Благодарности от экс-наместника
Благодарности давно сложились в мыслях, но начну странно.
Я ехала играть по трем источникам. Для меня игра с самого начала была кроссовером.
Акаллабет, Рим, современность.
На игре, целиком посвященной Нуменору, я играла бы иначе.
На игре, целиком посвященной Риму, что забавно, тоже.
И потому я благодарю мастеров и, в первую очередь, Сули. Я видела - очень и очень со стороны, но все же - как долго вынашивалась эта игра, как она стала в какой-то момент необходимой и своим мастерам, и некоторым игрокам. И я очень благодарна вам, ребята, за то, что мне было, где это сыграть - вот этот дикий кроссовер, в котором у меня была и своя любовь, и свои болевые точки. Думаю, из таких условий можно было вытащить и сыграть что-то в десять раз более яркое, чем получилось. Кучу недоделок и пропущенных связок я вижу, теперь обсуждать это можно только задним числом. Но то, что у персонажа было изначально несколько исходников, и нуменорский - лишь один из них, я недоработкой не считаю. Это было условие.
Если эти три-источника-три-составные кажутся неявно прописанными в концепте - ну, вот мне не кажутся, одно наличие форума в Роменне для меня бесконечно красноречиво.
Это была благодарность мастерам.
Так получилось, что у нас было мало пересечений с мелькорианской общиной. Нет, не так. Я видела, что внутри общины идет напряженная игра. Но не навязывала этой игре себя без надобности, потому что оттенок игры там был все же немного другой. Когда община выходила на меня, мы, мне казалось, сопрягались нормально. Большое спасибо бару Имразору, было неизменно интересно. Вообще, мелькорианцы и столица - на мой взгляд издалека получились безупречны и ярки, но личного взаимодействия у нас не было.
Мало пересечений было и со знатью. Персонаж был типичным homo novus, изображать из себя аристократа считал смешным и глупым, точек пересечения с истинной аристократией не было. Ну вот... арестовали однажды не того. Бари Нилумит, вы уж простите: я тогда решил, что лучше сразу побегу, чем буду тратить время на светские прощания. Вашему подопечному так точно было лучше, поверьте.
О лордах Андуниэ - отдельно.
О канцелярии - тоже.
А больше всего мой персонаж был связан с Роменной.
С этой портовой Остией, с этой треклятой Субурой, с ненавистным городом Роменной, odi et amo, и я не знаю, как это возможно, но, кроме нее, по итогам, у Хаскела ничего не осталось.
Надо было давно уже развернуться и уезжать к себе в поместье, и встретить Волну там или в дороге, но завис в кабаке - пусть уж одни уплывут куда надо, а другие, куда не надо, я просто посмотрю, мне интересно, я так давно просто не сидел на площади и не смотрел.
Я все еще чувствую стоящую передо мной Роменну, молчащую Роменну... ее упрекают в этом молчании, а мне помнится в нем сила и презрение.
Этот вечный город у вечного моря, город, который останется собой, несмотря на смену королей и наместников, и даже сменив остров на континент, Роменна останется Роменной. Хаскел от души ненавидел свою тюрьму, Роменна радостно платила ему тем же, а потом... слишком много клочьев души осталось на этих камнях и людях, чтобы разъединить Хаскела с ней.
У меня не было родных, у меня был только один друг: как пойдет, думалось мне. И вдруг появилась Роменна.
Я пью за тебя, не-моя-Роменна, привязавший к себе накрепко, навсегда город.
Я помню вас всех в лицо. Я помню вас всех по именам.
Аэрин, плачущая, как мне казалось, на развалинах своего дома, а на самом деле потому, что ее друзья не поделились с ней своей главной тайной.
Русико, Найра, Аза, Рот, Имлах.
- Прикажете до конца пить?
- Предки, это Аза. Аза, это предки.
И тарелка еды, принесенная мне ровно перед обыском у Астадора и ошеломившая до полной утраты трудоспособности: они - мне - еду? за что?
Как своему...
Бэл, сумасшедшая и ослепительная, веселая и непреклонная.
- А я свободна, ваше величество. У меня есть свобода не подчиняться вашим приказам.
