Война и мир. Версия первая, оптимистическая.
I.
Было так.
Вплоть до четвёртой волны мобилизации 2025-го украинцы давили и наступали. Они отбили Херсон, взяли Донецк и добрую половину Луганщины, вошли в Курскую область, дошли почти до Белгорода. НАТО заваливало ВСУ пушками, техникой, а потом дало ещё самолётов, разные страны послали в помощь Украине свой «ограниченный контингент солидарности». И в Новороссии, и под Белгородом украинцы творили ужасы, сжигали живьём местный русский актив вместе с семьями и детьми, отрезали носы и уши тем, кто «продался москалям», давили гусеницами танков тех, кто отказался расстреливать своих. «Хуторську Україну треба відмити від москалів їхньою ж кров'ю», - объясняли они. В марте 2025-го потихоньку началось русское контрнаступление, поначалу крайне тяжёлое и кровопролитное. С русской стороны воевало уже около трёх миллионов человек, от наспех подготовленных безусых срочников до мужиков предпенсионного возраста. Тогда же в этой разношёрстной массе вооружённых русских произошёл, наконец, какой-то слом. Вопреки многолетней дружбанародной пропаганде про злых нацистов и «обманутый украинский народ» бойцы вдруг как-то разом коллективно прочувствовали собственной опалённой шкурой, что им врали, что нет никаких нацистов, а враг это стопятидесятилетнее ядовитое украинство и украинцы, рождённые для того, чтобы ненавидеть русских. Несмотря ни на какие приказы ВСУ-шников перестали брать в плен, а на местах началась ускоренная де-украинизация: солдаты по негласному закону стреляли на любой звук ненавистной мовы, прощая лишь старых бабок. При взятии городка каждого встречного местного спрашивали, не снимая рук с автомата: «Эй, паря, нут-ка скажи мне, ты русский?.. Али ты мёртвый?» Как ни странно, в городах и сёлах не только Полтавской и Житомирской, но, впоследствии, и Винницкой, и Ровенской областей никого кроме русских не оказывалось. Вероятно, те, кто не знал правильного ответа на этот вопрос, заранее бежали в западном направлении. Впрочем, кое где находились всё же люди, в которых местные тыкали как в активных русофобов и даже людей СБУ. Их солдатики после двухчасовой проверки публично вешали на жовтоблакитных лентах, нарезанных из украинских прапоров. Насмотревшиеся на тела своих запытанных товарищей с выколотыми глазами и отрезанными половыми органами, парни делали эту работу даже как-то бодро и с огоньком. Из Одессы приходили видосы, на которых обстрелянные пригожинские зеки деловито топили в море сотни выловленных украинствовавших футбольных ультрас, причастных к давним событиям 2 мая.
По всей Малороссии поползли слухи, что русские уже совсем не те, что были в 22-м. Должно быть, вследствие этой перемены в общем настрое дело на фронтах пошло быстрее, украинцы стали ломаться и побежали. Делегации освобождаемых местечек частенько выходили навстречу русским танкам с хлебом-солью, местный свадебный оркестр играл «Калинку-малинку», старосты на отличном русском языке слёзно просили у командиров выдать российский триколор, чтобы скорей поднять его над сельсоветом и предлагали на опознание тела здешних «жидобандеровцев», которых уже возникший здесь «Русский комитет» перебил, не дав убечь. Селяне под руководством учителей тащили на перекрёстки и кидали в огромные костры все мовоязычные школьные учебники и всяческие сочинения Шевченки и Леси Украинки.
В апреле, наконец, завершились кулуарные переговоры с правительствами Польши, Румынии и Венгрии, и они ввели свои армии на западенские земли. Поляки аннексировали Луцкую, Львовскую, Ивано-Франковскую области и половину Тернопольской, венгры - Закарпатье вместе с Ужгородом, румыны - Буковину с Черновцами. Польский сейм тут же объявил захваченные земли «возвращёнными восточными территориями». Какой-то галичанский отряд попытался остановить движение польских войск и потребовал переговоров и объявления украинской автономии, однако был тут же на месте уничтожен в полном составе.
Между тем, многочисленные воинские части несколькомиллионной русской армии расквартировывались для поддержания военно-гражданских администраций по бесчисленным посёлкам и местечкам бывшей Малороссии. Кстати, этноним «малоросс» забывался, все на глазах становились просто русскими. Зато «украинец» в обиходе остался и стал синонимом слова «враг» - при слове «украинцы» солдатская рука автоматически тянулась к оружию. В образе и самой природе русского солдата к этому времени уже вовсю проступили черты жёсткого и сурового варвара, который вернулся на свою землю полновластным хозяином. Это сразу было прочувствовано и оценено по достоинству всеми хохлушками, как девками, так и многочисленными молодыми вдовами. Ощущая острую потребность прислониться к твёрдому натруженному прикладом плечу, они торопливо зачинали под пробитыми осколками крышами новое поколение южнорусских жителей и изо всех сил стремились покрепче прилепиться к новым поселенцам. Война затихала и откатывалась на запад, ходили слухи о демобилизации.
