Путёвка в небеса
День поэзии… я улетаю… почти целый день читаю стихи Льва Болдова и улетаю-таю-таю-таю-таю…. Первые пару часов просто влюбляюсь в них… но потом возвращаюсь в обыденность. Конечно, в моём нежном возрасте страшновато ВОТ ТАК безрассудно уплывать в чей-то безбрежный мир. Но , ДРУЗЬЯ МОИ, КАК ОН ПРЕКРАСЕН….
Талант - не дар, а банковская ссуда,
Годами возвращаемый кредит.
На фунт изюма горечи полпуда -
Господь за дозировками следит!
Ты думал, в рай попал - проветрись, парень!
Всевышний - не купчишка-филантроп.
Ты завербован им, а не одарен.
И жизнь положишь, расплатиться чтоб.
Забудь же все земные погремушки -
Ты лиру под расписку получил.
И с той минуты, братец, ты на мушке -
У Неба, не у рыночных жучил.
Но, сознавая, что из жизни выпал,
Что перекрыт надёжно путь наверх,
Себе признайся честно: был же выбор,
Хоть ты его с презрением отверг.
Ты мог бы в кабаках сорить деньгами
И нежиться в барханах женских тел.
Ты мог бы быть - с твоими-то мозгами -
Покруче многих, если б захотел!
Вольно ж тебе, над рифмами шаманя,
В услужливые веря чудеса,
Сидеть на кухне с фигою в кармане,
С оплаченной путёвкой в небеса!
Вот с этого всё и началось на «Рамонском роднике»… тогда его интервью и это стихотворение вошли в мою передачу о фестивале. Так хотелось его спросить о чём-то другом, кроме работы его поэтической мастерской… Хотелось с ним помолчать одной тишиной… дышать одним воздухом. Так происходит всегда, когда встречаешь человека, и тебе кажется, что он просто родной…. Он сложен, но где-то в тайниках моей души понимаем и прост… и от этого внутри гремит оркестр впечатлений.
Ключи от Рая - у меня в кармане.
А двери нет - весь дом пошёл на слом.
Там наши тени в утреннем тумане
Пьют кофе за невидимым столом,
От общего ломая каравая,
Пузатый чайник фыркает, как конь,
И бабушка, по-прежнему живая,
Сметает крошки хлебные в ладонь.
Присохла к сердцу времени короста.
Но проскользну, минуя все посты, -
Туда, где всё незыблемо и просто,
Где нету страхов, кроме темноты.
Где пахнет в кухне мамиными щами,
Где все печали - мимолётный вздор,
Где населён нелепыми вещами
Таинственный, как джунгли, коридор.
Там детские прощаются огрехи,
А радость не приходит на бровях.
Там сахарные звонкие орехи
На ёлочных качаются ветвях.
Там сказки, словно птицы, к изголовью
Слетаются - любую выбирай!
Там дышит всё покоем и любовью -
Он так уютен, мой карманный рай!
И далеки жестокие годины,
Где будет он, как яблоко, разъят…
Земную жизнь пройдя до середины,
Я постоял - и повернул назад.
==================================
Надо всё потерять, чтобы вновь оценить
Шум листвы и дождя серебристую нить,
Скрип качелей, трамваев трезвон поутру
И на скатерти солнечных бликов игру;
И в воскресном метро путь вдвоем налегке,
У торговки вокзальной черешню в кульке,
И тропу через лес, и безлюдье окрест,
И на даче поленьев березовых треск;
Зелень с грядки, из чайных стаканов вино,
И шмеля, залетевшего с гудом в окно,
Из колодца воды леденящей струю,
Шорох платья, усталую нежность твою,
И волос, по подушке рассыпанных, прядь -
Чтобы вновь полюбить, надо всё потерять!
================================
Бог с тобою, золотая рыбка!
Мне ли удержать тебя в ладонях?
Море укачает, словно зыбка,
Грусть мою, что никогда не тонет.
Бог - с тобой, беглянка золотая.
Тот, морской, с потешной бородою...
Как худые сети, залатаю
Душу, что изорвана тобою.
Обоймет осенняя прохлада,
В кокон свой меня запеленает...
Уплывай - я верю, что так надо.
Бог с тобой! А кто со мной?
Бог знает...
===========================
Устало веки прикрывает век,
Последний отмотав почти десяток.
Две борозды - колесный отпечаток -
Неторопливо заметает снег.
Он падает за воротник пальто,
Слезами застывает на ресницах.
Что веку умирающему снится
Сквозь это снеговое решето?
Должно быть, жаркой юности пора
Зарницами как прежде полыхает.
Летит сквозь время конница лихая,
Гремят раскаты дальнего «ура!».
А может, петербургский шумный зал.
Нарядные расставлены фигурки.
Бал, господа! И кружатся в мазурке
С красавицей-смолянкой лейб-гусар.
Слабеет память, ей уж не помочь.
Снег на плечах лежит, как эполеты.
Герои, императоры, поэты
Стоят, в седую вглядываясь ночь.
Он дремлет, век. Он ко всему привык.
Скрипят колеса, близится развязка.
Петляет инвалидная коляска
Среди примолкших улочек кривых.
Ладонь к виску, и жилка на виске.
Всё дальше - в сумрак ночи безнадежный,
Где сквозь метель пушистый венчик снежный
Несет фонарь в протянутой руке.
Безбожный век - он сам себе Господь.
Но в смертный час, гоня дурные вести,
Он втихомолку ваши окна крестит,
Сложив персты прозрачные в щепоть.