Иса, осведомитель третьего отделения и перекупщик веществ - как мне были дороги обе твои ипостаси.
Вальяжный, предприимчивый, умница Асгар:
- Чьи предки? Купите, будут ваши!
Марах, неиссякаемое любопытство в глазах, ему бы не лекарство от смерти искать, а книги по истории сочинять, такому вдумчивому очевидцу цены же не будет.
Мзевинар, волевое лицо, сжатые губы:
- Я не хочу, чтобы службы Мелькору проводились в библиотеке!
- ...а кто не услышал слово "временно", скоро услышит слово "постоянно"!
Галбэхор и Талион берут его под руки, ловят его взгляд, потом оборачиваются решительно:
- Мы освободим зал.
До этого, с Талионом:
- Я не люблю Роменну. Но и зла ей я не хочу.
- Я знаю. Спасибо и за это.
Многостраничные приложения Галбэхора к отчетам канцелярии, от которых Хаскела нескрываемо кривило. Очень знающий человек.
Глава таможни с подписью Зигура в кармане.
Ломи с вечной сетью в руках.
Капитан, к которому лучше не поворачиваться спиной.:)
Мано, художник.
- Лучше собери все сам. Свои холсты, рукописи и свитки. Не дожидайся, пока туда придет стража. Это все, что я могу для тебя сделать.
И деньги, от которых он не отказывается, хоть и не рад им.
Снося дома, я, конечно, "выбрал самых беззащитных". Мой личный список "чем ты приблизил Волну" будет вроде приложений Галбэхора.
Арьянтэ.
- Снеси мой. Я все равно живу на площади.
- Что ж. Тебя никто за язык не тянул.
- Наместник. Не тупи.
Варбузар, которому я расписывал место для будущей могилы с соснами и канарейками так слезливо, что дед решил пока не помирать. Его внуки, один из которых точно саботажник, а как шила паруса для армады внучка - не скажу, не успел вглядеться: но взгляд был до того старательный, что есть у меня сомнения.
Роменна лукава, настырна и упряма.
Король взывает к толпе на площади, а Роменна большей частью молчит? Роменна при этом громко думает. И я боюсь мыслей Роменны, потому что они неуязвимей людей.
Эреллонт.
Разговор с королем после этого не показался главным, потому что главное уже состоялось.
С ним я говорил о смерти так, как больше ни с кем.
- ...и пусть у меня будет сто лет, чтобы придумывать форму завитка на виске мраморной девушки. И еще сто лет, чтобы воплощать его. А еще через сто лет понять, что нужно иначе - и разбить прежние эскизы, и думать еще сто лет. А когда не думается и не пишется - сто лет смотреть на море. Вот чего меня лишили, вот это у меня отнято. Совершенство творчества, возможность этого совершенства.
И слова Эреллонта в ответ, и это так важно, что нельзя не договорить, внезапно нельзя броситься в море раньше, чем он скажет то, что хотел мне сказать...
Об этом мы говорили с Амандилем, это не нашло разрешения для Хаскела: чувство нелюбимого младшего ребенка, который ничего уже не хочет ни от Валар, ни от Эру.
Даже силой.
Даже бессмертия.
Мне не нужна твоя армада, король. Мне вообще ничего от них не нужно.
Амандиль, Элендиль.
Они не кичились своим превосходством, но разговоры с ними - одно из самых сильных воспоминаний. Не пафос, но благородство многих поколений - и попробуй это сыграй, а вот у них получилось. Спасибо вам.
- Я не хочу в колонии! Что мне там делать? Выть на море? Писать скорбные элегии? Там порой даже родного языка не услышишь, не говоря уже о том, чтобы говорить так, как мы сейчас - когда на одну сказанную фразу приходятся две несказанные, но услышанные. Мне хочется тонкости...
- Хаскел, вы сидите по уши в дерьме и вам хочется тонкости?
Мимо сосредоточенно проносят свертки, в них смутно угадывается парусина и пенька.
Амандиль, очень светски:
- Ну ничего не стесняются.
Бар Амандиль, вы выбрали лучшего спутника из всех возможных, но сожаления будут грызть меня всегда.
- Король сказал: ты не плывешь на запад? значит, ты трус. И тогда я уплыл первым.