Служивые осматривались и задумывались, не стоит ли сменить свою продувную лютую Сибирь на здешнюю благословенную и изрядно обезлюдившую землицу. Мужички, поглядывая по сторонам и не расставаясь с оружием, потихоньку всё же приживались и пускали корни и, отогреваясь на первом солнышке, вылезали с топорами латать прострелянные крыши гостеприимных к ним хат. Некоторые умудрялись прибрать к рукам даже не одну, а пару местных бабёшек, коль те по причине мужского дефицита были не в обиде. Другие, однако, обследовали брошенные дома и земельные участки и названивали жёнам на Урал и Север, веля собираться на новые места.
В мае русские выбивали остатки украинцев с окраин Хмельницкого. Вскоре Южная Армия генерала Стрелкова вошла в Приднестровье и взяла его под защиту. Тогда НАТО-вцами и был нанесён первый тактический ядерный удар по Ровенской АЭС, до которой русские войска ещё не дошли. Все мировые СМИ объявили, что удар нанесла Россия. Тут же последовала серия «ответных» ракетных ядерных ударов по штабам российской армии и по городам с оборонными производствами. Россия также начала бить по Евросоюзу и США, произошла ядерная перестрелка, размер зарядов в ходе которой постепенно возрастал. Часть ракет была сбита, тоже, однако, принеся значительные разрушения, часть достигла цели. В результате на пространстве европейской России, Европы и США были поражены крупные заводы, транспортные узлы, разорваны основные нити трубопроводов… Государственные машины всюду заскрипели и стали застывать в параличе. В общей ядерной суматохе были также изрядно затронуты и поражены ранее выбравшие свою сторону конфликта Израиль, Китай, Турция…
II.
Было так.
В атакованных больших российских городах вышла из строя инфраструктура, в некоторых начало постепенно расползаться ядерное заражение. В домах где постепенно, а где разом исчезали тепло, вода, газ, интернет, электричество, вскоре пропала мобильная и любая телефонная связь, прекратились все пенсии и прочие выплаты, встал транспорт. Заводы и школы закрылись, медицина еле теплилась, полиция едва работала. Магазины закрывались один за другим, продукты в них кончались, вместе с ними деньги становились всё менее нужными.
Вскоре первыми вышедшие из шока и осознавшие происходящее горожане стали грузиться на свои или любые подвернувшиеся машины и выезжать из городов. К средине лета явление стало массовым, только бензин исчез, и люди уже брели по дорогам с тележками и тачками. К осени 2025-го российские города обезлюдили, потеряв бОльшую часть населения. Впрочем, много всяких несгибаемых городских хипстеров, непримиримого офисного планктона и прочего сброда не поверили и не смирились с окончанием городского этапа своей жизни. Они остались в своих и чужих квартирах, упорно ждали помощи и заботы, кто от своего развалившегося государства, кто от Запада, пытались добывать какую-то пищу в разграбленных старых складах и чужом жилье. Почти все они ближайшей зимой пали жертвой холода, голода, банд мародёров и людоедов.
Впрочем, в эту первую постиндустриальную зиму смерть хорошо погуляла и среди тех, кто тронулся с мест. Миллионы русских горожан торопливо заселяли полуброшенные и брошенные деревни, небольшие посёлки, затевали отдельные хутора. В первое своё лето они забились в любые ветхие постройки, складывали печки, лихорадочно готовили дрова и припасы. Самым неудачливым пришлось рыть землянки, утепляя их, чем бог послал. Зимой некоторые взялись рубить лес на будущие избы. Многие, оставляя мегаполисы, стремились сдвинуться поюжнее и позападнее, но стараясь всё же не отрываться от лесной и лесостепной зон, дабы не расстаться с дровами. Те, кто сумел сбежать и прилепиться к земле в начале лета, успели даже что-то посадить, нерешительным и прособиравшимся пришлось худо. Все большие сельскохозяйственные землевладения агрохолдингов и других хозяев были быстро поделены явочным порядком в традициях Дикого Запада. Зачем тебе столько земли, если ты не можешь её защитить? Кровопролития при этом было меньше, чем можно было ожидать. Кому не хватило готовых полей, тем пришлось в ближайшие годы, надрываясь, расчищать то, что было брошено и заросло за все послеперестроечные лета.
