешавшись, и наверняка повалила бы тюки с постельным бельем, если бы не Олег, чья рука уберегла ее от столкновения с этажеркой. Хватка у него оказалась на удивление сильной, пальцы - на удивление теплыми, а когда он помогал ей обрести потерянное равновесие, Тамара в третий раз удивилась, почувствовав в его теле напряжение, источником которого могло быть только возбуждение. Олег, видимо, понял, что его «раскрыли» и, смутившись, быстро ретировался, не забыв, впрочем, об одеялах, которые он оставил у двери в ее комнату.
В тот вечер Тамара долго гуляла по городу. У нее была комната на улице Гарибальди (после развода они с бывшим мужем не нашли возможности хорошо разменять квартиру, и он сдавал свою комнату дальним родственникам, а сам жил у новой пассии), и, протрясшись в метро добрых сорок минут, она решила проветриться, а заодно обдумать произошедшее. Никогда еще ни один из ее подопечных не давал ей понять, вольно или невольно, что видит в ней женщину, так же как самой Тамаре не приходилось думать о них как о мужчинах. Они все были мальчишки - кто постарше, кто помоложе, но все равно дети, мало приспособленные к взрослой жизни, от прикрас которой не спрятаться, если судьба занесла тебя в студенческую общагу, в то время как страна только-только начала подниматься с колен после «шоковой терапии». Олег тоже был мальчишкой, но как будто немного иным: он не фонтанировал радостным пафосом свободы (такой обычно сходил на нет после первой сессии), не выпячивал нижнюю губу, говоря всем своим надменным видом: «Ах, вы так меня? Ну, и я вас так же!» (обещание, которое часто дается, но очень редко выполняется), не плакался в жилетку и не жаловался на судьбу. Он был как будто всем доволен, но исключительно потому, что на большее на данном этапе претендовать не мог. Он прекрасно осознавал, что путь только начат, и, чтобы добиться успеха, надо усиленно работать и брать от сегодняшнего дня все, что тот способен дать. Тамаре нравились такие люди, она искренне уважала их, преклонялась перед их выдержкой и способностями и откровенно жалела, что не обладает ни тем, ни другим. Рассуждая о судьбе и внутреннем мире своего подопечного, к концу прогулки она и забыла, с чего вдруг Олег Астахов стал предметом ее размышлений.
Впрочем, она вспомнила об этом спустя два дня, когда в понедельник пришла на работу и обнаружила у двери букет красных роз. Не было ни записки, ни какого-либо другого намека, от кого и за что перепал ей такой необыкновенный подарок (обычно студенты тащили конфеты и спиртное, чем невероятно угнетали: шоколад Тамара не ела из боязни испортить фигуру, а спиртное практически не употребляла, просто потому что не любила), но, выбрасывая из вазы искусственные цветы и с трудом впихивая в нее колючие стебли роз, она с замиранием сердца вспоминала прикосновение твердой, теплой руки и трепетное напряжение, волнами исходящее от оказавшегося рядом с ней молодого человека. Не почувствовала ли она сама нечто сродни желанию?..
Цветы появлялись каждый понедельник и всегда до прихода Тамары: видимо, Олег оставлял их, уходя на занятия. Сталкиваясь с ним в коридоре, она пристально вглядывалась ему в лицо, но он ничем себя не выдавал и не проявлял никакого беспокойства - здоровался, улыбался, иногда справлялся о самочувствии и новостях и шел своей дорогой. Его бездействие вкупе с подарками, явно сильно бьющими по карману, ставили Тамару в неловкое положение. Она порывалась было придти пораньше, чтобы застать его на месте преступления и расставить все точки над i, но появление за час до начала рабочего дня наверняка вызвало бы удивление дежурных. Расспросов Тамара боялась больше всего: красноречием она никогда не страдала, и неаккуратным словом или жестом вполне могла себя выдать. Что именно выдать - она толком не знала, но одно наличие неприятного холодка под ложечкой говорило само за себя.
3
Была середина ноября, когда Тамара не выдержала: поставив в вазу очередной букет и дождавшись приезда первого курса на обеденный перерыв, она вышла в коридор и принялась высматривать Олега в растекающейся по этажу толпе.
- Астахов, - окликнула она его, шествующего в неизменном обществе Сергея - чувствуя, как предательски садится голос и подрагивают пальцы, сжимающие дверную ручку. Олег обернулся и расплылся в приветливой улыбке.
- Здравствуйте. Как у вас...
- Зайди на минуту.
Олег и Сергей обменялись короткими взглядами, видимо, имеющими смысл только для них двоих - и вот он уже в ее кабинете-комнате, с любопытством осматривается по сторонам.
- Вам бы тару побольше, - как бы невзначай бросил он, кивнув на букет. - Тесно им, вон как торчат во все стороны. Не жалко?
Тамаре вдруг стало стыдно: мальчик старается, цветы ей носит, а она их впихивает в узкую вазу, по габаритам больше на стакан похожую…
- Зачем ты это делаешь? - в лоб спросила она, машинально сложив руки на груди - ожидая в ответ удивленное лицо: «А что я делаю?»
- Вам не нравится? - приподнял брови Олег.
У Тамары отлегло от сердца. Она ненавидела, когда ей врут, пусть даже из робости.
- Не в этом дело. Любой женщине понравятся цветы. Но зачем…
- Вы же сами ответили. - Его тонкие, ясно очерченные губы вытянулись в легкую улыбку. - Чтобы доставить вам удовольствие.
Тамара почувствовала, что краснеет.
- Вот что… Я не хочу, чтобы ты это делал.
