На груди горела птица
Бедные женщины. Бедная я. Мы не можем всё-таки делать великую литературу, точнее сказать, моделировать миры. Великой литературе не обойтись без убедительной модели мира. Мир как настоящий, если там всё подчиняется одновременно и логическим законам, и энтропии, а над всем этим еще и Бог, и его присутствие в жизни людей из текста всё время ощущаешь. И они сами тоже ощущают. Женщина не вывозит, видимо, такую сложносочиненную систему, у нас в принципе похуже с пространственным мышлением, а тут и вовсе пространство-время и куча измерений.
Женщина, по моим наблюдениям, может талантливо написать только о части мира, конкретно - о своём подвиге.
Подвиг женщины - это подвиг Русалочки, мужчина Андерсен нашёл правильную метафору. Русалочка вместо безболезненного плавания нарочно устроила себе больную ходьбу и ни одного шага у нее больше не было на халяву. Ступала, пишет классик, как по острым ножам. Короче: женщина проявляет героизм, когда, зная, что будет больно, разрешает себе абсолютное переживание всё равно. «Больно» - я не про то, что объект надругается и обманет, к тому же, это еще не факт, я про более тонкое и, к сожалению, гарантированное «больно». Дело в том, что русалочкину любовь невозможно утолить. В этом вся боль и есть.
Кьеркегор, мудрый, весёлый и печальный, знал секрет: «Если бы мне предложили пожелать чего-нибудь, я пожелал бы страстной веры в возможность, взора, вечно юного, вечно горящего... повсюду видящего возможность. Наслаждение разочаровывает, возможность никогда. Где найдется вино, такое душистое, пенящее, опьяняющее, как «возможность»?». Он, конечно, говорил об отношениях не только с женщинами, но и с миром, потому что он мужчина.
Вот начало, затакт любви. Та самая якобы возможность, вернее, «опьяняющее» чувство возможности. Между Ж и М большое пространство, space, впереди огромная работа. Чтобы воссоединиться, надо это расстояние преодолеть, заполнив. Вот Ж и М разговаривают все о большем и большем, узнают, кто чего в детстве, кто какие книжки, кому что страшно, вот они ловят друг друга на том, что есть влечение, трогают друг друга, целуются, целуются голые, залезают один в другого. Или наоборот, сначала спят, потом болтают - не суть, это у кого как. А суть в том, что каждый маленький момент дико важный. Это потом обняться будет запросто, умеренный ток, а в первый раз, точнее перед первым разом - на этапе «возможности» - большое дело, сердцебиение. И когда объятие таки состоялось - чувство, что шаг вперед. Плюс один. Что еще какое-то количество таких шагов по острым ножам - и абсолютное обретение.
Но обретения в смысле растворения, чтобы двоим стать одним человеком, единой сущностью, не бывает. Слиться нельзя, максимум - рядышком постоять, нос к носу, ну то есть гениталии к гениталиям, душа к душе. И вот когда возникает этот естественный барьер - физическая и, самое главное, метафизическая граница другого человека - русалочка думает: куда дальше? куда же дальше? Даже в его объятьях я не чувствую, что слияние состоялось, что он принадлежит мне в искомой степени. В некоторых арт-хаусных фильмах ёбнутые русалочки, чтобы решить вопрос, просто убивают мужчину и следом себя.
Боль неутолённости не обойти, она интегрирована в формулу русалочкиной любви и она совершенно необходима для драматургии романа. Диалектика: радость и печаль должны быть в спайке. В каждой радости - обещание печали, и наоборот. Иначе это не счастье, а обычная жизнь.
Люди любят жизнь, потому что точно умрут. Русалочка любит принца, потому что точно будет больно.
В общем, я просто хотела сказать, что для женщины - влюбиться, то есть скинуть хвост и надеть ноги - это специфический и самый естественный (а у кого-то и вовсе единственно доступный) способ войти в диалог с тем, что больше человека. По-геймерски выражаясь, такая у женщин расовая абилка.
Ну и, конечно, кроме русалочьей любви для получения мистического опыта и творческого производства, у женщин бывает и нормальная любовь: от которой родятся дети, готовятся семейные обеды и вообще продолжается человечество.
А вот стишок, который мне почему-то понравился. Автор, русалка Ольга Родионова применила расовую абилку и расовые же тире.
***
колокольчик - голос ветра - на китайском красном клене
мне сказал татуировщик: будет больно, дорогая
он собрал свои иголки, опустившись на колени
на его лопатках птица вдаль глядела, не мигая
он достал большую книгу в тростниковом переплете
будет больно, дорогая, выбирай себе любое:
хочешь - спящего дракона, хочешь - бабочку в полете:
это тонкое искусство именуется любовью
я его коснулась кожи, нежной, смуглой и горячей
точно мёд, в бокале чайном разведенный с красным перцем
будет больно, дорогая! - я не плачу, я не плачу,
я хочу такую птицу, на груди, вот здесь, над сердцем
колокольчик - голос ветра - разбудил нас на рассвете
алым, желтым и зеленым дуновением Китая
было больно, больно, больно! но, прекрасней всех на свете,
на груди горела птица, никуда не улетая