Большинство домашних хозяйств разводили большие огороды с упором на картошку, выращивали птицу и скот - ограничиваясь тем, сколько смогли добыть себе покосов. Засевались рожью и другими злаковыми небольшие полоски земли, кое кто в скором времени уже умудрился начать выращивать лён для торга. Некоторых выручали охота и ловля рыбы. Потихоньку возникала специализация, кто-то вкладывал все силы в разведение свиней, кто-то держал лошадей и давал их в аренду для обработки земли и перевозки грузов. Некоторые бывшие программисты и менеджеры по продажам проявляли в деле выживания неплохие результаты, но, как правило, гораздо лучше всё получалось у экс-токарей, маляров и предпринимателей. Возвращение к тяжкой крестьянской работе на разрыв живота далось тяжело. Страшным откровением стало хотя бы то, сколько сил надо потратить, чтобы вручную вдоль распилить бревно и покрыть половинками крышу избы. Многие гибли, не выдерживая тягот нового бытия.
В качестве обменного средства использовались кусочки золота, консервы и патроны, благо оружия на руках оказалось много. Хозяйство было преимущественно аграрно-доиндустриальным, но всё же кое где работали кузни, слесарные мастерские, маленькие цеха по производству гильз с капсюлями и пороха, где-то вскоре начали ткать простые и грубые льняные ткани. Кто-то кустарным образом подкачивал вручную нефть, так что в этих районах потом понемногу ещё аж пару десятилетий ездили трактора и дизельные автомашины. Открылись маленькие больнички, кое где даже запустили на дизель-генераторе стоматологические бор-машинки.
Вскоре возникло сословье повивальных бабок. Лекарства добывались специальными рейсами в города, потом они постепенно исчезли, отчасти заменившись травами и прочими средствами народной медицины. Тот, кому не помогал от вдруг начавшегося туберкулёза барсучий жир, должен был уступать своё место более живучим. Через десяток лет, когда народ чуть приспособился к новой жизни, стали скидываться и открывать небольшие школы, где детей по 2-3 года учили чтению, письму, счёту и кое каким основам хозяйствования - на больший срок никто из отцов не мог позволить исключить подросшего ребёнка из домашних помощников.
Одиночки здесь почти не выживали, особенно бабы. Мгновенно, ещё на стадии бегства из городов, осознав своё положение, они стали прибиваться к мужикам, чувствуя, кто из них наиболее жизнеспособен и добычлив. Холёные щёголи безнадёжно проигрывали кряжистым и жилистым мужичкам с руками из нужного места. Среди таких мгновенно распространилось многожёнство, ибо бабы отлично знали: без толкового мужчины смерть и тебе, и твоему ребёнку. Такие хозяева, взвалившие на себя пару баб, да ещё порой с прицепами, пользовались у всех большим уважением.
Хуже всего пришлось немолодым потерявшим товарный вид бездетным тёткам, они в первый же год умерли с голоду почти поголовно, ими некому было заниматься. Массово вымирали и старики, диабетики, прочие хронически больные. Даже после этой схлынувшей первой волны смертности в сложившихся новых экстремальных условиях и почти без медицины продолжительность жизни резко сократилась. Зато при отсутствии контрацептивов, при актуальной потребности в хозяйственных помощниках и при коренном сломе всей системы ценностей люди стали бешено плодиться. Средняя баба нынче выдавала по 5-7 детей, и, хотя естественный отбор взимал с приплода свой щедрый налог, и детская смертность была огромной по сравнению с таковой в той, разрушившейся, цивилизации, население быстро преумножалась. Главным критерием качества женщины стали её здоровье, родоспособность и хозяйственные навыки. Популяция резко помолодела. 45-летние стали стариками-патриархами, 60-летних почти не водилось.
Церковь и все прочие религиозные институты, включая экзотические культы, после пережитой катастрофы и переселения на землю отмерли практически сразу. Мораль при этом вовсе не исчезла, все и без поминания заповедей знали, что кража и неоправданное убийство недопустимы, и за них здесь карали безжалостно, при необходимости коллективно, в общем духе и правилах пришедшего нового времени. Те, кто бросил детей или стариков-родителей, становились изгоями. За измену женщин убивали или изгоняли из дому, что обычно тоже обрекало на смерть. Тут же убивали и пойманных с поличным пидарасов, обычно это делали сами семьи.
Помимо рассыпавшейся перед лицом выживания церкви произошёл культурный перелом гораздо более важный: разом рухнул матриархат, расцветший и разветвившийся в предыдущий период сытого и комфортного упадка цивилизации. Единственным хозяином в новой суровой жизни стал взрослый самец, способный защитить и прокормить своих самок и их приплод. Женщина очень быстро вновь потеряла всякую субъектность, попала под полный контроль, переходя из рук отца в руки мужа, стала товаром, за который мужчины торговались и временами платили калым. Сверхвысокую цену приобрела девственность.
Первые пару десятков лет новый крестьянский русский народ использовал остатки разрушенной городской цивилизации, вывозя из развалин металл, инструменты, бытовую утварь, но потом все эти ресурсы были исчерпаны, и люди остались наедине с природой и друг с другом.