- Томочка, ну зачем вы неправду говорите? - протянул он, вальяжно опираясь рукой на стол. - Еще как хотите.
- Олег! - Она отчаянно всплеснула руками, поняв, что совершенно неожиданно потеряла ведущую роль в разговоре, и теперь он задает вопросы, а она обязана на них отвечать. - В конце концов, это неприлично. Я чувствую себя обязанной.
- А вы пригласите меня на ужин, - внезапно спрятав улыбку, выпалил он и, отстранившись от стола, сделал шаг к двери. - В пятницу, в девять. Адрес у меня на тумбочке оставьте - у вас же есть ключи от нашей комнаты?
И тут же исчез, оставив Тамару в одиночестве переваривать неслыханную наглость. В такие истории ей попадать еще не приходилось - ни как завхозу, ни как женщине. Бывший муж ее был слесарем, работал на заводе в сугубо мужской компании, и высшим проявлением романтики с его стороны было предложение посмотреть вместе телевизор. Правда, спустя несколько лет Тамара узнала, что он имел обыкновение забегать после работы к ее подруге, где, по рассказам оной, были и цветы, и шампанское, и головокружительный секс - после чего Тамара, хоть и сомневалась, что истории эти не были приукрашены, но все-таки упрочилась во мнении, что она как индивид и романтика как понятие несовместимы.
Сцена же, так скоропалительно разыгравшаяся в ее закутке, была словно вычитана из старого романа - и Тамара, незаметно для себя приняв правила игры, страшно рассердилась на своего подопечного. «Глупый мальчишка! - возмущалась она, листая журналы - не замечая, что в пылу негодования надрывает страницы у переплета. - Молоко еще на губах не обсохло, а туда же!» Впрочем, пространственное направление этого «туда же» Тамара, как ни старалась, определить не могла, потому что за четыре с половиной года работы в щепкинском общежитии ее впервые кадрил студент. Да, были такие, которые общались с ней, приглашали к столу на праздники, забегали в ее комнатку «в гости» - но с целью наладить дружеские отношения, а не…
От дальнейших размышлений Тамара старалась воздерживаться, потому что они неизменно окрашивали щеки цветом бордо. Само собой разумеется, что старания эти шли прахом. Олег виделся ей в каждом проходящем мимо студенте, вне зависимости от степени внешнего сходства. В ушах то и дело звучал его хрипловато-мягкий голос: «У вас же есть ключи от нашей комнаты?» - от которого по щекам и плечам разбегались мурашки. Он даже приснился ей (она не помнила, о чем был сон, помнила только, что в нем был Астахов, но и этого было вполне достаточно, чтобы выбить ее из колеи на все утро). Сам же Олег снова принял благопристойный вид - здоровался, улыбался, справлялся о самочувствии и новостях…
4
Она положила записку с адресом в указанное место в самый последний момент - утром в пятницу, до возвращения первого курса на обед. Дважды порывалась забрать ее, но сначала передумала, а потом опоздала. Пока студенты болтались по этажу из комнат в кухню и обратно, Тамара не показывала носу, но стоило последнему первокурснику покинуть общежитие, она тут же схватила связку запасных ключей и ринулась в угловую комнату - в надежде, что судьба сжалилась над ней, дурой, и сдула записку сквозняком или заставила Олега забыть о возможности ее появления…
На сложенном вчетверо листе бумаги было крупно написано: «Я приду в 21.00».
И в тот же миг стало легче дышать. Как будто, избавившись от сомнений, Тамара успокоилась - смирилась с неизбежным. Она уже не гнобила себя вопросом: «Зачем я это сделала?» - отступать было поздно и некуда. Теперь надо было сосредоточить внимание на ужине и предстоящем разговоре, который в силу обстоятельств явно не мог носить беспечный характер.
Зачем-то скупив полгалантереи, Тамара наготовила столько, что тарелки с трудом поместились на ее маленьком столе, с которого по случаю были убраны кипы журналов. Внезапный сюрприз преподнесли соседи, лишь на полчаса заглянув домой и тут же отбыв в гости к друзьям, откуда они никогда не возвращались раньше трех утра. С половины восьмого Тамара не могла найти себе места: занять руки было уже нечем, посему ее начали одолевать мысли насчет предстоящего разговора. Олег нравился ей своей прямотой и целеустремленностью, чистоплотностью и прилежанием, его цветы стояли долго, радовали глаз и поднимали настроение, а самого его овевала дымка грусти и таинственности. Тамара вовсе не прочь была отблагодарить его ужином и непринужденной болтовней, но он явно шел за бо'льшим, а этого она никак не могла допустить. Она надеялась, что разговор, не удавшийся на рабочем месте, пройдет более гладко в домашней обстановке: говорят же, что стены помогают…
Звонок раздался без двадцати девять, чем безумно обрадовал и страшно напугал: с одной стороны, за неимением адекватного способа убить время она уже час ходила из комнаты в кухню и готова была отдать еще полжилплощади за «21.00» на часах, с другой - сознание, что он уже здесь, на пороге, наверняка снова с цветами, разметало всю решительность, которую она с таким трудом собирала в течение последнего часа.
Он был без цветов, но с продолговатой картонной коробкой, на которой была изображена высокая изящная ваза из прозрачного зеленоватого стекла.
- Чтобы им тесно не было, - пояснил он, переступая порог и вручая подарок окончательно смешавшейся Тамаре. - А ту для подснежников оставьте. Или для ландышей.
