Впервые! Фрагменты последнего романа Габриэля Гарсиа Маркеса
Оригинал взят у ig_ast в Впервые! Фрагменты последнего романа Габриэля Гарсиа Маркеса
Наследники Габриэля Гарсиа Маркеса нашли рукопись ранее никогда не публиковавшегося романа. Это случилось 20 апреля, а саму рукопись нашли в столе у писателя.:
Книга называется "En agosto nos vemos" ("Увидимся в августе").
Перед вами перевод фрагментов первой главы прощального романа мастера. А продолжение будет в самые ближайшие дни.
Она вернулась на остров в пятницу, 16 августа, на двухчасовом пароме. На ней была рубашка в шотландскую клетку, джинсы, простые туфли на низком каблуке, обутые на босу ногу. Единственным ее багажом был атласный зонтик и пляжный саквояж. Среди такси на пристани она выбрала старой модели автомобиль, разъеденный селитрой. Шофер поприветствовал ее как старый знакомый, и, трясясь, они с грохотом поехали по нищей деревне мимо бамбуковых хижин с крышами из пальмовых листьев и белых песчаных улиц вдоль берега неспокойного моря. Ему приходилось хитростью уворачиваться от наглых свиней и голых детей, выскакивающих ему навстречу словно тореро, дразнящий быка. Миновав деревню, он выехал на аллею с уже настоящими пальмами, где были пляжи и отели, расположенные между открытым морем и лагуной, в которой обосновались голубые цапли. Наконец, он остановился у самого старого неприметного отеля.
Портье ждал ее с ключом от единственной комнаты на втором этаже с окнами, выходящими на лагуну. Она в четыре прыжка взбежала по лестнице и вошла в бедно обставленную комнату, где сильно пахло морилкой и почти все место занимала огромная супружеская кровать. Она достала из саквояжа лайковый несессер и книгу в твердом переплете и положила ее на ночной столик. Между страниц был заложен разрезной нож для бумаги из слоновой кости. Она достала ночную сорочку из розового шелка и положила под подушку. Вынув шелковый шейный платок с изображением тропических птиц, белую рубашку с короткими рукавами и поношенные парусиновые туфли, она отнесла все вещи вместе с несессером в ванную.
Перед тем, как привести себя в порядок, она сняла обручальное кольцо и мужские часы, которые носила на правом запястье, и наспех умылась, чтобы смыть дорожную пыль и прогнать послеобеденную дремоту. Обсушив лицо, она оценила перед зеркалом свои округлые, несмотря на двоих детей и почти пожилой возраст, и высокие, как и прежде, груди. Краями ладоней оттянула к ушам щеки, чтобы посмотреть на себя такой, какой была в молодости, и увидела собственную маску с китайскими глазами, приплюснутым носом и напряженными губами. Она приподняла первые неотвратимые морщины на лбу и показала идеальные зубы, тщательно почищенные после обеда на пароме. Натерла шариковым дезодорантом гладко выбритые подмышки и надела свежую хлопковую рубашку с вышитыми вручную инициалами АМБ на кармане. Расчесала прямые до плеч волосы и платком с птицами завязала их в конский хвост. Наконец, она смягчила губы простой гигиенической помадой, смочила языком указательные пальцы, чтобы разгладить прямые линии бровей, нанесла немного горьких духов за каждое ухо и встала прямо перед зеркалом со своим лицом увядающей матери. Кожа, без следа косметики, являла свой естественный оттенок, а у глаз цвета топаза под темными португальскими веками не было возраста. Она оценила себя спокойно и без жалости и нашла, что была почти настолько же хороша, насколько себя ощущала. И, только надев кольцо и часы, она поняла, что опаздывала: было без шести минут пять. Но она позволила себе минуту ностальгии, чтобы полюбоваться неподвижными цаплями в жарком пару лагуны. Большие черные тучи над кромкой моря благоразумно советовали ей захватить зонтик.