В первые же годы новые русские крестьяне столкнулись с острой угрозой. Тут и там участились нападения на домохозяйства кочевых кавказских и среднеазиатских банд, передвигавшихся на грузовике или на лошадях. Абреки убивали мужчин, забирали молодых женщин и девочек, разграбляли всё, что представляло ценность. В какой-то момент ожидаемый кошмар нападения, готового произойти в любой момент, и ненависть к хищным чужакам сделали своё дело. Откуда-то по сообщающимся друг с другом деревням и хуторам пришла весть, что терпеть более нельзя, надо всем вместе решать вопрос. Нависшая угроза стала в тот момент первым толчком к консолидации и проявлению лидеров, сильных, решительных и сообразительных. Мужчины и парни начали собираться в отряды и где пешим маршем, где гужевым отправлялись прочёсывать свои ближние и дальние окрестности. Многие места назначения были уже присмотрены заранее. Всех азиатов и кавказцев, после оставления городов разбивших свои станы среди русских, татар и финноугров, повсеместно стреляли и резали, не веря мольбам о пощаде и клятвам о том, что они не получают никакого прибытка от кочевых грабителей. Попутно истребляли попавшихся цыган. Те татары и башкиры, что имели монголоидные черты, дабы не быть спутанными носили специальные опознавательные знаки. Они старались показать старшему русскому брату свою лояльность и преуспеть в начатой им охоте, проявляя к поимке очередного замеченного поблизости вайнаха или таджика особое усердие и последующую жестокость. По всей России беглецов-южан загоняли по чащам, топили в реках, стреляли и били пиками всюду, при каждой случайной или намеренной встрече. Завидев раскосые чернявые глаза или хищный крючковатый нос, или заслышав гортанную речь, люди взводили курки. Лишь некоторые любители брали себе в охотку по приглянувшейся лишней смуглой жене, в том числе девчонок на вырост. Помимо этих молодых женщин ещё позволили остаться среди себя тем отдельным обрусевшим выходцам из чёрных народов, что давно породнились с русскими и наравне со всеми принимали активное участие в истреблении бывших своих соплеменников. Не дожидаясь расправы, остальные объятые ужасом пришельцы, спасаясь, бежали на юг. Их плоты, гружённые пожитками, сплавлялись вниз по Каме, Вятке, Оке, Волге, давно не сдерживаемым уже никакими плотинами. «Не стреляй, русский, я ухожу! Пощади!!!» - просили, стоя всеми семьями на коленях, какие-нибудь проплывающие мимо дагестанцы, если их плот вдруг подносило близко к прибрежным русским селениям. «Плыви и больше не возвращайся», - отвечали им с берега, опуская ружья. «Никогда, никогда, Аллахом клянусь!» - обещали с плота.
III.
Было так.
На протяжении следующего столетия новая русская общность активно осваивала свою землю, размножалась, физически и ментально эволюционировала. Все здешние финноугры и тюрки переплавились с русскими, и население обрело этническую монолитность. К концу XXI века у русских появились первые небольшие городки, в которых сконцентрировалась техническая деятельность, обслуживающие основную крестьянскую массу и живущие благодаря обмену с нею. К тому времени были установлены какие-то торгово-обменные связи с соседними землями. Благодаря этому выяснилось, что Европа превратилась в сплошную зону чёрных и смуглых, европейцев почти не осталось. Исключением был албанский анклав, более-менее успешно отбивающийся от окружающих негров, арабов, пуштунов и пакинстанцев, а также небольшие кучки итальянцев и французов, загнанные в Альпы. Остальные белые были довольно быстро перебиты в ситуации большой смуты 2020-40-х годов, а их молодые женщины лишь чуть-чуть осветлили своими потомками фенотип нынешних европейских племён. В ареалах проживания негров к этому времени воцарился пещерный век, голод и людоедство. Там, где хозяйничали мусульмане, всё было более пристойно, хотя с уничтожением белых технологический уровень катастрофически упал и далеко не приближался к тому, которого достигли к этому моменту русские. По доносившимся из-за океана слухам примерно то же произошло там, белые американцы были уничтожены, территорию США и Канады освоили негры и латиносы, затем в южных штатах последние быстро перебили первых. На севере негры, не способные к рачительному хозяйствованию в условиях зимы, вымерли сами, их место частично заполнилось индейцами.
В этой ситуации в начале XXII века прошедшие очередной виток своего этногенеза русские, последний и единственный выживший белый народ, воинственный и закалённый обитанием в неблагоприятных природных условиях, наполнил доступную ему часть биосферы и начал своё сокрушительное и кровавое наступательное шествие по благодатным ландшафтам Европы, населённой разноплеменным чёрным сбродом. Начиналась эра русского владычества.