Элендиль, спасибо. От тебя как-то светлело, когда ты появлялся.
Что такое для нуменорца родные могилы, лично я прочувствовал вполне.
- Я приду к вам, - тяжело говорит Амандиль. - Я приду, и вы сами - слышите, сами, - отдадите мне положенную медную монету.
А еще у меня была канцелярия.
Распяленная вместе со мной между Роменной и столицей, между Верными и людьми Короля.
Больше всего страдала от хамства наместника именно канцелярия, и особенно стража: простите, ребята.
Тариэл, все наши разговоры, в основном, сквозь зубы.
- Кто у вас похоронен здесь?
Предельно сухо и отчетливо:
- Весь мой род.
- Сочувствую.
И только однажды - и то не срываясь в крик: за стеной посетители и стражники, - жалящим полушепотом:
- Это вы виноваты! Вы и те, другие, в совете, кто допустил, чтобы там появилось такое!
Илинлуг. Да, один друг у меня все-таки был. Спасибо тебе за то, что был рядом.
Диргон. На которого можно свалить грязную работу. И он сделает. Но совсем в ночи придет и спросит:
- А если мы будем тянуть волынку с этим кладбищем? оградим место - и надолго растянем переустройство? город поймет.
- Ваша-то голова останется при вас!
- Да я понимаю. Но, может быть, все-таки...
Астадор и его супруга. В вас тоже очень ярко говорила кровь. Да, Астадор, и в тебе тоже, что угодно говори про свою родню. Простите, вам тоже досталось от Хаскела и насмешек, и хамства.
Спасибо бару Илиру за прекрасно отыгранную великосветскую спесь, которая постепенно стекала до разговоров совсем уж по душам.
И чудеснейшей Зимрамит, душе нашего разношерстого общества. Конспект моего наркотического бреда меня просто вынес после игры.
- Но я видела, бар Хаскел, что это вас успокаивает.
У меня затяжное осознание этой игры, по самым разным причинам.
Роменна Хаскела приняла, в конце концов - и это как незаслуженный подарок, как надпись на кораблике "здесь есть надежда".
Спасибо всем вам.
Я ехала играть по трем источникам. Для меня игра с самого начала была кроссовером.
Акаллабет, Рим, современность.
На игре, целиком посвященной Нуменору, я играла бы иначе.
На игре, целиком посвященной Риму, что забавно, тоже.
И потому я благодарю мастеров и, в первую очередь, Сули. Я видела - очень и очень со стороны, но все же - как долго вынашивалась эта игра, как она стала в какой-то момент необходимой и своим мастерам, и некоторым игрокам. И я очень благодарна вам, ребята, за то, что мне было, где это сыграть - вот этот дикий кроссовер, в котором у меня была и своя любовь, и свои болевые точки. Думаю, из таких условий можно было вытащить и сыграть что-то в десять раз более яркое, чем получилось. Кучу недоделок и пропущенных связок я вижу, теперь обсуждать это можно только задним числом. Но то, что у персонажа было изначально несколько исходников, и нуменорский - лишь один из них, я недоработкой не считаю. Это было условие.
Если эти три-источника-три-составные кажутся неявно прописанными в концепте - ну, вот мне не кажутся, одно наличие форума в Роменне для меня бесконечно красноречиво.
Это была благодарность мастерам.
Так получилось, что у нас было мало пересечений с мелькорианской общиной. Нет, не так. Я видела, что внутри общины идет напряженная игра. Но не навязывала этой игре себя без надобности, потому что оттенок игры там был все же немного другой. Когда община выходила на меня, мы, мне казалось, сопрягались нормально. Большое спасибо бару Имразору, было неизменно интересно. Вообще, мелькорианцы и столица - на мой взгляд издалека получились безупречны и ярки, но личного взаимодействия у нас не было.
Мало пересечений было и со знатью. Персонаж был типичным homo novus, изображать из себя аристократа считал смешным и глупым, точек пересечения с истинной аристократией не было. Ну вот... арестовали однажды не того. Бари Нилумит, вы уж простите: я тогда решил, что лучше сразу побегу, чем буду тратить время на светские прощания. Вашему подопечному так точно было лучше, поверьте.
