разное
У Плутарха я больше всего люблю в IX книге «Застольных бесед» главу об уместном и неуместном цитировании и соответствующие анекдоты в жизнеописаниях; надеюсь, кто-нибудь разделяет мои вкусы. Давайте же сохранять свои mots - неужели только во времена Вяземского мы умели их производить!
Предложу несколько своих, призывая всех делиться. Об Элладе Семеониди я писал; добавлю несколько подобных анекдотов.
Была промозглая осень, в дурном настроении я перебирал ногами на работу, остановился у перехода, и тут какой-то проезжавший мужчина от души, картинно окатил меня в рост ближайшей лужей. Я поглядел ему вслед и как-то механически сказал: «Ну, спасибо, ямщик! разогнал ты мою неотвязную скуку!» Настроение ощутимо поднялось.
Когда в МПГУ защищала докторскую Н.И. Пак, я поутру наблюдал, перевешиваясь с перил третьего этажа на М. Пироговской, как от дверей через роскошное пространство холла тянется за Н.И. чреда ее родных и близких, нагруженных яствами и брашнами для банкета. Когда я потом описывал эту медленную, плодоносную вереницу своей сестре, она откомментировала ее фразой «Паки и Паки» - цитируя при этом, разумеется, кино, а не ектенью.
Та же сестра, когда меня звали куда-то идти веселиться, а я не хотел, заметила: «Мой брат не любит шумной, светской жизни» - и, удачно увернувшись от удара, добавила: «Он дикого и сумрачного нрава».
Моя любимая шутка при получении зарплаты в ТГПУ была: добравшись за час до искомого окошка, величаво обернуться к нервному хвосту, наросшему за мной, сделать широкий жест в сторону решетчатого дупла в стене и, сказав: «Здесь груды золота лежат» - со стуком в грудь добавить: «И мне они принадлежат!!!»
Люди очень волновались.
Когда я ехал из Петербурга в Москву сидячим образом и все туловище мое изныло за бессонную ночь, я послал сестре смс с наблюдением, что строка Некрасова «А по бокам-то все косточки русские» очень верно отражает впечатления от этой трассы.
В те поры, когда я был молодой перспективный преподаватель и мы что-нибудь отмечали на кафедре, я садился в одной компании с лаборантами и И.В. Ерохиной (тогда тоже молодой) и мы вольно проводили время. Иногда старшие обращали на нас свой призор, но и тут можно было вывернуться. Так, однажды Г.А. открыла новую тему: «А молодежь у нас все мечтает! - фиксировала она, глядя на наш медвежий уголок. - Вот ты, Роман, о чем мечтаешь?» Вообще я не умею быстро соображать в подобных случаях, но в этот раз меня осенило, и я ответил: «Чтобы на юг перенесли мои тоскующие кости». Больше ко мне вопросов не было, и я мог неконтролируемо наслаждаться колбасой и лаборантами.
И наконец. Когда я выпускался из школы (1988) и было что-то вроде последнего звонка, я стоял в многолюдном актовом зале и слушал, как наши девочки со сцены читали специально для этого дела сочиненные стихи. Патетика таковых чтений известна. Дошло до строк: «Юность кончена; приходит дерзкой зрелости пора» - и дальше, не помню, что-нибудь вроде «И большая жизнь уводит нас со школьного двора». В совершенном упоении я начал допытываться у окружающих, кто писал стихи, и в конце концов мне сказали, что у кого-то братья-сестры учатся на филфаке, и вот они в этом активно участвовали.
Не хочу себе льстить, но я уже в ту пору знал, что ««Юность кончена» и т.д. - это перевод В. Левика из Гейне, продолжающийся словами: «И рука смелее бродит вдоль прелестного бедра». И вот в большом, торжественном помещении я один получал истинное удовольствие от льющихся хрустальным ручейком со сцены трогательных стихов о школьных годах, приговаривая про себя: ай да братья с филфака! ай да молодцы!