Он был приятно удивлен обилием и разнообразием приготовленных блюд. Впрочем, ел мало, хотя и с аппетитом, а Тамаре кусок в горло не лез от напряжения. В свете этого решение достать «взяточный» коньяк было вполне логичным, и уже после первой рюмки она немного успокоилась, и они даже разговорились на отвлеченные темы. Олег спрашивал о жизни, о работе, о бывшем муже - Тамара охотно отвечала, особо не вдаваясь в подробности, тем более что их от нее и не требовали. С ним было легко и приятно, три рюмки коньяка согрели и расслабили, так что на закономерный вопрос: «Где я могу покурить?» Тамара равнодушно пожала плечами и простерла руку к окну, попросив только приоткрыть форточку, а сама принялась убирать со стола.
- Уже одиннадцать, - между делом обронила она - Олег кивнул и достал вторую сигарету. - Надо сегодня пораньше лечь - выспаться… Ты опять на выходные домой не поедешь?
- Нет, - покачал он головой, глядя в окно.
- Почему? Родители, небось, скучают…
- Кто скучает, тот сам приезжает, - скупо улыбнулся он, стряхивая пепел в грязное блюдце, позаимствованное на столе. - Долгая история. Как-нибудь в другой раз расскажу.
- Олег, - собрав силу с волей в кулак, Тамара подошла к нему, чтобы наконец приступить к важному разговору - и, желательно, закончить его побыстрее, - в общем… Другого раза не будет. Я тебе признательна за этот вечер и…
- Мне? Я вроде ничего не готовил, - перебил он ее широкой улыбкой, и Тамара невольно залюбовалась ей…
- Больше ничего не будет, - с трудом выговорила она, отворачиваясь к окну. Но стоило его рукам накрыть ее плечи, окутав их легким и приятным теплом, Тамара тут же поняла, что сжатые в кулаке сила и воля не превратились, как должны были, в силу воли, а стерлись в порошок и развеяны сквозняком из приоткрытой форточки…
- Почему? - тихо спросил Олег и прижался губами к ее плечу, отчего стало почти жарко и даже немного горячо. - М-м?
- Ты с ума сошел. - Тамара попыталась убрать его руки, но в результате почему-то накрыла их своими ладонями. - Я тебя на десять лет старше…
- На одиннадцать, - усмехнулся он, сдувая прядь с ее уха и приникая к нему губами. Остатками разума Тамара успела подумать, что он бестактная сволочь, а она уже год не была с мужчиной, и что, в конце концов, ничего ужасного не произойдет, если один раз… Только не превращать в правило…
Он оказался девственником, но Тамара узнала об этом только через полтора часа, когда Олег, прощаясь, поцеловал ее в уголок рта и сказал: «Не думал, что в первый раз все пройдет так хорошо». Вдыхая оставшийся на подушке запах его волос, она вдруг, ни с того ни с сего, почувствовала себя такой одинокой, что чуть не расплакалась. Еще молодая, вполне себе привлекательная, она переспала со студентом - мало того, просветила его! Объяснить это можно только гложущим одиночеством, которое заметно исключительно на контрасте. В конце концов она не выдержала и, содрав с подушки наволочку, бросила ее в корзину с грязным бельем, а себе торжественно пообещала, что отныне и впредь Олег Астахов будет для нее пустым местом - что не помешало ей в воскресенье вечером положить в сумку подаренную вазу, а в понедельник с утра поставить в нее новый букет.
5
Нагло прислонившись к стене, он нагло ждал ее прямо у двери кабинета и нагло улыбался. От переизбытка чувств Тамара чуть не выронила горячий чайник.
- Ты что тут делаешь? - зло сощурилась она, но тут же отвернулась, почувствовав предательское шевеление в животе. - Ты на занятиях должен быть!
- Сегодня Сергей лекцию пишет, - усмехнулся Олег, отстраняясь от стены. - Надеюсь, не уснет. Нам бы поговорить…
- Не о чем нам говорить, - буркнула Тамара, безуспешно пытаясь попасть ключом в замочную скважину. - И так все ясно. Поспорил ведь, да? На деньги хоть? Цветы-то окупились?
- Томочка, не надо ерунды городить. - Он мягко забрал у нее ключ и отпер дверь. - Выпьем чаю и поговорим, как нормальные люди.
В комнате гулял сквозняк, а батарея шпарила так, что некуда было деться от духоты. Тамара мучилась уже третий день: раньше в таких случаях она открывала дверь, но теперь хотелось от всех запереться. Ее не отпускало стойкое ощущение, что обо всем произошедшем в ночь с пятницы на субботу у нее крупными буквами написано на лбу.
- Ого, сколько тут «Марусь»! - снисходительно улыбнулся Олег, оглядывая стопку журналов. - И что, все от корки до корки прочитаны?
- Не твое дело, - огрызнулась Тамара, со злорадством отмечая, что он избегает личных местоимений: «выкать» уже как-то неудобно, а на «ты» переходить ему никто не позволял. - Так что тебе надо?
- Чаю.
Тамаре очень захотелось засветить ему чайником по голове, но так как по многим причинам она не могла позволить себе такой радости, пришлось достать из шкафа запасную чашку.
- Я хочу придти в пятницу.
- Можешь хотеть чего угодно и сколько влезет.
- Томочка, - Олег забрал у нее чайник и обнял ее за плечи, с улыбкой заглянув в глаза, - ну, не надо злиться. Разве так плохо все было?
Тамара смотрела ему в глаза и понимала, что если в течение тридцати секунд она не отстранится, он ее поцелует. При этом, несмотря на кипящее в ней негодование, меньше всего хотелось именно отстраняться.
- Ты делаешь из меня посмешище!
- Я никому ничего не сказал.
- Да? А соседу?
- Сергею сказал, - озадаченно и как будто удивленно констатировал он. - Я его с собой не разделяю как-то… Так что он тоже не скажет.