О лордах Андуниэ - отдельно.
О канцелярии - тоже.
А больше всего мой персонаж был связан с Роменной.
С этой портовой Остией, с этой треклятой Субурой, с ненавистным городом Роменной, odi et amo, и я не знаю, как это возможно, но, кроме нее, по итогам, у Хаскела ничего не осталось.
Надо было давно уже развернуться и уезжать к себе в поместье, и встретить Волну там или в дороге, но завис в кабаке - пусть уж одни уплывут куда надо, а другие, куда не надо, я просто посмотрю, мне интересно, я так давно просто не сидел на площади и не смотрел.
Я все еще чувствую стоящую передо мной Роменну, молчащую Роменну... ее упрекают в этом молчании, а мне помнится в нем сила и презрение.
Этот вечный город у вечного моря, город, который останется собой, несмотря на смену королей и наместников, и даже сменив остров на континент, Роменна останется Роменной. Хаскел от души ненавидел свою тюрьму, Роменна радостно платила ему тем же, а потом... слишком много клочьев души осталось на этих камнях и людях, чтобы разъединить Хаскела с ней.
У меня не было родных, у меня был только один друг: как пойдет, думалось мне. И вдруг появилась Роменна.
Я пью за тебя, не-моя-Роменна, привязавший к себе накрепко, навсегда город.
Я помню вас всех в лицо. Я помню вас всех по именам.
Аэрин, плачущая, как мне казалось, на развалинах своего дома, а на самом деле потому, что ее друзья не поделились с ней своей главной тайной.
Русико, Найра, Аза, Рот, Имлах.
- Прикажете до конца пить?
- Предки, это Аза. Аза, это предки.
И тарелка еды, принесенная мне ровно перед обыском у Астадора и ошеломившая до полной утраты трудоспособности: они - мне - еду? за что?
Как своему...
Бэл, сумасшедшая и ослепительная, веселая и непреклонная.
- А я свободна, ваше величество. У меня есть свобода не подчиняться вашим приказам.
Иса, осведомитель третьего отделения и перекупщик веществ - как мне были дороги обе твои ипостаси.
Вальяжный, предприимчивый, умница Асгар:
- Чьи предки? Купите, будут ваши!
Марах, неиссякаемое любопытство в глазах, ему бы не лекарство от смерти искать, а книги по истории сочинять, такому вдумчивому очевидцу цены же не будет.
Мзевинар, волевое лицо, сжатые губы:
- Я не хочу, чтобы службы Мелькору проводились в библиотеке!
- ...а кто не услышал слово "временно", скоро услышит слово "постоянно"!
Галбэхор и Талион берут его под руки, ловят его взгляд, потом оборачиваются решительно:
- Мы освободим зал.
До этого, с Талионом:
- Я не люблю Роменну. Но и зла ей я не хочу.
- Я знаю. Спасибо и за это.
Многостраничные приложения Галбэхора к отчетам канцелярии, от которых Хаскела нескрываемо кривило. Очень знающий человек.
Глава таможни с подписью Зигура в кармане.
Ломи с вечной сетью в руках.
Капитан, к которому лучше не поворачиваться спиной.:)
Мано, художник.
- Лучше собери все сам. Свои холсты, рукописи и свитки. Не дожидайся, пока туда придет стража. Это все, что я могу для тебя сделать.
И деньги, от которых он не отказывается, хоть и не рад им.
Снося дома, я, конечно, "выбрал самых беззащитных". Мой личный список "чем ты приблизил Волну" будет вроде приложений Галбэхора.
Арьянтэ.
- Снеси мой. Я все равно живу на площади.
- Что ж. Тебя никто за язык не тянул.
- Наместник. Не тупи.
Варбузар, которому я расписывал место для будущей могилы с соснами и канарейками так слезливо, что дед решил пока не помирать. Его внуки, один из которых точно саботажник, а как шила паруса для армады внучка - не скажу, не успел вглядеться: но взгляд был до того старательный, что есть у меня сомнения.
Роменна лукава, настырна и упряма.
Король взывает к толпе на площади, а Роменна большей частью молчит? Роменна при этом громко думает. И я боюсь мыслей Роменны, потому что они неуязвимей людей.