Такси ожидало её в тени банановой рощи у ворот. Оно начало удаляться по пальмовой аллее, пока не доехало до не закрытой тенью отелей лужайки, на которой жители устроили импровизированный рынок под открытым небом, и остановилось у ларька с цветами. Крупная негритянка, дремавшая в шезлонге, вздрогнула от неожиданности и проснулась; она узнала женщину на заднем сиденье автомобиля и, болтая и посмеиваясь, отдала ей букет гладиолусов, которые приготовила для неё с утра. Через несколько кварталов такси свернуло на еле проходимую дорожку, которая шла вверх карнизом, выложенным из камней. Сквозь разреженный от жары воздух виднелись прогулочные яхты, выстроившиеся вдоль пристани для туристических кораблей, уходящий паром, отдалённые очертания города в дымке горизонта, открытое Карибское море.
На вершине холма располагалось унылое кладбище для бедняков. Она без усилия толкнула ржавую калитку и вышла с букетом цветов на тропинку, по обеим сторонам которой лежали заросшие травами могилы, обломки гробов и куски обожжённых на солнце костей. Участки на заброшенном кладбище выглядели одинаково, в центре каждого стояло по раскидистому дереву сейбы. Камни, которыми была вымощена тропинка, причиняли боль даже сквозь перегретую резину подошв, а злое солнце просачивалось сквозь ткань пляжного зонтика. Из-за кустов появилась игуана, резко перед ней остановилась, взглянула на неё на миг и пустилась наутёк.
Она уже очистила три камня, обессилела и была вся в поту, когда ей удалось распознать надгробную надпись на желтоватом мраморе: имя матери и дату смерти, двадцать девять лет назад. Она привыкла рассказывать ей семейные новости: когда-то она поделилась с ней секретной информацией, чтобы та помогла ей решить, выходить ли замуж, и через несколько дней уверилась, что получила во сне ответ, показавшийся ей совершенно верным и мудрым. Нечто похожее случилось, когда её сын две недели был на грани жизни и смерти из-за дорожной аварии, только на этот раз ответ пришёл ей не во сне, а в разговоре с незнакомой женщиной, которая просто так подошла к ней на рынке. Она не была суеверной, но умом понимала, что её полное совпадение во всем с матерью продолжалось и после смерти той. Так что она задала свои вопросы этого года, положила цветы на могилу и ушла с уверенностью, что получит ответы в самый нежданный день.
Миссия закончена: она проделывала этот путь двадцать восемь лет подряд, ежегодно: 16 августа, в одно и то же время, в той же комнате отеля, на том же такси и у той же продавщицы цветов под палящим солнцем того же убогого кладбища, - чтобы положить букет свежих гладиолусов на могилу матери. С этого момента и до девяти часов следующего утра, когда уходит обратный паром, она была свободна.
Её звали Ана Магдалена Бак, ей исполнилось пятьдесят два года от роду, и двадцать три года было её заключенному по доброму согласию браку с мужчиной, который её любил, за которого она вышла, не окончив филологический факультет, всё ещё девственницей, не знавшей других отношений. Её отец был учителем музыки, и в свои восемьдесят два года продолжал работать дирижёром Областной Консерватории, а мать была известной учительницей младших классов в системе Монтессори, и, невзирая на свои заслуги, до последнего вздоха не хотела для себя ничего другого.
От неё Ана Магдалена унаследовала большие жёлтые глаза, умение быть краткой и ум, позволявший скрывать переменчивость характера. Похоронить её на острове она попросила за три дня до смерти. Ана Магдалена хотела сопровождать её с первой же поездки, но всем это показалось неразумным, ведь и сама мать не верила, что сможет пережить эту свою прихоть. Однако в первую годовщину смерти отец отвёз её на остров, чтобы заложить надгробие, так как могила ещё не была готова. Ану напугало путешествие на лодке с подвесным мотором, которое заняло почти четыре часа, при том что море не успокаивалось ни на секунду. Её восхитили пляжи из мелкого золотого песка у кромки девственной сельвы, громоподобный птичий гам и призрачный полёт серых цапель над заводью лимана. Но её угнетала нищета деревни, где, покуда не улеглось ненастье, им пришлось ночевать в гамаке, натянутом меж двух кокосовых пальм, - как угнетало и количество чернокожих рыболовов, руки которых были покалечены разорвавшимися раньше времени динамитными шашками. Несмотря ни на что, она поняла желание матери, как только увидела великолепие мира с вершины кладбищенского холма. Тогда-то она и дала себе зарок приносить ей букет цветов каждый год, покуда жива.