- Прям уж. - Она попыталась снова огрызнуться, но не получилось. Также не получилось сдержать глубокий вздох, когда его рука скользнула от плеча к шее. - Мните о себе черт знает что, думаете, вам море по колено, а сами-то… Сами…
Ожидать другого было бы наивно - тридцать секунд прошли, а она так и не отстранилась. В поднимающемся возбуждении к Тамаре пришло новое понимание: если через две минуты Олег не покинет эту комнату, поцелуями дело не ограничится.
- Томочка, глупенькая, - хрипло шептал он, прижимая ее к столу, так что угол больно впивался в поясницу. - Сама же хочешь. И я тебя хочу - чувствуешь? - А его пальцы тем временем быстро расправлялись с пуговицами блузки, заставляя Тамару млеть от теплых прикосновений. - Ну, попробуй сказать, что не хочешь.
- Не здесь же, - прохныкала она ему в плечо, чувствуя, как отрываются ноги от пола, и ее, уже совершенно безвольную, тащат к кушетке.
- А мы тихо, - сверкнул он глазами, стаскивая с себя футболку. - Как мышки. И никто нас не услышит.
Тихо бы вряд ли получилось, если бы он не зажимал ей рот. То есть, сначала все шло нормально, но потом Олег вдруг остановился, внимательно посмотрел на нее и начал выпытывать, что он не так делает и как надо сделать, чтобы ей было хорошо. Тамара растерялась, смешалась, попыталась замять, но он был настойчив, так что в результате она чуть не расплакалась, потому что не смогла подобрать слов для объяснения. Тогда он начал целовать ее в шею - и стоило его отрывистому, хриплому дыханию коснуться уха, ее тут же накрыло тяжелой волной острых ощущений, и она поняла, что кричит, когда он уже довольно сильно вдавил ее голову в деревянный подлокотник…
Олег помог ей одеться и налил чаю - тот даже не успел остыть.
- Так я приду в пятницу? - спросил он. У Тамары едва хватило сил на короткий кивок. Она все еще пыталась сообразить, где находится и есть ли после всего этого жизнь, но у нее плохо получалось. Голос прорезался только тогда, когда Олег был уже у двери:
- Зачем ты соврал? У тебя ведь были женщины.
- Нет, - покачал он головой, приглаживая волосы и сияя от гордости, - ты у меня первая.
продолжение
В конце августа 1994 года Тамара Хугистова, невысокая двадцативосьмилетняя брюнетка с печальными собачьими глазами и свежим штампом о разводе, отгуляв месячный отпуск в деревне у родителей, заступила «на службу»: вымыла полы в закутке, гордо именующимся кабинетом завхоза общежития ВТУ им. Щепкина, положила на стол рядом с телефоном стопку прошлогодних журналов «Маруся», вытряхнула пыль из выдвижных ящиков, поставила в вазу на тумбочке букет искусственных цветов и приготовилась к началу нового учебного года в привычной атмосфере шума, криков и пререканий со студентами, которые опять будут прятать в шкафах кипятильники и тащить ночевать друзей и подруг.
Все это не было Тамаре в новинку: она уже пятый год работала завхозом, считая себя и считаясь опытным работником, хорошо разбирающимся в студенческой психологии и даже способным в какой-то степени воздействовать на своих подопечных. Она никогда не вступала с ними в конфликт, не ругалась и не повышала голоса, но и панибратства не допускала - ровно и охотно держала дистанцию в пять (семь, десять - нужное подчеркнуть) лет и решала возникающие проблемы с позиции своего статуса, а не личных симпатий. Конечно, у нее, как и у всякого нормального человека, были любимчики, но это вовсе не значило, что в их комнатах царил хаос и разврат, в то время как в остальных прилежно гасили свет в одиннадцать ноль-ноль: максимум, что им позволялось, это пронос спиртного по предварительной договоренности, отведенные от просроченного пропуска глаза или, прикрыв дверь, за которой в спешке одевается залежавшееся после отбоя юное создание, сделать несчастное лицо и дрожащим шепотом проникновенно сказать: «От этой ночи зависит мое будущее!» Тамара снисходительно улыбалась, качала головой и уходила, но на утро ясно давала понять, что это было исключение, а не установленное впредь правило. Наверное, благодаря такой ровной манере поведения к ней так и не приклеилось ни одно прозвище, и студенты называли ее «Томочка» - что ласково, что язвительно.
«Общажный» первый курс в этом году был на редкость многочисленный - двадцать два человека, то есть, больше половины набора. Как и всегда, преобладал мужской контингент - шестнадцать против шести. Оно, в общем, было понятно: если и случались с институтом провинциалки, то обустроены они были не хуже, чем столичные девушки, и в общежитии, в отличие от москвичек, то и дело заявляющихся в гости к сокурсникам, не появлялись под страхом вечного позора. Еще до того, как Тамара сообразила, что шестнадцать не делится на три и кому-то из молодых людей крупно повезет на одного соседа вместо двух, к ней в комнату ввалился высокий симпатичный юноша с переливающимися глазами и, широко улыбаясь, вручил огромную коробку конфет, приправленную просьбой никого к ним с другом не подселять.
- Комната-то угловая, и так маленькая, - басил он, сверкая зубами. - Мы даже кровать отдать можем - пусть забирают, кому надо!