Роман Юшков,
кандидат географических наук
Пермь
Было так.
Вплоть до четвёртой волны мобилизации 2025-го украинцы давили и наступали. Они отбили Херсон, взяли Донецк и добрую половину Луганщины, вошли в Курскую область, дошли почти до Белгорода. НАТО заваливало ВСУ пушками, техникой, а потом дало ещё самолётов, разные страны послали в помощь Украине свой «ограниченный контингент солидарности». И в Новороссии, и под Белгородом украинцы творили ужасы, сжигали живьём местный русский актив вместе с семьями и детьми, отрезали носы и уши тем, кто «продался москалям», давили гусеницами танков тех, кто отказался расстреливать своих. «Хуторську Україну треба відмити від москалів їхньою ж кров'ю», - объясняли они. В марте 2025-го потихоньку началось русское контрнаступление, поначалу крайне тяжёлое и кровопролитное. С русской стороны воевало уже около трёх миллионов человек, от наспех подготовленных безусых срочников до мужиков предпенсионного возраста. Тогда же в этой разношёрстной массе вооружённых русских произошёл, наконец, какой-то слом. Вопреки многолетней дружбанародной пропаганде про злых нацистов и «обманутый украинский народ» бойцы вдруг как-то разом коллективно прочувствовали собственной опалённой шкурой, что им врали, что нет никаких нацистов, а враг это стопятидесятилетнее ядовитое украинство и украинцы, рождённые для того, чтобы ненавидеть русских. Несмотря ни на какие приказы ВСУ-шников перестали брать в плен, а на местах началась ускоренная де-украинизация: солдаты по негласному закону стреляли на любой звук ненавистной мовы, прощая лишь старых бабок. При взятии городка каждого встречного местного спрашивали, не снимая рук с автомата: «Эй, паря, нут-ка скажи мне, ты русский?.. Али ты мёртвый?» Как ни странно, в городах и сёлах не только Полтавской и Житомирской, но, впоследствии, и Винницкой, и Ровенской областей никого кроме русских не оказывалось. Вероятно, те, кто не знал правильного ответа на этот вопрос, заранее бежали в западном направлении. Впрочем, кое где находились всё же люди, в которых местные тыкали как в активных русофобов и даже людей СБУ. Их солдатики после двухчасовой проверки публично вешали на жовтоблакитных лентах, нарезанных из украинских прапоров. Насмотревшиеся на тела своих запытанных товарищей с выколотыми глазами и отрезанными половыми органами, парни делали эту работу даже как-то бодро и с огоньком. Из Одессы приходили видосы, на которых обстрелянные пригожинские зеки деловито топили в море сотни выловленных украинствовавших футбольных ультрас, причастных к давним событиям 2 мая.
По всей Малороссии поползли слухи, что русские уже совсем не те, что были в 22-м. Должно быть, вследствие этой перемены в общем настрое дело на фронтах пошло быстрее, украинцы стали ломаться и побежали. Делегации освобождаемых местечек частенько выходили навстречу русским танкам с хлебом-солью, местный свадебный оркестр играл «Калинку-малинку», старосты на отличном русском языке слёзно просили у командиров выдать российский триколор, чтобы скорей поднять его над сельсоветом и предлагали на опознание тела здешних «жидобандеровцев», которых уже возникший здесь «Русский комитет» перебил, не дав убечь. Селяне под руководством учителей тащили на перекрёстки и кидали в огромные костры все мовоязычные школьные учебники и всяческие сочинения Шевченки и Леси Украинки.
В апреле, наконец, завершились кулуарные переговоры с правительствами Польши, Румынии и Венгрии, и они ввели свои армии на западенские земли. Поляки аннексировали Луцкую, Львовскую, Ивано-Франковскую области и половину Тернопольской, венгры - Закарпатье вместе с Ужгородом, румыны - Буковину с Черновцами. Польский сейм тут же объявил захваченные земли «возвращёнными восточными территориями». Какой-то галичанский отряд попытался остановить движение польских войск и потребовал переговоров и объявления украинской автономии, однако был тут же на месте уничтожен в полном составе.
Между тем, многочисленные воинские части несколькомиллионной русской армии расквартировывались для поддержания военно-гражданских администраций по бесчисленным посёлкам и местечкам бывшей Малороссии. Кстати, этноним «малоросс» забывался, все на глазах становились просто русскими. Зато «украинец» в обиходе остался и стал синонимом слова «враг» - при слове «украинцы» солдатская рука автоматически тянулась к оружию. В образе и самой природе русского солдата к этому времени уже вовсю проступили черты жёсткого и сурового варвара, который вернулся на свою землю полновластным хозяином. Это сразу было прочувствовано и оценено по достоинству всеми хохлушками, как девками, так и многочисленными молодыми вдовами. Ощущая острую потребность прислониться к твёрдому натруженному прикладом плечу, они торопливо зачинали под пробитыми осколками крышами новое поколение южнорусских жителей и изо всех сил стремились покрепче прилепиться к новым поселенцам. Война затихала и откатывалась на запад, ходили слухи о демобилизации.
