Я тебя люблю
Умное надоело, это правда, но я чувствую себя обязанной рассказать авторам фильма «Я тебя люблю», почему они молодцы. Короче, сейчас будет чуть-чуть анализ.
Фильм устроен так: несколько человек, молодых, проживающих в Ростове, частично фиксируют на камеру свои будничные дела, частично - моделируют мизансцены. То есть на некоторые дела (понарошку), нужные для развития сюжета, их ведёт режиссер. Круче всего, что вся история - по мотивам рассказанных самими героями, и что непонятно, где документальный материал, а где реконструкция. Кровь с молоком, а не кино. Пока горел экран, все вроде хохотали, а вот сразу после, на обсуждении, вдруг у части зала включилось ханжество.
Говорящие зрители, зрительницы, точнее, талдычили что-то про мат и про неужели люди ТАК живут? Да как ТАК-то? Вроде уже несколько лет как отечественный кинематограф даёт нам провинцию и т.н. «гопников» (ложный термин, понятно) во плоти, ничем их стыдливо не прикрывая. Отбросив ложную стыдливость, я бы даже сказала, потому что как может быть стыдной родная речь или естественный жест человека? Стыдно - это когда ни слова и ни жеста в простоте. Крокодиловы слезы - стыдно.
В общем, главное: кроме того, что Костомаров с Расторгуевым совершили производственный подвиг на этапе монтажа (явно же там сотни часов исходников), и люди они хорошие, раз им доверились незнакомые ростовчане, - они записали исключительное музыкальное произведение про русский язык. Симфонию.
Отступление. Люди, которые связаны по работе с русским языком (или просто много думают и пишут на языке), то есть близки к абсолютному самоконтролю в речи письменной и даже устной спонтанной, редко способны выдать откровение. Они потому что обязательно его отредактируют, понимая: вылетит - не поймаешь. И вот в этой умной редакции точно не останется ни мяса, ни чуда. Кроме того, редакторы обычно артикулируют только конечную, итоговую мысль, то есть алгоритм поиска ее остается за кадром: они скрывают путь, который мысль проделала, утаивают анамнез, им неловко за него, как за любой черновик. А вот человек, который не отдает себе отчета в том, что слово - страшное оружие, которое может обернуться против хозяина - они могут, говоря, нащупывать слова в прямом эфире, непосредственно тебе в уши.
И вот этот храбрый поиск слова (особенно слова о любви, о том, что болит, прочие чего искать, они сразу в горле готовые), который происходит здесь и сейчас, прыжки - с матерного в высокий штиль и обратно, интонационные перебои - как человек пробивается к смыслу, и как ты вместе с ним пробиваешься, и когда высказывание заканчивается, то есть смысл обретает, ты понимаешь: и у меня такой же смысл, как у тебя. И у всех людей общий смысл, несмотря на форму. Ты пацан из Ростова, лет восемнадцати, а у нее телефон не отвечает, а ты ехал с цветами, гордый, глупый, унизился, но тебе не жалко, потому что очень уж мощное стремление, потому что я тебя люблю. А я никуда не еду сейчас, в кино вот пришла, но в коллективной мировой сердечной памяти я с тобой. Мы братья во языке. Именно во языке всё-таки, даже не в любви.
Фильм устроен так: несколько человек, молодых, проживающих в Ростове, частично фиксируют на камеру свои будничные дела, частично - моделируют мизансцены. То есть на некоторые дела (понарошку), нужные для развития сюжета, их ведёт режиссер. Круче всего, что вся история - по мотивам рассказанных самими героями, и что непонятно, где документальный материал, а где реконструкция. Кровь с молоком, а не кино. Пока горел экран, все вроде хохотали, а вот сразу после, на обсуждении, вдруг у части зала включилось ханжество.
Говорящие зрители, зрительницы, точнее, талдычили что-то про мат и про неужели люди ТАК живут? Да как ТАК-то? Вроде уже несколько лет как отечественный кинематограф даёт нам провинцию и т.н. «гопников» (ложный термин, понятно) во плоти, ничем их стыдливо не прикрывая. Отбросив ложную стыдливость, я бы даже сказала, потому что как может быть стыдной родная речь или естественный жест человека? Стыдно - это когда ни слова и ни жеста в простоте. Крокодиловы слезы - стыдно.
В общем, главное: кроме того, что Костомаров с Расторгуевым совершили производственный подвиг на этапе монтажа (явно же там сотни часов исходников), и люди они хорошие, раз им доверились незнакомые ростовчане, - они записали исключительное музыкальное произведение про русский язык. Симфонию.
Отступление. Люди, которые связаны по работе с русским языком (или просто много думают и пишут на языке), то есть близки к абсолютному самоконтролю в речи письменной и даже устной спонтанной, редко способны выдать откровение. Они потому что обязательно его отредактируют, понимая: вылетит - не поймаешь. И вот в этой умной редакции точно не останется ни мяса, ни чуда. Кроме того, редакторы обычно артикулируют только конечную, итоговую мысль, то есть алгоритм поиска ее остается за кадром: они скрывают путь, который мысль проделала, утаивают анамнез, им неловко за него, как за любой черновик. А вот человек, который не отдает себе отчета в том, что слово - страшное оружие, которое может обернуться против хозяина - они могут, говоря, нащупывать слова в прямом эфире, непосредственно тебе в уши.
И вот этот храбрый поиск слова (особенно слова о любви, о том, что болит, прочие чего искать, они сразу в горле готовые), который происходит здесь и сейчас, прыжки - с матерного в высокий штиль и обратно, интонационные перебои - как человек пробивается к смыслу, и как ты вместе с ним пробиваешься, и когда высказывание заканчивается, то есть смысл обретает, ты понимаешь: и у меня такой же смысл, как у тебя. И у всех людей общий смысл, несмотря на форму. Ты пацан из Ростова, лет восемнадцати, а у нее телефон не отвечает, а ты ехал с цветами, гордый, глупый, унизился, но тебе не жалко, потому что очень уж мощное стремление, потому что я тебя люблю. А я никуда не еду сейчас, в кино вот пришла, но в коллективной мировой сердечной памяти я с тобой. Мы братья во языке. Именно во языке всё-таки, даже не в любви.