Сначала Тамара несколько удивилась этому спешному визиту, тем более что, подняв документы, выяснила, что попавшие на одну территорию Олег Астахов и Сергей Котиков ранее явно не были знакомы - по причине сильной удаленности городов проживания, - но потом сообразила, что Астахов из Подмосковья, и Котиков просто-напросто ратует за свободную жилплощадь на выходные. С трудом запихнув в сумку коробку конфет, Тамара махнула рукой, дав себе торжественное обещание, что в первый и последний раз идет навстречу этому красавцу, явно мнящему себя центром вселенной.
Через пару дней она познакомилась со вторым обитателем угловой комнаты, а через месяц с удивлением поняла, что он и не думает освобождать помещение на уик-энды, более того - проводит выходные в четырех стенах, в то время как его сосед не является раньше шести утра. Чем может заниматься семнадцатилетний юноша в субботу в пустом общежитии, в то время как однокурсники гуляют, ходят по контрамаркам на спектакли и предаются прочим радостям молодой жизни? Тамара принялась потихоньку наблюдать - теперь уже за Астаховым, но не то что бы с целью «вывести его на чистую воду», а просто из любопытства.
Он не был особо красив, да и вообще чем-либо примечателен: среднего роста, стройный, пожалуй, даже немного суховат, чуть ссутуленный, с жесткими непослушными волосами, которые он тщательно укладывал, идя на занятия, но уже к середине дня они снова торчали в разные стороны, как будто он только что вымыл их и, высушив полотенцем, забыл расчесать. Его отличали природная грация, легкий шаг и задумчивый взгляд, часто фокусирующийся на чем-то отвлеченном, явно не имеющем отношения к природе его мысли. Он почему-то любил сидеть на кухне - придет, поставит чайник, оседлает стул и сидит, смотрит на вырывающийся из носика пар, - и долго мог так сидеть, особенно если никто не нарушал его молчаливого одиночества. Его как будто мучила какая-то неотступная мысль, но не грызла всеми тридцатью двумя зубами, а лишь слегка подтачивала, вызывая зуд и раздражение. Он почти ни с кем не общался, с лихвой наверстывая это упущение со своим соседом: если не считать выходных, их сложно было увидеть порознь. Консьержки жаловались, что они часто сидят ночью в коридоре: Сергей - на подоконнике в нише, Олег - на стуле, позаимствованном в кухне; они курили и тихо разговаривали, и эти невнятные разговоры могли продолжаться до рассвета. Тамара не гоняла их, тем более что консьержки со временем успокоились, будучи сломленными обаянием Сергея. Тамара и не заметила, как ее наблюдения перестали носить эпизодический характер, в то время как сама она из наблюдателя превратилась в объект наблюдения.
2
Олег зашел к ней в конце октября и попросил теплое одеяло, сославшись на холод.
- Окна рассохлись, из щелей дует, - пояснил он, глядя Тамаре прямо в лицо, так что ей стало несколько неуютно и даже неловко. И хотя одеяла обычно выдавались в середине ноября, она взяла ключ от чулана и спустилась вместе с ним, чтобы он взял себе, а заодно помог принести несколько штук - для тех, кто так же страдает от ночных сквозняков.
Там, в полутемном помещении, освещенном только лампочкой Ильича, к неловкости прибавилась еще и боязливость, что было уж совсем странно и несвойственно Тамаре ни как завхозу студенческого общежития, ни как женщине бальзаковского возраста, второй год обделенной мужским вниманием. Она даже споткнулась обо что-то, смешавшись, и наверняка повалила бы тюки с постельным бельем, если бы не Олег, чья рука уберегла ее от столкновения с этажеркой. Хватка у него оказалась на удивление сильной, пальцы - на удивление теплыми, а когда он помогал ей обрести потерянное равновесие, Тамара в третий раз удивилась, почувствовав в его теле напряжение, источником которого могло быть только возбуждение. Олег, видимо, понял, что его «раскрыли» и, смутившись, быстро ретировался, не забыв, впрочем, об одеялах, которые он оставил у двери в ее комнату.
В тот вечер Тамара долго гуляла по городу. У нее была комната на улице Гарибальди (после развода они с бывшим мужем не нашли возможности хорошо разменять квартиру, и он сдавал свою комнату дальним родственникам, а сам жил у новой пассии), и, протрясшись в метро добрых сорок минут, она решила проветриться, а заодно обдумать произошедшее. Никогда еще ни один из ее подопечных не давал ей понять, вольно или невольно, что видит в ней женщину, так же как самой Тамаре не приходилось думать о них как о мужчинах. Они все были мальчишки - кто постарше, кто помоложе, но все равно дети, мало приспособленные к взрослой жизни, от прикрас которой не спрятаться, если судьба занесла тебя в студенческую общагу, в то время как страна только-только начала подниматься с колен после «шоковой терапии». Олег тоже был мальчишкой, но как будто немного иным: он не фонтанировал радостным пафосом свободы (такой обычно сходил на нет после первой сессии), не выпячивал нижнюю губу, говоря всем своим надменным видом: «Ах, вы так меня? Ну, и я вас так же!» (обещание, которое часто дается, но очень редко выполняется), не плакался в жилетку и не жаловался на судьбу. Он был как будто всем доволен, но исключительно потому, что на большее на данном этапе претендовать не мог. Он прекрасно осознавал, что путь только начат, и, чтобы добиться успеха, надо усиленно работать и брать от сегодняшнего дня все, что тот способен дать. Тамаре нравились такие люди, она искренне уважала их, преклонялась перед их выдержкой и способностями и откровенно жалела, что не обладает ни тем, ни другим. Рассуждая о судьбе и внутреннем мире своего подопечного, к концу прогулки она и забыла, с чего вдруг Олег Астахов стал предметом ее размышлений.
