Церковь детства
По пути на рок-концерт зашли с Муравицким на Сельмаше в кафе Breda. Режиссер был голоден, а про клуб «Подземка» подозревал, что кроме бухла и музыки, там ничего не добыть. «Бреда» оказалась отчаянно, кричаще красивой. Красивее даже, чем московское караоке «Маска». Всё красное или золотое, огоньки, бахрома, уют, живая музыка - радушный толстяк поет под минусовку Шатунова. Какие-то ростовчане семейно праздновали день рождения. Танцевали. Три поколения: старики со старушками, мужики с бабами и одно дитя, девочка лет шести. Рослые, дородные. Девочка тоже довольно пухлая такая. И вот они все танцевали и были счастливы, Муравицкий жевал салат, а я любовалась этими счастливыми людьми чуть не до слёз. Я тоже хочу быть толстой, детной и махрово семейное застолье, сказала я Муравицкому. Посмотри на них, они прекрасны! Муравицкий моих восторгов не разделил. Он хочет быть худым, свободным и нормальной еды под нормальную музыку.
Нормальной музыки дали нам в ту ночь. Хотя, как нормальной - талантливо ебанутой, а не нормальной.
Клуб «Подземка» - идеальный рокерский подвал. При этом не задрипанный, все как-то с умом сделано, начиная с барной стройки и заканчивая сортирами. Сортиры, против обыкновения, не убиты и не заблеваны. На стенах сложная живописная вязь из лысых гуманоидов и их зеленых бутылок: не граффити, просто отличный рисунок от пола до потолка вместо обоев.
Мы с режиссером всю прошлую неделю искали для спектакля музыкальных партнеров и повстречались по наводке драматурга Медведева сперва с шаманом-электронщиком, затем с казаками-рэперами, и, наконец, в-последних и в-главных - с Денисом Третьяковым, фронтменом группы «Церковь детства». Денис нас позвал на концерт в субботу - и вот. Я до концерта успела только невнимательно прослушать песню «Страна приливов». Муравицкий ее полюбил из-за того, что там упоминается диавол. Ходил по квартире, пел: «Есть еще иная жизнь, я подарю ее тебе, Сатане поклонись, поклонись Сатане».
Своим обаянием музыка «Церкви детства» обязана в меньшей степени - Сатане, и в большей - детской, отчаянной оптике, через которую мир виден таким ясным, таким острым, что смотреть больно. Страшно и смешно. Как раз где-то между ужасом и весельем идут мессы у «Церкви детства».
Все, что Денис придумывает и поет - от первого лица, он как бы не наблюдатель описываемой безумной жизни, а ее обреченный и самоотверженный участник. Это с ним происходит, это он рискует, сам. Рискует и ржет попутно, передает привет Сатане и маньяку Чикатило. Красиво, как улыбка приговоренного к расстрелу - за секунду перед залпом. Когда мы отважно и небрежно шутим про смерть - разве это не улыбка приговоренных к расстрелу? Денис, впрочем, не то чтобы шутит про смерть, про окончание жизни. Он, скорее, шутит про то, как мы, живые еще, иногда умираем от того, какая красота и какая жуть внутри и снаружи. Глупый прекрасный беспощадный необратимый мир - полюбите его таким и только таким. Это он и есть. Если вам видно другое - вы себя наебываете, смотрите, полуприкрыв глаза, а глаза надо держать распахнутыми.
Даже не знаю, какую песню советовать вперед. Песню «Саранча», например. Песню «Дембельский поезд», которая, кстати, четкий саундтрек для моей пьесы «Призыв» про любовь и войну.
Любовь как война
с нее ежедневно
идут поезда
не торопятся сесть
отдавшие жизнь молодые мужчины
и юные девы, отдавшие
честь.
Песня «Заинька» дивная. Или «Минные поля». Разбирайте.
В клубе «Подземка» я сидела за черным столиком, пила пиво из большой кружки, танцевала даже, как бы принимая долгожданный подарок: я так давно не была на рок-концерте! Да можно сказать, я вообще никогда не была на рок-концерте ради чистой радости. Мелкая ходила ради тусовки. Места и музыки попадались обычно не те, многое меня на тех сейшенах раздражало. А тут мне всё нравилось - ровное однородное поле симпатии, без примесей. Денис вкрадчиво выводит лирическую протяжную, на «голубых просторах Дона» мелодия делает неожиданный шаг, и вся история расцветает в объемный цветок, которого я не могу объяснить и не должна. «Согрешила девица юная, глупое сердце согрешило». Одновременно я чувствую и иронию (потому что нет больше девиц и греха, а есть девчонки и их секс, ну и никто не будет сегодня с почвенническим пафосом петь оды Дону и русской земле - постпостмодернизм), и то, что издевательский Денис на самом деле предельно серьезен. Каждый твой раз с девицей или с Доном может оказаться последним.
Это пока ты подросток, на тебя шквалом обрушивается музыка и литература, находки и потрясающие встречи часты, а сейчас - не помню даже, какое у меня было крайнее музыкальное открытие. Или книжное. То ли много знаю, то ли мало ищу, то ли порог чувствительности стал выше. Вот почему меня потрясает собственное потрясение этой случайно обретенной ростовской музыкой. Сижу и слушаю, понимаете. Пробирает!
Пойду, расшифрую интервью с благодетелем Денисом.
А вам - медляк.
Click to viewЕще медляк.