Служивые осматривались и задумывались, не стоит ли сменить свою продувную лютую Сибирь на здешнюю благословенную и изрядно обезлюдившую землицу. Мужички, поглядывая по сторонам и не расставаясь с оружием, потихоньку всё же приживались и пускали корни и, отогреваясь на первом солнышке, вылезали с топорами латать прострелянные крыши гостеприимных к ним хат. Некоторые умудрялись прибрать к рукам даже не одну, а пару местных бабёшек, коль те по причине мужского дефицита были не в обиде. Другие, однако, обследовали брошенные дома и земельные участки и названивали жёнам на Урал и Север, веля собираться на новые места.
В мае русские выбивали остатки украинцев с окраин Хмельницкого. Вскоре Южная Армия генерала Стрелкова вошла в Приднестровье и взяла его под защиту. Тогда НАТО-вцами и был нанесён первый тактический ядерный удар по Ровенской АЭС, до которой русские войска ещё не дошли. Все мировые СМИ объявили, что удар нанесла Россия. Тут же последовала серия «ответных» ракетных ядерных ударов по штабам российской армии и по городам с оборонными производствами. Россия также начала бить по Евросоюзу и США, произошла ядерная перестрелка, размер зарядов в ходе которой постепенно возрастал. Часть ракет была сбита, тоже, однако, принеся значительные разрушения, часть достигла цели. В результате на пространстве европейской России, Европы и США были поражены крупные заводы, транспортные узлы, разорваны основные нити трубопроводов… Государственные машины всюду заскрипели и стали застывать в параличе. В общей ядерной суматохе были также изрядно затронуты и поражены ранее выбравшие свою сторону конфликта Израиль, Китай, Турция…
II.
Было так.
В атакованных больших российских городах вышла из строя инфраструктура, в некоторых начало постепенно расползаться ядерное заражение. В домах где постепенно, а где разом исчезали тепло, вода, газ, интернет, электричество, вскоре пропала мобильная и любая телефонная связь, прекратились все пенсии и прочие выплаты, встал транспорт. Заводы и школы закрылись, медицина еле теплилась, полиция едва работала. Магазины закрывались один за другим, продукты в них кончались, вместе с ними деньги становились всё менее нужными.
Вскоре первыми вышедшие из шока и осознавшие происходящее горожане стали грузиться на свои или любые подвернувшиеся машины и выезжать из городов. К средине лета явление стало массовым, только бензин исчез, и люди уже брели по дорогам с тележками и тачками. К осени 2025-го российские города обезлюдили, потеряв бОльшую часть населения. Впрочем, много всяких несгибаемых городских хипстеров, непримиримого офисного планктона и прочего сброда не поверили и не смирились с окончанием городского этапа своей жизни. Они остались в своих и чужих квартирах, упорно ждали помощи и заботы, кто от своего развалившегося государства, кто от Запада, пытались добывать какую-то пищу в разграбленных старых складах и чужом жилье. Почти все они ближайшей зимой пали жертвой холода, голода, банд мародёров и людоедов.
Впрочем, в эту первую постиндустриальную зиму смерть хорошо погуляла и среди тех, кто тронулся с мест. Миллионы русских горожан торопливо заселяли полуброшенные и брошенные деревни, небольшие посёлки, затевали отдельные хутора. В первое своё лето они забились в любые ветхие постройки, складывали печки, лихорадочно готовили дрова и припасы. Самым неудачливым пришлось рыть землянки, утепляя их, чем бог послал. Зимой некоторые взялись рубить лес на будущие избы. Многие, оставляя мегаполисы, стремились сдвинуться поюжнее и позападнее, но стараясь всё же не отрываться от лесной и лесостепной зон, дабы не расстаться с дровами. Те, кто сумел сбежать и прилепиться к земле в начале лета, успели даже что-то посадить, нерешительным и прособиравшимся пришлось худо. Все большие сельскохозяйственные землевладения агрохолдингов и других хозяев были быстро поделены явочным порядком в традициях Дикого Запада. Зачем тебе столько земли, если ты не можешь её защитить? Кровопролития при этом было меньше, чем можно было ожидать. Кому не хватило готовых полей, тем пришлось в ближайшие годы, надрываясь, расчищать то, что было брошено и заросло за все послеперестроечные лета.