Впрочем, она вспомнила об этом спустя два дня, когда в понедельник пришла на работу и обнаружила у двери букет красных роз. Не было ни записки, ни какого-либо другого намека, от кого и за что перепал ей такой необыкновенный подарок (обычно студенты тащили конфеты и спиртное, чем невероятно угнетали: шоколад Тамара не ела из боязни испортить фигуру, а спиртное практически не употребляла, просто потому что не любила), но, выбрасывая из вазы искусственные цветы и с трудом впихивая в нее колючие стебли роз, она с замиранием сердца вспоминала прикосновение твердой, теплой руки и трепетное напряжение, волнами исходящее от оказавшегося рядом с ней молодого человека. Не почувствовала ли она сама нечто сродни желанию?..
Цветы появлялись каждый понедельник и всегда до прихода Тамары: видимо, Олег оставлял их, уходя на занятия. Сталкиваясь с ним в коридоре, она пристально вглядывалась ему в лицо, но он ничем себя не выдавал и не проявлял никакого беспокойства - здоровался, улыбался, иногда справлялся о самочувствии и новостях и шел своей дорогой. Его бездействие вкупе с подарками, явно сильно бьющими по карману, ставили Тамару в неловкое положение. Она порывалась было придти пораньше, чтобы застать его на месте преступления и расставить все точки над i, но появление за час до начала рабочего дня наверняка вызвало бы удивление дежурных. Расспросов Тамара боялась больше всего: красноречием она никогда не страдала, и неаккуратным словом или жестом вполне могла себя выдать. Что именно выдать - она толком не знала, но одно наличие неприятного холодка под ложечкой говорило само за себя.
3
Была середина ноября, когда Тамара не выдержала: поставив в вазу очередной букет и дождавшись приезда первого курса на обеденный перерыв, она вышла в коридор и принялась высматривать Олега в растекающейся по этажу толпе.
- Астахов, - окликнула она его, шествующего в неизменном обществе Сергея - чувствуя, как предательски садится голос и подрагивают пальцы, сжимающие дверную ручку. Олег обернулся и расплылся в приветливой улыбке.
- Здравствуйте. Как у вас...
- Зайди на минуту.
Олег и Сергей обменялись короткими взглядами, видимо, имеющими смысл только для них двоих - и вот он уже в ее кабинете-комнате, с любопытством осматривается по сторонам.
- Вам бы тару побольше, - как бы невзначай бросил он, кивнув на букет. - Тесно им, вон как торчат во все стороны. Не жалко?
Тамаре вдруг стало стыдно: мальчик старается, цветы ей носит, а она их впихивает в узкую вазу, по габаритам больше на стакан похожую…
- Зачем ты это делаешь? - в лоб спросила она, машинально сложив руки на груди - ожидая в ответ удивленное лицо: «А что я делаю?»
- Вам не нравится? - приподнял брови Олег.
У Тамары отлегло от сердца. Она ненавидела, когда ей врут, пусть даже из робости.
- Не в этом дело. Любой женщине понравятся цветы. Но зачем…
- Вы же сами ответили. - Его тонкие, ясно очерченные губы вытянулись в легкую улыбку. - Чтобы доставить вам удовольствие.
Тамара почувствовала, что краснеет.
- Вот что… Я не хочу, чтобы ты это делал.
- Томочка, ну зачем вы неправду говорите? - протянул он, вальяжно опираясь рукой на стол. - Еще как хотите.
- Олег! - Она отчаянно всплеснула руками, поняв, что совершенно неожиданно потеряла ведущую роль в разговоре, и теперь он задает вопросы, а она обязана на них отвечать. - В конце концов, это неприлично. Я чувствую себя обязанной.
- А вы пригласите меня на ужин, - внезапно спрятав улыбку, выпалил он и, отстранившись от стола, сделал шаг к двери. - В пятницу, в девять. Адрес у меня на тумбочке оставьте - у вас же есть ключи от нашей комнаты?
И тут же исчез, оставив Тамару в одиночестве переваривать неслыханную наглость. В такие истории ей попадать еще не приходилось - ни как завхозу, ни как женщине. Бывший муж ее был слесарем, работал на заводе в сугубо мужской компании, и высшим проявлением романтики с его стороны было предложение посмотреть вместе телевизор. Правда, спустя несколько лет Тамара узнала, что он имел обыкновение забегать после работы к ее подруге, где, по рассказам оной, были и цветы, и шампанское, и головокружительный секс - после чего Тамара, хоть и сомневалась, что истории эти не были приукрашены, но все-таки упрочилась во мнении, что она как индивид и романтика как понятие несовместимы.
Сцена же, так скоропалительно разыгравшаяся в ее закутке, была словно вычитана из старого романа - и Тамара, незаметно для себя приняв правила игры, страшно рассердилась на своего подопечного. «Глупый мальчишка! - возмущалась она, листая журналы - не замечая, что в пылу негодования надрывает страницы у переплета. - Молоко еще на губах не обсохло, а туда же!» Впрочем, пространственное направление этого «туда же» Тамара, как ни старалась, определить не могла, потому что за четыре с половиной года работы в щепкинском общежитии ее впервые кадрил студент. Да, были такие, которые общались с ней, приглашали к столу на праздники, забегали в ее комнатку «в гости» - но с целью наладить дружеские отношения, а не…
От дальнейших размышлений Тамара старалась воздерживаться, потому что они неизменно окрашивали щеки цветом бордо. Само собой разумеется, что старания эти шли прахом. Олег виделся ей в каждом проходящем мимо студенте, вне зависимости от степени внешнего сходства. В ушах то и дело звучал его хрипловато-мягкий голос: «У вас же есть ключи от нашей комнаты?» - от которого по щекам и плечам разбегались мурашки. Он даже приснился ей (она не помнила, о чем был сон, помнила только, что в нем был Астахов, но и этого было вполне достаточно, чтобы выбить ее из колеи на все утро). Сам же Олег снова принял благопристойный вид - здоровался, улыбался, справлялся о самочувствии и новостях…
4
Она положила записку с адресом в указанное место в самый последний момент - утром в пятницу, до возвращения первого курса на обед. Дважды порывалась забрать ее, но сначала передумала, а потом опоздала. Пока студенты болтались по этажу из комнат в кухню и обратно, Тамара не показывала носу, но стоило последнему первокурснику покинуть общежитие, она тут же схватила связку запасных ключей и ринулась в угловую комнату - в надежде, что судьба сжалилась над ней, дурой, и сдула записку сквозняком или заставила Олега забыть о возможности ее появления…
На сложенном вчетверо листе бумаги было крупно написано: «Я приду в 21.00».
