(no subject)
Заранее не было любви к Парижу и даже интереса. Париж казался вроде торта, в кондитерскую какую-то сторону: нежное, картавое, округлое. Рюши из крема.
На самом деле, Париж удобный и опасный. Здесь и уверенность в сегодняшнем дне, в хлебе с вином, и надежда на беду, беду, которая тебя приподнимает, отодвигает, точнее, границу предельно допустимого ужаса - сразу и то, и это.
Негр в метро - ехал напротив. Изысканный, в пальто, подумал, как завязать шарф, а динамика, мелкая, тонкая динамика негритянского тела осталась родная: кровь умножилась на культуру места и в сумме - лучшее, чем если бы он был только из этих или только из тех.
Есть города, чтобы рассматривать людей, а есть - где сам город, постройки. Париж в этом смысле универсальный, два в одном. Но удивительно, что я смогла с чувством рассматривать, кроме людей, и город, потому что города второго типа, города улиц и домов, меня обычно мало занимают. Я даже в Риме угорала чисто за римлян, а не за пантеоны. В смысле, меня же не трогает архитектура, изобразительное искусство вообще - на статичные формы смотреть могу только головой. Отдаю должное ловкости, в смысле, но не проникаюсь. Для проникновенности надо музыку или текст или историю или картинку, где двигаются.
А здесь я смотрю - и душа отлетает. Потому что тайны! Картинка двигается, даже когда стоит. Как на талантливой фотографии.
Категория цвета в Париже не работает, она неуместная. Нельзя спросить: какого Париж цвета? Надо: какого Париж света в эту минуту? Они так много оставили места для света, разработчики парижской анатомии, что вот это бело-желто-серое, а ночью синее, - оно уже голый, абсолютный свет, а не колор.
Каждый раз, когда шли гулять - в геометрию и светотень, не в расцветочку, а в чистое освещение - у меня фототелефон либо разряжался, либо забывался дома. Нехуй претендовать на то, что зафиксируешь - как бы говорили мне. Красота утечет, ее не удержать. Даже самая большая и самая лучшая машина для удержания всего - память человека - не сделает исчерпывающий принтскрин.
В памяти от Парижа остаются отдельные дыхания, ветерки, за которыми не успеваешь уследить, они летают по уникальным, не поддающимся анализу траекториям. Облако цитат, которые будут проступать по одной в виде аллюзий - при случае. При столкновении с подходящим катализатором.
Их грандиозные мосты, мосты-дворцы пол имеют деревянный, узкие, частые дощечки. Если смотреть под ноги, на стыках деревях видно, как далеко внизу дрожит Сена.
На террасах под красными лампами тепла и у арабских лотков, в китайских буфетах пять на пять метров, в привокзальных крепери, в буржуазных рококо-кофейнях, утопающих в фарфоре и лакированном дереве - всюду едят, пьют, сервируют. У всех гастрономический припадок, и у нас тоже был. Мы очень ели.
Мы очень ходили по улицам и полям, весна во Франции аномальная, как в России, ноль листьев, ну ладно, ноль двадцать пять, голые деревья, холодные ладони. Но как проступает из тумана Триумфальная арка или башня Эйфеля или башня Монпарнас: держите игру света, встречайте объект издали и до последнего не понимайте, какой он на самом деле есть.
Ждала почему-то, что Елисейские поля - реально, поля. Многие километры травы с цветами, разве что скот не пасется. А они - белоснежная рукотворная пустыня. Говоря по-пермски, эспланада. Только она колоссальная и странная. Я хочу сказать: Елисейские странные настолько, что обытовить их не в состоянии даже толпы туристов, туристы им как слону дробина, туристы теряются на фоне пространственного величия, как в горах. Этот пейзаж действительно способен обойтись без нас. Люди нужны были, что организовать геометрию полей, а теперь уже нет - всем спасибо, все свободны.
Еще открытие, из простодушных: надо же, так много всего придумали французы! Просто я об этом не помнила регулярно. По разным нишам сознания расфасованы сюрреалисты, экзистенциалисты, великие романисты, поэты, художники, короли-солнце, изобретатели кино и воздушного шара, первооткрыватели радиации, авторы парфюмерии. А они ведь все жили в одной стране: система. Национальный талант.
Дежа вю тоже сочинили французы - зафиксировали это состояние в языке, кодифицировали. Логично, что находясь на родине дежа вю, чаще обычного его хапаешь. С французским вином, что ли, или с испарениями реки Сены, поступает в кровь потусторонний ток, который заставляет тебя остановиться прямо посреди бульвара и схватиться за сердце. Ты это уже говорил, я знала, что ты именно это скажешь вот в таком ритме и вот на этом фоне, и вот так пойдет бровь.
Дежа вю работает как будильник: привет - говорят тебе, а вот и я. По плечу похлопали как бы бесконечной безграничной рукой. Ты не забывайся, пожалуйста, не думай, что все так просто, ты вон сколько лет живешь и до сих пор не ведаешь ни откуда взялся, ни куда денешься. Ты помни, будь добр, что кое-кто о тебе знает больше, чем ты сам. Всегда знал. И про категорию времени учти, что она искусственная, вы так давно решили развести прошлое, настоящее и будущее, так в это прочно поверили, в реальность расклада, что ну как-то даже неловко следить за вашей ложной мелкой логикой. Дежа вю развенчивает миф о прямой хронологии жизни. Вся твоя жизнь, как вариант, уже была.
Глупо в таком контексте говорить, что вот я весной 2013-го побывала в Париже, что значит - побывала? - но, так или иначе, у меня состоялась важная пространственно-временная синхронизация. Я через конкретный весенний Париж на короткий момент как бы выскочила из времени, я в нем была, есть и буду одновременно. То есть фактически я увидела Париж и умерла.
Правда, совсем ненадолго, спазмом, воскресла очень быстро. И на Пасху - в очень подходящий день - уехала в понятную, физическую Москву, где мне даже сны-то снятся раз в квартал, не говоря о дежавюшных приходах.