Перевели с испанского Александра Баженова и Ксения Негодаева
Наследники Габриэля Гарсиа Маркеса нашли рукопись ранее никогда не публиковавшегося романа. Это случилось 20 апреля, а саму рукопись нашли в столе у писателя.:
Книга называется "En agosto nos vemos" ("Увидимся в августе").
Перед вами перевод фрагментов первой главы прощального романа мастера. А продолжение будет в самые ближайшие дни.
Она вернулась на остров в пятницу, 16 августа, на двухчасовом пароме. На ней была рубашка в шотландскую клетку, джинсы, простые туфли на низком каблуке, обутые на босу ногу. Единственным ее багажом был атласный зонтик и пляжный саквояж. Среди такси на пристани она выбрала старой модели автомобиль, разъеденный селитрой. Шофер поприветствовал ее как старый знакомый, и, трясясь, они с грохотом поехали по нищей деревне мимо бамбуковых хижин с крышами из пальмовых листьев и белых песчаных улиц вдоль берега неспокойного моря. Ему приходилось хитростью уворачиваться от наглых свиней и голых детей, выскакивающих ему навстречу словно тореро, дразнящий быка. Миновав деревню, он выехал на аллею с уже настоящими пальмами, где были пляжи и отели, расположенные между открытым морем и лагуной, в которой обосновались голубые цапли. Наконец, он остановился у самого старого неприметного отеля.
Портье ждал ее с ключом от единственной комнаты на втором этаже с окнами, выходящими на лагуну. Она в четыре прыжка взбежала по лестнице и вошла в бедно обставленную комнату, где сильно пахло морилкой и почти все место занимала огромная супружеская кровать. Она достала из саквояжа лайковый несессер и книгу в твердом переплете и положила ее на ночной столик. Между страниц был заложен разрезной нож для бумаги из слоновой кости. Она достала ночную сорочку из розового шелка и положила под подушку. Вынув шелковый шейный платок с изображением тропических птиц, белую рубашку с короткими рукавами и поношенные парусиновые туфли, она отнесла все вещи вместе с несессером в ванную.
Перед тем, как привести себя в порядок, она сняла обручальное кольцо и мужские часы, которые носила на правом запястье, и наспех умылась, чтобы смыть дорожную пыль и прогнать послеобеденную дремоту. Обсушив лицо, она оценила перед зеркалом свои округлые, несмотря на двоих детей и почти пожилой возраст, и высокие, как и прежде, груди. Краями ладоней оттянула к ушам щеки, чтобы посмотреть на себя такой, какой была в молодости, и увидела собственную маску с китайскими глазами, приплюснутым носом и напряженными губами. Она приподняла первые неотвратимые морщины на лбу и показала идеальные зубы, тщательно почищенные после обеда на пароме. Натерла шариковым дезодорантом гладко выбритые подмышки и надела свежую хлопковую рубашку с вышитыми вручную инициалами АМБ на кармане. Расчесала прямые до плеч волосы и платком с птицами завязала их в конский хвост. Наконец, она смягчила губы простой гигиенической помадой, смочила языком указательные пальцы, чтобы разгладить прямые линии бровей, нанесла немного горьких духов за каждое ухо и встала прямо перед зеркалом со своим лицом увядающей матери. Кожа, без следа косметики, являла свой естественный оттенок, а у глаз цвета топаза под темными португальскими веками не было возраста. Она оценила себя спокойно и без жалости и нашла, что была почти настолько же хороша, насколько себя ощущала. И, только надев кольцо и часы, она поняла, что опаздывала: было без шести минут пять. Но она позволила себе минуту ностальгии, чтобы полюбоваться неподвижными цаплями в жарком пару лагуны. Большие черные тучи над кромкой моря благоразумно советовали ей захватить зонтик.
