Сказочка на прощание
Все хорошо. Я выживу. Я ведьма. Но почему такое ощущение, что ударили под дых?
С волшебниками связываться нельзя - ведь знала это. Придут, переделают все по-своему… «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем» - это про них. Сделать счастливыми всех, и пусть никто обиженным не уйдет. И ничего тут не сделаешь - не воспротивишься, не сумеешь объяснить даже, что то, что им кажется «миром насилья» - мир, тебе родной. Натура у них такая. Призвание. А кому приятно, когда твой мир разрушают, пусть даже с благими намерениями? Вот поэтому и лучше держаться от них подальше.
А он ведь даже выглядел как типичный волшебник, когда я его встретила. Это мы разные бываем, а волшебники - они все узнаваемы. Их долбаный Свет оставляет свои отпечатки на внешности. Вот и он: волосы золотистые, длинные, вьющиеся, серые, а когда и ярко-синие глаза, усталое, волевое, немолодое, благородное лицо. И имя. Светлое, солнечное, сильное. Сначала, когда поняла, думала - ну надо же так лохануться, но потом осознала, что встреча была неизбежной. Рок. Предназначение. А потом полюбила.
Сам-то он ничего о себе не знал. Открылось просто: мир начал подчиняться оформленным желаниям: хочешь весь день вместе провести - будет день, хочешь удрать и искупаться вдвоем - будет так. И смех, и брызги, и поцелуи, и солнце сквозь мокрые ресницы. Да, и цена миром бралась - как же без этого. Мы, к сожалению, не можем назначать ее сами, расплатившись чем не жалко, мир возьмет сам.
Горькой иронией ситуации, когда Волшебника инициирует ведьма. Что я могла ему дать? Только осознание собственной его светлой силы. Ну, пыталась учить по мелочи, конечно: как можно кусочек удачи выкупить, подав правильному нищему, как любая мелочь может повлиять на путь, а он, в свою очередь, на жизнь. Серьезно - на любом выборе, направо или налево пойти, стоит классический сказочный камень, и коня потерять, ошибившись, не худший еще вариант.
Собственно, видеть такое - это единственное, что я умею. Выплетать ткань вероятностей, определять Путь. И провожать. Сопровождать и помогать найти. Это такое же мое предназначение, как у Волшебника - изменять мир и нести свет.
Наверное, можно было и по-другому как-то.
Вот только Мир любит лихо закручивать сюжеты: и моим Путем, моей судьбой стало сопроводить становление Волшебника и… отойти.
Он рушил мир. А я любила его на обломках. Зная, что нашему времени уже включили обратный отсчет. Это было время, как у Калугина: мы были пьяны «сладострастьем полета на обломках взорвавшихся жизней». Все, что мы делали, мы делали вместе: я плела кружево из нитей реальности, пытаясь «подстелить соломки», а он наполнял его силой. Мы делили пополам и боль и радость, точнее, все наши эмоции были единым целым - один неизбежно чувствовал то же, что другой, даже если не был рядом. Когда соединялись наши тела, время останавливалось, и лишь сплеталась над нами сила - его, яркая, как солнечный свет, такая, что больно глазам, и темно-серый дым моей. Он становился прозрачнее и… будто в разрывах облаков в небе в тумане начинали искриться звезды.
Это было счастье. И горечь от его конечности.
Думаете, мог смириться с такой ситуацией осознавший свою силу Волшебник? Изменяющий Мир? Он захотел, чтобы я осталась с ним. И сделал для этого все. Знаете, у них ведь нет полутонов, лишь черное и белое, тьма и свет, добро и зло. Нет извилистых петель тропинок, а есть прямая торная дорога. Поэтому я не устраивала его больше в качестве проводника. А спутницей, как он хотел, быть не могла. Он не смог с этим смириться.
Все мои: «Любимый, лучше же так, чем вообще никак? Ведь мы хоть как-то друг у друга есть. А никак - больно-больно даже от мысли. Хоть так, хоть сколько-нибудь….» встречались с его категоричным, уверенным: «Ты должна выбирать, быть со мной как положено, или не быть со мной вовсе». И рядом с его чистотой и цельностью я ощущала мелкой, трусливой и лживой свою душонку. И продолжала плести вероятности - не по судьбе уже, расплачиваясь внутренними ресурсами - хоть день еще, хоть взгляд получить.
