Понравилось
Оригинал взят у eilin_o_connor в почти новогоднее
Незадолго до Нового года маленький пудель подорвался на мине. Было так: мы шли по вечернему двору, когда пробегавший мимо мальчишка лет шести бросил что-то мне под ноги. "Что-то" отлетело на несколько шагов и хлопнуло у пса точнёхонько под животом. Петарда или что там ещё взрывается с таким смачным бдыщем.
Характерна наша с пуделем реакция. Я завизжала, обделалась, упала плашмя, доползла на брюхе до подъезда и неделю сидела под кроватью, трясясь в эпилептических судорогах при каждом фейерверке. И всё это за каких-то несколько секунд.
Пудель же, трусоватый мой маленький пудель, боящийся мусорных пакетов, звенящих рельсов и сумок на колёсиках, недоумённо взглянул себе под пузо. Видимо, подозревал, что от него что-то отвалилось, но не мог понять, что это за деталь и почему она самоликвидировалась. Убедившись, что он и без неё функционирует нормально, пудель пожал плечами и потрусил ко мне.
Мальчишка наблюдал за нами издалека. Затем приблизился на безопасное расстояние и крикнул:
- Извините! Я нечаянно! Я промахнулся!
Подавив искушение поднять кирпич со словами "а теперь моя очередь", я попросила:
- Не делай так больше, пожалуйста.
Удивлённый не совсем ожидаемой реакцией, пацан подошёл ближе.
[читать дальше]
- Я собак люблю! - виновато поделился он.
- Ну хочешь, - говорю, - погладь.
И этот маленький хмырь бестрепетно подошёл. Сел на корточки, подставил псу лицо, обнял его гнусными своими ручонками.
Вот же, думаю, какие дети доверчивые пошли. Я ведь щас как схвачу этого сукиного сына за капюшон со светоотражателем, как расхохочусь демоническим смехом, как поволоку его, рыдающего и молящего о пощаде, в тот круг ада, куда навеки заключены дети, швыряющие петарды и капитошек в окружающих и нижепроходящих.
А он сидит себе беззаботно, маленький прохвост. Смеётся, когда пудель облизывает ему подбородок.
- Как, - спрашиваю, - зовут тебя, упырёныш?
- Вова. А его?
Разумеется. Кто бы хоть раз меня спросил, как моё имя, сколько мне лет и нравится ли мне, когда меня чешут под подбородком.
- Патрик, - отвечаю.
- Хороший Патрик!
- Хороший, - говорю, - когда не заикается и с полным комплектом кишок.
- А?
- Ничего, - говорю. - Петардами больше не бросайся.
- Я больше не буду! У меня только фейерверки остались.
- Фейерверки? - спрашиваю с хорошо выверенной порцией здорового недоверия в голосе.
Конечно, он купился. Конечно, никакие это оказались не фейерверки, а обычные бенгальские свечи. И само собой разумеется, через две минуты мы втыкали их в приземистые сугробы, поджигали и смотрели, как стреляет и рассыпается пышными искрами волшебная серебристая палочка, а потом ещё подрагивает запоздалым огоньком, словно сомневаясь, затухать или нет.
Какая-то старуха в тулупе, проходя мимо, с ненавистью выкрикнула:
- Хулиганите! Развелось уродов!
И, стукнув клюкой об лёд, щедро рассыпала по чистой до скрипа вечерней тишине несколько довольно грязных идиоматических выражений.
- Можно я в неё петардой кину? - спрашивает мальчик Вова.
Всего каких-то пять минут совместного созерцания свечей, и я уже авторитет в таких серьёзных вопросах. Лестно, чёрт возьми!
- Нет, - говорю, - нельзя.
- Почему?
Я задумалась. Действительно, почему нельзя в злую старуху петардой?
Так и не подобрав веских возражений, говорю:
- А вдруг у неё тоже собака есть.
- Ну и ладно, - тут же смирился мальчик Вова.
А я внезапно осознала, что, пожалуй, это один из базовых принципов недеяния зла ближнему своему, даже если он с клюкой и в тулупе. Потому что где-то рядом с ним может бегать невидимая в темноте собака: маленький кудлатый пудель с развесистыми ушами или подпалая овчарка с умным лицом, которые точно ни в чём не виноваты. А достанется им.
Потом мы возвращались домой, мальчик Вова болтал ерунду, я не уступала. Когда добрались до моего подъезда, из-за угла вдруг порывистыми шагами вышел седой ветер с метлой, в два взмаха расчистил небо над нами и исчез, словно и не было.
Ночь осторожно, недоверчиво выложила сначала одну искорку. Потом вторую. Затем поверила, что можно! что больше никто не придёт и не заляпает пятнами грязных мокрых туч её отглаженные к празднику небеса! - и расточительно сыпанула сразу горсть свежих, только с мороза, отборных, крупных, как яблоки, звёзд.
- Кто-то там наверху тоже зажигает бенгальские огни, - говорю лирически.
Мальчик Вова посмотрел на меня с сомнением. В глазах его читалось: "Лишь бы петардой не долбанул".
- Пошёл я, - говорит. - Вон там живу, на восьмом.
Сунул руки в карманы и зашагал по направлению к соседнему тополю, где на шестом гнездятся вороны, на втором прочно застрял старенький воздушный змей, а на самую верхушку по вторникам и четвергам залетает серо-голубое облако, курит там украдкой, пока мама не видит, возвращается к своим, и после него ещё некоторое время висит едва заметный сероватый дымок.