Большинство домашних хозяйств разводили большие огороды с упором на картошку, выращивали птицу и скот - ограничиваясь тем, сколько смогли добыть себе покосов. Засевались рожью и другими злаковыми небольшие полоски земли, кое кто в скором времени уже умудрился начать выращивать лён для торга. Некоторых выручали охота и ловля рыбы. Потихоньку возникала специализация, кто-то вкладывал все силы в разведение свиней, кто-то держал лошадей и давал их в аренду для обработки земли и перевозки грузов. Некоторые бывшие программисты и менеджеры по продажам проявляли в деле выживания неплохие результаты, но, как правило, гораздо лучше всё получалось у экс-токарей, маляров и предпринимателей. Возвращение к тяжкой крестьянской работе на разрыв живота далось тяжело. Страшным откровением стало хотя бы то, сколько сил надо потратить, чтобы вручную вдоль распилить бревно и покрыть половинками крышу избы. Многие гибли, не выдерживая тягот нового бытия.
В качестве обменного средства использовались кусочки золота, консервы и патроны, благо оружия на руках оказалось много. Хозяйство было преимущественно аграрно-доиндустриальным, но всё же кое где работали кузни, слесарные мастерские, маленькие цеха по производству гильз с капсюлями и пороха, где-то вскоре начали ткать простые и грубые льняные ткани. Кто-то кустарным образом подкачивал вручную нефть, так что в этих районах потом понемногу ещё аж пару десятилетий ездили трактора и дизельные автомашины. Открылись маленькие больнички, кое где даже запустили на дизель-генераторе стоматологические бор-машинки.
Вскоре возникло сословье повивальных бабок. Лекарства добывались специальными рейсами в города, потом они постепенно исчезли, отчасти заменившись травами и прочими средствами народной медицины. Тот, кому не помогал от вдруг начавшегося туберкулёза барсучий жир, должен был уступать своё место более живучим. Через десяток лет, когда народ чуть приспособился к новой жизни, стали скидываться и открывать небольшие школы, где детей по 2-3 года учили чтению, письму, счёту и кое каким основам хозяйствования - на больший срок никто из отцов не мог позволить исключить подросшего ребёнка из домашних помощников.
Одиночки здесь почти не выживали, особенно бабы. Мгновенно, ещё на стадии бегства из городов, осознав своё положение, они стали прибиваться к мужикам, чувствуя, кто из них наиболее жизнеспособен и добычлив. Холёные щёголи безнадёжно проигрывали кряжистым и жилистым мужичкам с руками из нужного места. Среди таких мгновенно распространилось многожёнство, ибо бабы отлично знали: без толкового мужчины смерть и тебе, и твоему ребёнку. Такие хозяева, взвалившие на себя пару баб, да ещё порой с прицепами, пользовались у всех большим уважением.
Хуже всего пришлось немолодым потерявшим товарный вид бездетным тёткам, они в первый же год умерли с голоду почти поголовно, ими некому было заниматься. Массово вымирали и старики, диабетики, прочие хронически больные. Даже после этой схлынувшей первой волны смертности в сложившихся новых экстремальных условиях и почти без медицины продолжительность жизни резко сократилась. Зато при отсутствии контрацептивов, при актуальной потребности в хозяйственных помощниках и при коренном сломе всей системы ценностей люди стали бешено плодиться. Средняя баба нынче выдавала по 5-7 детей, и, хотя естественный отбор взимал с приплода свой щедрый налог, и детская смертность была огромной по сравнению с таковой в той, разрушившейся, цивилизации, население быстро преумножалась. Главным критерием качества женщины стали её здоровье, родоспособность и хозяйственные навыки. Популяция резко помолодела. 45-летние стали стариками-патриархами, 60-летних почти не водилось.
Церковь и все прочие религиозные институты, включая экзотические культы, после пережитой катастрофы и переселения на землю отмерли практически сразу. Мораль при этом вовсе не исчезла, все и без поминания заповедей знали, что кража и неоправданное убийство недопустимы, и за них здесь карали безжалостно, при необходимости коллективно, в общем духе и правилах пришедшего нового времени. Те, кто бросил детей или стариков-родителей, становились изгоями. За измену женщин убивали или изгоняли из дому, что обычно тоже обрекало на смерть. Тут же убивали и пойманных с поличным пидарасов, обычно это делали сами семьи.
Помимо рассыпавшейся перед лицом выживания церкви произошёл культурный перелом гораздо более важный: разом рухнул матриархат, расцветший и разветвившийся в предыдущий период сытого и комфортного упадка цивилизации. Единственным хозяином в новой суровой жизни стал взрослый самец, способный защитить и прокормить своих самок и их приплод. Женщина очень быстро вновь потеряла всякую субъектность, попала под полный контроль, переходя из рук отца в руки мужа, стала товаром, за который мужчины торговались и временами платили калым. Сверхвысокую цену приобрела девственность.
Первые пару десятков лет новый крестьянский русский народ использовал остатки разрушенной городской цивилизации, вывозя из развалин металл, инструменты, бытовую утварь, но потом все эти ресурсы были исчерпаны, и люди остались наедине с природой и друг с другом.