Потому что выбора, на котором настаивал он, у меня не было. Все, что оставалось - тянуть развязку. И травить себе душу мечтой о том, как могло бы быть. Она была очень реалистичной - картинки, подчиняясь желанию Волшебника, обретали жизнь. Я не удерживалась от того, чтобы побывать в них: встретить его из поездки в домашней одежде, с ужином, пройтись вместе по магазинам, покупая какие-то швабры - будто бы в наш дом, планировать вместе, в каком углу дома можно было бы разместить мое рабочее место. Слабая. Жадная. Обреченная на одиночество. Хоть согреться. Хоть ненадолго.
Конечно, в итоге он поставил вопрос ребром. Прощаясь, я искала его поцелуя. А он спрятал губы, как от шлюхи. Их тоже в губы не целуют.
- Я не буду тебя целовать, пока ты не со мной. Пока ты не перестанешь уходить и прощаться.
Добро, оно такое, знаете, с кулаками.
Повернула его голову к себе. И поцеловала все-таки. Что сила ведьмы по сравнению с силой Волшебника? Пустяк. Но мной двигало отчаяние. Я прощалась. Целуя его в последний раз.
Ушла не оглядываясь. Дойти до угла прямо, а уже за ним можно упасть прямо в снег. Натура моя темная подсказывала оглянуться все же, да вслед ему метнуть за обиду заклятье позабористей. Из тех, что подвешены всегда «на быстром наборе» на кончиках пальцев на случай опасности. Не стала. Мы настолько еще друг в друге, что саму же отдача замучает: будет больнее, чем ему. Да и…люблю.
Закрыв глаза, наблюдаю вероятности. Своей собственной уже жизни. Я воспринимаю их в виде клубка цветных, разной толщины нитей. Можно вытянуть любую - некоторые тянутся легко, некоторые дергаются, запутывая клубок, некоторые вынимаются совсем легко и распадаются в пальцах. Я вижу провисшие, теряющие цвет нити вероятного Пути с ним. Он одним прикосновение мог бы вдохнуть в них жизнь. Может, нужно было решиться? Его сила и мое искусство вместе смогли бы переломить судьбу? Я вижу там свет и радость совместной деятельности и общих интересов. На одной из них я вижу даже ребенка: девочку с моими темными волосами и его голубыми глазами. Эта нить почему-то жизнеспособнее других. Считаю дни лунного цикла, дергаю испуганно нить - все определится через две недели. Дальше по нити снова выбор - может, и нет ничего, а может, аборт. И опять развилка - сказать-не сказать. Вряд ли, конечно, есть повод волноваться. Если бы новая жизнь хотела появиться, это давно произошло бы. Если не судьба, то не судьба во всем. Но подобная подлянка напоследок вполне в духе мироздания. Оно, как я уже говорила, любит лихо закрученные сюжеты.
Тусклым, жестким канатом скручиваются нити моего одиночества. Здесь и книги, и учеба, и музыка - все, что осталось от меня. Где-то, как обычно, видится болезнь и даже смерть. Это нормально, у всех так. Только у меня почему-то болезнь пугающе реальна.
Но нигде не видится счастья. Это тоже нормально. Это цена за то, что я способна указывать Путь.
Есть еще полумертвые нити, сухие, как лоза зимой: я могу, наверное, его вернуть. Пусть снова ненадолго. Пусть вот в таком режиме, который его не устраивает. Может быть, он поймет, что такое нуждаться в человеке настолько, чтобы согласиться - хоть так? Взять просто белый лист, пару капель своей крови и его волосы…. И все придумать. Ценой внутреннего резерва, ведьминского НЗ, отъедающего при использовании сразу кусок жизни. Нет. Нельзя так.
Открыла глаза.
Выживу.
Нужно только дышать. Как сложно, все же, это делать, когда тебя будто ударили под дых.
Или это твоя боль, Волшебник?