Потом рассеивается, конечно.
Незадолго до Нового года маленький пудель подорвался на мине. Было так: мы шли по вечернему двору, когда пробегавший мимо мальчишка лет шести бросил что-то мне под ноги. "Что-то" отлетело на несколько шагов и хлопнуло у пса точнёхонько под животом. Петарда или что там ещё взрывается с таким смачным бдыщем.
Характерна наша с пуделем реакция. Я завизжала, обделалась, упала плашмя, доползла на брюхе до подъезда и неделю сидела под кроватью, трясясь в эпилептических судорогах при каждом фейерверке. И всё это за каких-то несколько секунд.
Пудель же, трусоватый мой маленький пудель, боящийся мусорных пакетов, звенящих рельсов и сумок на колёсиках, недоумённо взглянул себе под пузо. Видимо, подозревал, что от него что-то отвалилось, но не мог понять, что это за деталь и почему она самоликвидировалась. Убедившись, что он и без неё функционирует нормально, пудель пожал плечами и потрусил ко мне.
Мальчишка наблюдал за нами издалека. Затем приблизился на безопасное расстояние и крикнул:
- Извините! Я нечаянно! Я промахнулся!
Подавив искушение поднять кирпич со словами "а теперь моя очередь", я попросила:
- Не делай так больше, пожалуйста.
Удивлённый не совсем ожидаемой реакцией, пацан подошёл ближе.
[читать дальше]
- Я собак люблю! - виновато поделился он.
- Ну хочешь, - говорю, - погладь.
И этот маленький хмырь бестрепетно подошёл. Сел на корточки, подставил псу лицо, обнял его гнусными своими ручонками.
Вот же, думаю, какие дети доверчивые пошли. Я ведь щас как схвачу этого сукиного сына за капюшон со светоотражателем, как расхохочусь демоническим смехом, как поволоку его, рыдающего и молящего о пощаде, в тот круг ада, куда навеки заключены дети, швыряющие петарды и капитошек в окружающих и нижепроходящих.
А он сидит себе беззаботно, маленький прохвост. Смеётся, когда пудель облизывает ему подбородок.
- Как, - спрашиваю, - зовут тебя, упырёныш?
- Вова. А его?
Разумеется. Кто бы хоть раз меня спросил, как моё имя, сколько мне лет и нравится ли мне, когда меня чешут под подбородком.
- Патрик, - отвечаю.
- Хороший Патрик!
- Хороший, - говорю, - когда не заикается и с полным комплектом кишок.
- А?
- Ничего, - говорю. - Петардами больше не бросайся.
- Я больше не буду! У меня только фейерверки остались.
- Фейерверки? - спрашиваю с хорошо выверенной порцией здорового недоверия в голосе.
Конечно, он купился. Конечно, никакие это оказались не фейерверки, а обычные бенгальские свечи. И само собой разумеется, через две минуты мы втыкали их в приземистые сугробы, поджигали и смотрели, как стреляет и рассыпается пышными искрами волшебная серебристая палочка, а потом ещё подрагивает запоздалым огоньком, словно сомневаясь, затухать или нет.
Какая-то старуха в тулупе, проходя мимо, с ненавистью выкрикнула:
- Хулиганите! Развелось уродов!
И, стукнув клюкой об лёд, щедро рассыпала по чистой до скрипа вечерней тишине несколько довольно грязных идиоматических выражений.
- Можно я в неё петардой кину? - спрашивает мальчик Вова.
Всего каких-то пять минут совместного созерцания свечей, и я уже авторитет в таких серьёзных вопросах. Лестно, чёрт возьми!
- Нет, - говорю, - нельзя.
- Почему?
Я задумалась. Действительно, почему нельзя в злую старуху петардой?
Так и не подобрав веских возражений, говорю:
- А вдруг у неё тоже собака есть.
- Ну и ладно, - тут же смирился мальчик Вова.
А я внезапно осознала, что, пожалуй, это один из базовых принципов недеяния зла ближнему своему, даже если он с клюкой и в тулупе. Потому что где-то рядом с ним может бегать невидимая в темноте собака: маленький кудлатый пудель с развесистыми ушами или подпалая овчарка с умным лицом, которые точно ни в чём не виноваты. А достанется им.
Потом мы возвращались домой, мальчик Вова болтал ерунду, я не уступала. Когда добрались до моего подъезда, из-за угла вдруг порывистыми шагами вышел седой ветер с метлой, в два взмаха расчистил небо над нами и исчез, словно и не было.
Ночь осторожно, недоверчиво выложила сначала одну искорку. Потом вторую. Затем поверила, что можно! что больше никто не придёт и не заляпает пятнами грязных мокрых туч её отглаженные к празднику небеса! - и расточительно сыпанула сразу горсть свежих, только с мороза, отборных, крупных, как яблоки, звёзд.
- Кто-то там наверху тоже зажигает бенгальские огни, - говорю лирически.
Мальчик Вова посмотрел на меня с сомнением. В глазах его читалось: "Лишь бы петардой не долбанул".
- Пошёл я, - говорит. - Вон там живу, на восьмом.
Сунул руки в карманы и зашагал по направлению к соседнему тополю, где на шестом гнездятся вороны, на втором прочно застрял старенький воздушный змей, а на самую верхушку по вторникам и четвергам залетает серо-голубое облако, курит там украдкой, пока мама не видит, возвращается к своим, и после него ещё некоторое время висит едва заметный сероватый дымок.
Потом рассеивается, конечно.