В первые же годы новые русские крестьяне столкнулись с острой угрозой. Тут и там участились нападения на домохозяйства кочевых кавказских и среднеазиатских банд, передвигавшихся на грузовике или на лошадях. Абреки убивали мужчин, забирали молодых женщин и девочек, разграбляли всё, что представляло ценность. В какой-то момент ожидаемый кошмар нападения, готового произойти в любой момент, и ненависть к хищным чужакам сделали своё дело. Откуда-то по сообщающимся друг с другом деревням и хуторам пришла весть, что терпеть более нельзя, надо всем вместе решать вопрос. Нависшая угроза стала в тот момент первым толчком к консолидации и проявлению лидеров, сильных, решительных и сообразительных. Мужчины и парни начали собираться в отряды и где пешим маршем, где гужевым отправлялись прочёсывать свои ближние и дальние окрестности. Многие места назначения были уже присмотрены заранее. Всех азиатов и кавказцев, после оставления городов разбивших свои станы среди русских, татар и финноугров, повсеместно стреляли и резали, не веря мольбам о пощаде и клятвам о том, что они не получают никакого прибытка от кочевых грабителей. Попутно истребляли попавшихся цыган. Те татары и башкиры, что имели монголоидные черты, дабы не быть спутанными носили специальные опознавательные знаки. Они старались показать старшему русскому брату свою лояльность и преуспеть в начатой им охоте, проявляя к поимке очередного замеченного поблизости вайнаха или таджика особое усердие и последующую жестокость. По всей России беглецов-южан загоняли по чащам, топили в реках, стреляли и били пиками всюду, при каждой случайной или намеренной встрече. Завидев раскосые чернявые глаза или хищный крючковатый нос, или заслышав гортанную речь, люди взводили курки. Лишь некоторые любители брали себе в охотку по приглянувшейся лишней смуглой жене, в том числе девчонок на вырост. Помимо этих молодых женщин ещё позволили остаться среди себя тем отдельным обрусевшим выходцам из чёрных народов, что давно породнились с русскими и наравне со всеми принимали активное участие в истреблении бывших своих соплеменников. Не дожидаясь расправы, остальные объятые ужасом пришельцы, спасаясь, бежали на юг. Их плоты, гружённые пожитками, сплавлялись вниз по Каме, Вятке, Оке, Волге, давно не сдерживаемым уже никакими плотинами. «Не стреляй, русский, я ухожу! Пощади!!!» - просили, стоя всеми семьями на коленях, какие-нибудь проплывающие мимо дагестанцы, если их плот вдруг подносило близко к прибрежным русским селениям. «Плыви и больше не возвращайся», - отвечали им с берега, опуская ружья. «Никогда, никогда, Аллахом клянусь!» - обещали с плота.
III.
Было так.
На протяжении следующего столетия новая русская общность активно осваивала свою землю, размножалась, физически и ментально эволюционировала. Все здешние финноугры и тюрки переплавились с русскими, и население обрело этническую монолитность. К концу XXI века у русских появились первые небольшие городки, в которых сконцентрировалась техническая деятельность, обслуживающие основную крестьянскую массу и живущие благодаря обмену с нею. К тому времени были установлены какие-то торгово-обменные связи с соседними землями. Благодаря этому выяснилось, что Европа превратилась в сплошную зону чёрных и смуглых, европейцев почти не осталось. Исключением был албанский анклав, более-менее успешно отбивающийся от окружающих негров, арабов, пуштунов и пакинстанцев, а также небольшие кучки итальянцев и французов, загнанные в Альпы. Остальные белые были довольно быстро перебиты в ситуации большой смуты 2020-40-х годов, а их молодые женщины лишь чуть-чуть осветлили своими потомками фенотип нынешних европейских племён. В ареалах проживания негров к этому времени воцарился пещерный век, голод и людоедство. Там, где хозяйничали мусульмане, всё было более пристойно, хотя с уничтожением белых технологический уровень катастрофически упал и далеко не приближался к тому, которого достигли к этому моменту русские. По доносившимся из-за океана слухам примерно то же произошло там, белые американцы были уничтожены, территорию США и Канады освоили негры и латиносы, затем в южных штатах последние быстро перебили первых. На севере негры, не способные к рачительному хозяйствованию в условиях зимы, вымерли сами, их место частично заполнилось индейцами.
В этой ситуации в начале XXII века прошедшие очередной виток своего этногенеза русские, последний и единственный выживший белый народ, воинственный и закалённый обитанием в неблагоприятных природных условиях, наполнил доступную ему часть биосферы и начал своё сокрушительное и кровавое наступательное шествие по благодатным ландшафтам Европы, населённой разноплеменным чёрным сбродом. Начиналась эра русского владычества.
Роман Юшков,
кандидат географических наук
Пермь