Из Москвы
В начале марта ездила - на семинар Royal Cort и на показ кировского проекта «Так-то да».
Семинар был полезный, надарили инструментов. Научилась задавать себе главный вопрос по поводу любого текста: а это про что? а это зачем людям? Научилась диагностировать в пьесе дефицит действия. Это такая прекрасная математика, о которой легко забываешь в процессе словоплетения: кажется, что красота и правда жизни автоматически рождают энергию, - не рождают. В общем, все это как-то предохраняет от пустословия.
Прогон «Так-то да» в ЦИМе - тоже полезно. Надо было сидеть с распечаткой «Кирово-Чепецка» и херачить красным на полях: здесь зал ожил, тут - помер. Старалась запомнить реакции, дыхание, и вроде даже получилось: переделываю теперь. Отлично художник поработал, Лена Авинова, - на большом экране рисуется в реальном времени сопроводительная картинка, объемлет все ремарки, задаёт тон. Она, конечно, больше, чем иллюстрация - это отдельный текст, не служебный, не комикс по мотивам. Режиссер Боря Павлович говорит, в чистовой версии картинок не будет - Лена замучается сидеть за планшетом на каждом спектакле по полтора часа. Интересно, что будет вместо? Я Боре верю, и, видимо, получится не хуже.
Вообще, тихая и холодная выдалась Москва. В первые дни писала лирические записки. В последние - не писала вовсе: ела, спала и смотрела театр. А что писала - то пусть ляжет здесь.
***
Москва - город с очевидным ритмом. Любой город - с ритмом, но именно в Москве его невозможно не учитывать. Чтобы встретиться здесь двоим хотя бы людям, им нужно синхронизироваться. В Перми, в основном и пока что - достаточно просто захотеть. Правда, у меня теперь и в Перми начинается заданный ритм, но мера владения временем всё равно другая.
Мне в Москве удобно - потому что график всегда задан. Я точно знаю, куда мне, во сколько, и есть ли окна. И даже удаётся найти общие окна, с кем хочется - я ведь редко, и люди делают на этом основании скидки. И потом, Москва в моем случае - всегда спринтерство, стометровка, можно рассчитать дыхание и утешиться тем, что это накоротке, что - рывок. Не нужно перестраивать всю дыхательную систему ради длинной дистанции, потому что её не будет, а будет база, дом, где накопишь, а потом привезёшь показать на недолго.
Живу в гостинице «Космос», на 19-м этаже, в комнате с окнами Жужиковой мечты - от пола до потолка. В окна видно, как хаотически, гирляндой мигают огоньки по периметру космического здания. Видно ещё большую метропольную перспективу, крыши, шоссе и памятник рабочему и колхознице. Освещены они ровно как в мосфильмовской заставке, разве что не вращаются.
Вот многие боятся в Москве перенервничать понапрасну - такие скорости, такие пространства, такие высоты, такие человекомассы. У меня нервное даже не думает включаться - созерцательное что-то активизируется. Ну, живут люди - не в музее даже, а в особом заповеднике, в театре на ландшафте и вырабатывают в себе машинальное отношение к действительности. В самом деле - им что, каждый раз вспоминать, как вращается памятник, размышлять о странностях метро? Да невозможно просто.
***
Первый день семинарских занятий театра Royal Court. Три англичанки - Элиз, Рут и Хэти. Элиз - округлая, плавная, в добрых кудрях. Рут - маленькая, тактичная, всё понимает. Хэти - острая, скорая, с чёткой линией подбородка, и у очков ее тоже чёткая, чёрная оправа. У всех активная мимика - они не стесняются много двигать лицом. Я слушаю их чудесный английский - их и ещё Татьяны Осколковой, которая переводит. Она чуткая, ищет точное слово, пока не найдётся, полумер не признает.