И в тот же миг стало легче дышать. Как будто, избавившись от сомнений, Тамара успокоилась - смирилась с неизбежным. Она уже не гнобила себя вопросом: «Зачем я это сделала?» - отступать было поздно и некуда. Теперь надо было сосредоточить внимание на ужине и предстоящем разговоре, который в силу обстоятельств явно не мог носить беспечный характер.
Зачем-то скупив полгалантереи, Тамара наготовила столько, что тарелки с трудом поместились на ее маленьком столе, с которого по случаю были убраны кипы журналов. Внезапный сюрприз преподнесли соседи, лишь на полчаса заглянув домой и тут же отбыв в гости к друзьям, откуда они никогда не возвращались раньше трех утра. С половины восьмого Тамара не могла найти себе места: занять руки было уже нечем, посему ее начали одолевать мысли насчет предстоящего разговора. Олег нравился ей своей прямотой и целеустремленностью, чистоплотностью и прилежанием, его цветы стояли долго, радовали глаз и поднимали настроение, а самого его овевала дымка грусти и таинственности. Тамара вовсе не прочь была отблагодарить его ужином и непринужденной болтовней, но он явно шел за бо'льшим, а этого она никак не могла допустить. Она надеялась, что разговор, не удавшийся на рабочем месте, пройдет более гладко в домашней обстановке: говорят же, что стены помогают…
Звонок раздался без двадцати девять, чем безумно обрадовал и страшно напугал: с одной стороны, за неимением адекватного способа убить время она уже час ходила из комнаты в кухню и готова была отдать еще полжилплощади за «21.00» на часах, с другой - сознание, что он уже здесь, на пороге, наверняка снова с цветами, разметало всю решительность, которую она с таким трудом собирала в течение последнего часа.
Он был без цветов, но с продолговатой картонной коробкой, на которой была изображена высокая изящная ваза из прозрачного зеленоватого стекла.
- Чтобы им тесно не было, - пояснил он, переступая порог и вручая подарок окончательно смешавшейся Тамаре. - А ту для подснежников оставьте. Или для ландышей.
Он был приятно удивлен обилием и разнообразием приготовленных блюд. Впрочем, ел мало, хотя и с аппетитом, а Тамаре кусок в горло не лез от напряжения. В свете этого решение достать «взяточный» коньяк было вполне логичным, и уже после первой рюмки она немного успокоилась, и они даже разговорились на отвлеченные темы. Олег спрашивал о жизни, о работе, о бывшем муже - Тамара охотно отвечала, особо не вдаваясь в подробности, тем более что их от нее и не требовали. С ним было легко и приятно, три рюмки коньяка согрели и расслабили, так что на закономерный вопрос: «Где я могу покурить?» Тамара равнодушно пожала плечами и простерла руку к окну, попросив только приоткрыть форточку, а сама принялась убирать со стола.
- Уже одиннадцать, - между делом обронила она - Олег кивнул и достал вторую сигарету. - Надо сегодня пораньше лечь - выспаться… Ты опять на выходные домой не поедешь?
- Нет, - покачал он головой, глядя в окно.
- Почему? Родители, небось, скучают…
- Кто скучает, тот сам приезжает, - скупо улыбнулся он, стряхивая пепел в грязное блюдце, позаимствованное на столе. - Долгая история. Как-нибудь в другой раз расскажу.
- Олег, - собрав силу с волей в кулак, Тамара подошла к нему, чтобы наконец приступить к важному разговору - и, желательно, закончить его побыстрее, - в общем… Другого раза не будет. Я тебе признательна за этот вечер и…
- Мне? Я вроде ничего не готовил, - перебил он ее широкой улыбкой, и Тамара невольно залюбовалась ей…
- Больше ничего не будет, - с трудом выговорила она, отворачиваясь к окну. Но стоило его рукам накрыть ее плечи, окутав их легким и приятным теплом, Тамара тут же поняла, что сжатые в кулаке сила и воля не превратились, как должны были, в силу воли, а стерлись в порошок и развеяны сквозняком из приоткрытой форточки…
- Почему? - тихо спросил Олег и прижался губами к ее плечу, отчего стало почти жарко и даже немного горячо. - М-м?