Это лишь немногое из моей наступившей Болдовской осени… они пришли вместе… неприметная до сих пор, желтеющая листва и стихи… которые, кружась в голове, спускаются золотым ворохом на тихую гладь мыслей.
Талант - не дар, а банковская ссуда,
Годами возвращаемый кредит.
На фунт изюма горечи полпуда -
Господь за дозировками следит!
Ты думал, в рай попал - проветрись, парень!
Всевышний - не купчишка-филантроп.
Ты завербован им, а не одарен.
И жизнь положишь, расплатиться чтоб.
Забудь же все земные погремушки -
Ты лиру под расписку получил.
И с той минуты, братец, ты на мушке -
У Неба, не у рыночных жучил.
Но, сознавая, что из жизни выпал,
Что перекрыт надёжно путь наверх,
Себе признайся честно: был же выбор,
Хоть ты его с презрением отверг.
Ты мог бы в кабаках сорить деньгами
И нежиться в барханах женских тел.
Ты мог бы быть - с твоими-то мозгами -
Покруче многих, если б захотел!
Вольно ж тебе, над рифмами шаманя,
В услужливые веря чудеса,
Сидеть на кухне с фигою в кармане,
С оплаченной путёвкой в небеса!
Вот с этого всё и началось на «Рамонском роднике»… тогда его интервью и это стихотворение вошли в мою передачу о фестивале. Так хотелось его спросить о чём-то другом, кроме работы его поэтической мастерской… Хотелось с ним помолчать одной тишиной… дышать одним воздухом. Так происходит всегда, когда встречаешь человека, и тебе кажется, что он просто родной…. Он сложен, но где-то в тайниках моей души понимаем и прост… и от этого внутри гремит оркестр впечатлений.
Ключи от Рая - у меня в кармане.
А двери нет - весь дом пошёл на слом.
Там наши тени в утреннем тумане
Пьют кофе за невидимым столом,
От общего ломая каравая,
Пузатый чайник фыркает, как конь,
И бабушка, по-прежнему живая,
Сметает крошки хлебные в ладонь.
Присохла к сердцу времени короста.
Но проскользну, минуя все посты, -
Туда, где всё незыблемо и просто,
Где нету страхов, кроме темноты.
Где пахнет в кухне мамиными щами,
Где все печали - мимолётный вздор,
Где населён нелепыми вещами
Таинственный, как джунгли, коридор.
Там детские прощаются огрехи,
А радость не приходит на бровях.
Там сахарные звонкие орехи
На ёлочных качаются ветвях.
Там сказки, словно птицы, к изголовью
Слетаются - любую выбирай!
Там дышит всё покоем и любовью -
Он так уютен, мой карманный рай!
И далеки жестокие годины,
Где будет он, как яблоко, разъят…
Земную жизнь пройдя до середины,
Я постоял - и повернул назад.
==================================
Надо всё потерять, чтобы вновь оценить
Шум листвы и дождя серебристую нить,
Скрип качелей, трамваев трезвон поутру
И на скатерти солнечных бликов игру;
И в воскресном метро путь вдвоем налегке,
У торговки вокзальной черешню в кульке,
И тропу через лес, и безлюдье окрест,
И на даче поленьев березовых треск;
Зелень с грядки, из чайных стаканов вино,
И шмеля, залетевшего с гудом в окно,
Из колодца воды леденящей струю,
Шорох платья, усталую нежность твою,
И волос, по подушке рассыпанных, прядь -
Чтобы вновь полюбить, надо всё потерять!
================================
Бог с тобою, золотая рыбка!
Мне ли удержать тебя в ладонях?
Море укачает, словно зыбка,
Грусть мою, что никогда не тонет.
Бог - с тобой, беглянка золотая.
Тот, морской, с потешной бородою...
Как худые сети, залатаю
Душу, что изорвана тобою.
Обоймет осенняя прохлада,
В кокон свой меня запеленает...
Уплывай - я верю, что так надо.
Бог с тобой! А кто со мной?
Бог знает...
===========================
Устало веки прикрывает век,
Последний отмотав почти десяток.
Две борозды - колесный отпечаток -
Неторопливо заметает снег.
Он падает за воротник пальто,
Слезами застывает на ресницах.
Что веку умирающему снится
Сквозь это снеговое решето?
Должно быть, жаркой юности пора
Зарницами как прежде полыхает.
Летит сквозь время конница лихая,
Гремят раскаты дальнего «ура!».
А может, петербургский шумный зал.
Нарядные расставлены фигурки.
Бал, господа! И кружатся в мазурке
С красавицей-смолянкой лейб-гусар.
Слабеет память, ей уж не помочь.
Снег на плечах лежит, как эполеты.
Герои, императоры, поэты
Стоят, в седую вглядываясь ночь.
Он дремлет, век. Он ко всему привык.
Скрипят колеса, близится развязка.
Петляет инвалидная коляска
Среди примолкших улочек кривых.
Ладонь к виску, и жилка на виске.
Всё дальше - в сумрак ночи безнадежный,
Где сквозь метель пушистый венчик снежный
Несет фонарь в протянутой руке.
Безбожный век - он сам себе Господь.
Но в смертный час, гоня дурные вести,
Он втихомолку ваши окна крестит,
Сложив персты прозрачные в щепоть.
Это лишь немногое из моей наступившей Болдовской осени… они пришли вместе… неприметная до сих пор, желтеющая листва и стихи… которые, кружась в голове, спускаются золотым ворохом на тихую гладь мыслей.