Нас дюжина человек: студенты Разбежкиной и Угарова - нежные, вдумчивые, гуманитарные мальчики, целая партия, театральные режиссеры Ильин и Павлович (Ильин щеголяет в порношинели, глаза у него всегда в веселом суетливом движении, у Павловича - большие ботинки франта, ясность мысли и чувство юмора), Лерочка Суркова, немногословный внимательный Шамиль, Саша моя Денисова и я. Как здорово, что есть уже какая-то общая история: перемигиваемся с Денисовой и Павловичем про Киров, с Шамилем - про Ясную поляну, с Лерочкой вообще происходит работа, «Алконовеллы», злой мальчик Рома Каримов на проводе, и Даша: есть кому предложить кино, если придумал.
Важно - в жизни и в труде - знать, что многие ниточки тянутся от тебя к другим, что ты в системе. Это даже дисциплинирует - ты не можешь себе позволить не дёргать за ниточку слишком долго, иначе иссохнет, отвалится.
***
В игру научил нас играть Royal Court. Называется «Белые носки». Игра такая, что можно спросить незнакомых людей о чём угодно, и всем станет про всех понятно: по вопросам и по ответам. Павлович спросил: вас ещё радует снег? Имелось в виду: снег в марте не утомил ли? А я сразу подумала про способность человека встречать не дежурно, а личным праздником каждое следующее время года, каждый новый снег.
Весь семинар теперь, видимо, думает, что я трепетная и романтическая. Потому что вопрос про снег истолковала именно так, потому что мои вопросы были сплошь про время, счастье и автора мира, потому что когда попросили написать автобиографический монолог, взяв за основу единственное событие из любого возраста, я написала про четыре года, отцовскую кухню и набор для юной хозяйки. Потому что Денисова всяко думала: ну, началось спекулятивное рыцарство печального образа. Нет, ничего не сказала Денисова, но точно отсканировала - даже я отсканировала, она-то и подавно. Хотя это случайность, так уж легло.
***
Совершенствую английский. Всех тянет на неологизмы и большую философию. Осколкова долго, настойчиво и азартно ищет нужное слово, чтобы перевести наш трёп англичанам. Убегает куда-то, возвращается через минуту с победой: по-английски «малодушие» будет faintheartedness, обморок души. А «приспособленчество» - это «служение времени», time-serving. Осколкова в восторге: красота! красота! дарю всем слово!
Дали задание - разбиться на пары, уйти гулять на час и, гуляя, найти мир. Найти, запомнить и воссоздать потом в аудитории. Миры на каждому шагу, говорит Хэти. Вот я езжу в вашем метро и всё думаю про женщину, которая сидит в будке у подножия эскалатора. Что у нее за работа такая, что у нее в голове происходит весь день, что дома у нее? Мир! Павлович, Ильин и Лерочка угодили в странный торговый центр, где продавцы ничего не продают, покупатели не покупают, а люди в кафе не едят. Такой магазин-муляж, там все уже пожрано лангольерами. Денисова с напарницей Настей дали в мужской монастырь, туда же - совпало - Май с Мишей. Миры, впрочем, разные получились. Аскольд и Филипп стенографировали в общественном туалете за мужиками, которые тёрли про тёлок из журнала Hallo: «Настя Заворотнюк - это вообще ничто. Хуйня это!». Тимофей с Шамилем анализировали cigarette ends и кондиционеры в какой-то подворотне. А мы с Сережей пошли на каток, спрятанный во дворах за ДЮСШем. Каток слышно издалека - ещё не видно когда, уже слышно. Музыка из динамиков и женский ор из рупора. Сегодня специальный день на катке - мероприятие для детей. Их развлекают массовики-затейники женского пола.
Серёжа - чудесный, снял кино про свою родственницу, молодую пьющую женщину. Всё там верно, не затянуто, и самое ценное в конце - флешбэк: она же, только поюнее, потрезвее и поглаже лицом выходит замуж. Вальсирует в белом платье среди радостных тёть, дядь и бабуль. Ускользающая красота, серьёзно.