- Ты с ума сошел. - Тамара попыталась убрать его руки, но в результате почему-то накрыла их своими ладонями. - Я тебя на десять лет старше…
- На одиннадцать, - усмехнулся он, сдувая прядь с ее уха и приникая к нему губами. Остатками разума Тамара успела подумать, что он бестактная сволочь, а она уже год не была с мужчиной, и что, в конце концов, ничего ужасного не произойдет, если один раз… Только не превращать в правило…
Он оказался девственником, но Тамара узнала об этом только через полтора часа, когда Олег, прощаясь, поцеловал ее в уголок рта и сказал: «Не думал, что в первый раз все пройдет так хорошо». Вдыхая оставшийся на подушке запах его волос, она вдруг, ни с того ни с сего, почувствовала себя такой одинокой, что чуть не расплакалась. Еще молодая, вполне себе привлекательная, она переспала со студентом - мало того, просветила его! Объяснить это можно только гложущим одиночеством, которое заметно исключительно на контрасте. В конце концов она не выдержала и, содрав с подушки наволочку, бросила ее в корзину с грязным бельем, а себе торжественно пообещала, что отныне и впредь Олег Астахов будет для нее пустым местом - что не помешало ей в воскресенье вечером положить в сумку подаренную вазу, а в понедельник с утра поставить в нее новый букет.
5
Нагло прислонившись к стене, он нагло ждал ее прямо у двери кабинета и нагло улыбался. От переизбытка чувств Тамара чуть не выронила горячий чайник.
- Ты что тут делаешь? - зло сощурилась она, но тут же отвернулась, почувствовав предательское шевеление в животе. - Ты на занятиях должен быть!
- Сегодня Сергей лекцию пишет, - усмехнулся Олег, отстраняясь от стены. - Надеюсь, не уснет. Нам бы поговорить…
- Не о чем нам говорить, - буркнула Тамара, безуспешно пытаясь попасть ключом в замочную скважину. - И так все ясно. Поспорил ведь, да? На деньги хоть? Цветы-то окупились?
- Томочка, не надо ерунды городить. - Он мягко забрал у нее ключ и отпер дверь. - Выпьем чаю и поговорим, как нормальные люди.
В комнате гулял сквозняк, а батарея шпарила так, что некуда было деться от духоты. Тамара мучилась уже третий день: раньше в таких случаях она открывала дверь, но теперь хотелось от всех запереться. Ее не отпускало стойкое ощущение, что обо всем произошедшем в ночь с пятницы на субботу у нее крупными буквами написано на лбу.
- Ого, сколько тут «Марусь»! - снисходительно улыбнулся Олег, оглядывая стопку журналов. - И что, все от корки до корки прочитаны?
- Не твое дело, - огрызнулась Тамара, со злорадством отмечая, что он избегает личных местоимений: «выкать» уже как-то неудобно, а на «ты» переходить ему никто не позволял. - Так что тебе надо?
- Чаю.
Тамаре очень захотелось засветить ему чайником по голове, но так как по многим причинам она не могла позволить себе такой радости, пришлось достать из шкафа запасную чашку.
- Я хочу придти в пятницу.
- Можешь хотеть чего угодно и сколько влезет.
- Томочка, - Олег забрал у нее чайник и обнял ее за плечи, с улыбкой заглянув в глаза, - ну, не надо злиться. Разве так плохо все было?
Тамара смотрела ему в глаза и понимала, что если в течение тридцати секунд она не отстранится, он ее поцелует. При этом, несмотря на кипящее в ней негодование, меньше всего хотелось именно отстраняться.
- Ты делаешь из меня посмешище!
- Я никому ничего не сказал.
- Да? А соседу?
- Сергею сказал, - озадаченно и как будто удивленно констатировал он. - Я его с собой не разделяю как-то… Так что он тоже не скажет.
- Прям уж. - Она попыталась снова огрызнуться, но не получилось. Также не получилось сдержать глубокий вздох, когда его рука скользнула от плеча к шее. - Мните о себе черт знает что, думаете, вам море по колено, а сами-то… Сами…
Ожидать другого было бы наивно - тридцать секунд прошли, а она так и не отстранилась. В поднимающемся возбуждении к Тамаре пришло новое понимание: если через две минуты Олег не покинет эту комнату, поцелуями дело не ограничится.
- Томочка, глупенькая, - хрипло шептал он, прижимая ее к столу, так что угол больно впивался в поясницу. - Сама же хочешь. И я тебя хочу - чувствуешь? - А его пальцы тем временем быстро расправлялись с пуговицами блузки, заставляя Тамару млеть от теплых прикосновений. - Ну, попробуй сказать, что не хочешь.
- Не здесь же, - прохныкала она ему в плечо, чувствуя, как отрываются ноги от пола, и ее, уже совершенно безвольную, тащат к кушетке.
- А мы тихо, - сверкнул он глазами, стаскивая с себя футболку. - Как мышки. И никто нас не услышит.
Тихо бы вряд ли получилось, если бы он не зажимал ей рот. То есть, сначала все шло нормально, но потом Олег вдруг остановился, внимательно посмотрел на нее и начал выпытывать, что он не так делает и как надо сделать, чтобы ей было хорошо. Тамара растерялась, смешалась, попыталась замять, но он был настойчив, так что в результате она чуть не расплакалась, потому что не смогла подобрать слов для объяснения. Тогда он начал целовать ее в шею - и стоило его отрывистому, хриплому дыханию коснуться уха, ее тут же накрыло тяжелой волной острых ощущений, и она поняла, что кричит, когда он уже довольно сильно вдавил ее голову в деревянный подлокотник…
Олег помог ей одеться и налил чаю - тот даже не успел остыть.
- Так я приду в пятницу? - спросил он. У Тамары едва хватило сил на короткий кивок. Она все еще пыталась сообразить, где находится и есть ли после всего этого жизнь, но у нее плохо получалось. Голос прорезался только тогда, когда Олег был уже у двери:
- Зачем ты соврал? У тебя ведь были женщины.
- Нет, - покачал он головой, приглаживая волосы и сияя от гордости, - ты у меня первая.
продолжение