Такси ожидало её в тени банановой рощи у ворот. Оно начало удаляться по пальмовой аллее, пока не доехало до не закрытой тенью отелей лужайки, на которой жители устроили импровизированный рынок под открытым небом, и остановилось у ларька с цветами. Крупная негритянка, дремавшая в шезлонге, вздрогнула от неожиданности и проснулась; она узнала женщину на заднем сиденье автомобиля и, болтая и посмеиваясь, отдала ей букет гладиолусов, которые приготовила для неё с утра. Через несколько кварталов такси свернуло на еле проходимую дорожку, которая шла вверх карнизом, выложенным из камней. Сквозь разреженный от жары воздух виднелись прогулочные яхты, выстроившиеся вдоль пристани для туристических кораблей, уходящий паром, отдалённые очертания города в дымке горизонта, открытое Карибское море.
На вершине холма располагалось унылое кладбище для бедняков. Она без усилия толкнула ржавую калитку и вышла с букетом цветов на тропинку, по обеим сторонам которой лежали заросшие травами могилы, обломки гробов и куски обожжённых на солнце костей. Участки на заброшенном кладбище выглядели одинаково, в центре каждого стояло по раскидистому дереву сейбы. Камни, которыми была вымощена тропинка, причиняли боль даже сквозь перегретую резину подошв, а злое солнце просачивалось сквозь ткань пляжного зонтика. Из-за кустов появилась игуана, резко перед ней остановилась, взглянула на неё на миг и пустилась наутёк.
Она уже очистила три камня, обессилела и была вся в поту, когда ей удалось распознать надгробную надпись на желтоватом мраморе: имя матери и дату смерти, двадцать девять лет назад. Она привыкла рассказывать ей семейные новости: когда-то она поделилась с ней секретной информацией, чтобы та помогла ей решить, выходить ли замуж, и через несколько дней уверилась, что получила во сне ответ, показавшийся ей совершенно верным и мудрым. Нечто похожее случилось, когда её сын две недели был на грани жизни и смерти из-за дорожной аварии, только на этот раз ответ пришёл ей не во сне, а в разговоре с незнакомой женщиной, которая просто так подошла к ней на рынке. Она не была суеверной, но умом понимала, что её полное совпадение во всем с матерью продолжалось и после смерти той. Так что она задала свои вопросы этого года, положила цветы на могилу и ушла с уверенностью, что получит ответы в самый нежданный день.
Миссия закончена: она проделывала этот путь двадцать восемь лет подряд, ежегодно: 16 августа, в одно и то же время, в той же комнате отеля, на том же такси и у той же продавщицы цветов под палящим солнцем того же убогого кладбища, - чтобы положить букет свежих гладиолусов на могилу матери. С этого момента и до девяти часов следующего утра, когда уходит обратный паром, она была свободна.
Её звали Ана Магдалена Бак, ей исполнилось пятьдесят два года от роду, и двадцать три года было её заключенному по доброму согласию браку с мужчиной, который её любил, за которого она вышла, не окончив филологический факультет, всё ещё девственницей, не знавшей других отношений. Её отец был учителем музыки, и в свои восемьдесят два года продолжал работать дирижёром Областной Консерватории, а мать была известной учительницей младших классов в системе Монтессори, и, невзирая на свои заслуги, до последнего вздоха не хотела для себя ничего другого.
От неё Ана Магдалена унаследовала большие жёлтые глаза, умение быть краткой и ум, позволявший скрывать переменчивость характера. Похоронить её на острове она попросила за три дня до смерти. Ана Магдалена хотела сопровождать её с первой же поездки, но всем это показалось неразумным, ведь и сама мать не верила, что сможет пережить эту свою прихоть. Однако в первую годовщину смерти отец отвёз её на остров, чтобы заложить надгробие, так как могила ещё не была готова. Ану напугало путешествие на лодке с подвесным мотором, которое заняло почти четыре часа, при том что море не успокаивалось ни на секунду. Её восхитили пляжи из мелкого золотого песка у кромки девственной сельвы, громоподобный птичий гам и призрачный полёт серых цапель над заводью лимана. Но её угнетала нищета деревни, где, покуда не улеглось ненастье, им пришлось ночевать в гамаке, натянутом меж двух кокосовых пальм, - как угнетало и количество чернокожих рыболовов, руки которых были покалечены разорвавшимися раньше времени динамитными шашками. Несмотря ни на что, она поняла желание матери, как только увидела великолепие мира с вершины кладбищенского холма. Тогда-то она и дала себе зарок приносить ей букет цветов каждый год, покуда жива.
Перевели с испанского Александра Баженова и Ксения Негодаева