Эреллонт.
Разговор с королем после этого не показался главным, потому что главное уже состоялось.
С ним я говорил о смерти так, как больше ни с кем.
- ...и пусть у меня будет сто лет, чтобы придумывать форму завитка на виске мраморной девушки. И еще сто лет, чтобы воплощать его. А еще через сто лет понять, что нужно иначе - и разбить прежние эскизы, и думать еще сто лет. А когда не думается и не пишется - сто лет смотреть на море. Вот чего меня лишили, вот это у меня отнято. Совершенство творчества, возможность этого совершенства.
И слова Эреллонта в ответ, и это так важно, что нельзя не договорить, внезапно нельзя броситься в море раньше, чем он скажет то, что хотел мне сказать...
Об этом мы говорили с Амандилем, это не нашло разрешения для Хаскела: чувство нелюбимого младшего ребенка, который ничего уже не хочет ни от Валар, ни от Эру.
Даже силой.
Даже бессмертия.
Мне не нужна твоя армада, король. Мне вообще ничего от них не нужно.
Амандиль, Элендиль.
Они не кичились своим превосходством, но разговоры с ними - одно из самых сильных воспоминаний. Не пафос, но благородство многих поколений - и попробуй это сыграй, а вот у них получилось. Спасибо вам.
- Я не хочу в колонии! Что мне там делать? Выть на море? Писать скорбные элегии? Там порой даже родного языка не услышишь, не говоря уже о том, чтобы говорить так, как мы сейчас - когда на одну сказанную фразу приходятся две несказанные, но услышанные. Мне хочется тонкости...
- Хаскел, вы сидите по уши в дерьме и вам хочется тонкости?
Мимо сосредоточенно проносят свертки, в них смутно угадывается парусина и пенька.
Амандиль, очень светски:
- Ну ничего не стесняются.
Бар Амандиль, вы выбрали лучшего спутника из всех возможных, но сожаления будут грызть меня всегда.
- Король сказал: ты не плывешь на запад? значит, ты трус. И тогда я уплыл первым.
Элендиль, спасибо. От тебя как-то светлело, когда ты появлялся.
Что такое для нуменорца родные могилы, лично я прочувствовал вполне.
- Я приду к вам, - тяжело говорит Амандиль. - Я приду, и вы сами - слышите, сами, - отдадите мне положенную медную монету.
А еще у меня была канцелярия.
Распяленная вместе со мной между Роменной и столицей, между Верными и людьми Короля.
Больше всего страдала от хамства наместника именно канцелярия, и особенно стража: простите, ребята.
Тариэл, все наши разговоры, в основном, сквозь зубы.
- Кто у вас похоронен здесь?
Предельно сухо и отчетливо:
- Весь мой род.
- Сочувствую.
И только однажды - и то не срываясь в крик: за стеной посетители и стражники, - жалящим полушепотом:
- Это вы виноваты! Вы и те, другие, в совете, кто допустил, чтобы там появилось такое!
Илинлуг. Да, один друг у меня все-таки был. Спасибо тебе за то, что был рядом.
Диргон. На которого можно свалить грязную работу. И он сделает. Но совсем в ночи придет и спросит:
- А если мы будем тянуть волынку с этим кладбищем? оградим место - и надолго растянем переустройство? город поймет.
- Ваша-то голова останется при вас!
- Да я понимаю. Но, может быть, все-таки...
Астадор и его супруга. В вас тоже очень ярко говорила кровь. Да, Астадор, и в тебе тоже, что угодно говори про свою родню. Простите, вам тоже досталось от Хаскела и насмешек, и хамства.
Спасибо бару Илиру за прекрасно отыгранную великосветскую спесь, которая постепенно стекала до разговоров совсем уж по душам.
И чудеснейшей Зимрамит, душе нашего разношерстого общества. Конспект моего наркотического бреда меня просто вынес после игры.
- Но я видела, бар Хаскел, что это вас успокаивает.
У меня затяжное осознание этой игры, по самым разным причинам.
Роменна Хаскела приняла, в конце концов - и это как незаслуженный подарок, как надпись на кораблике "здесь есть надежда".
Спасибо всем вам.