Если взглянуть на карту Китая, то с некоторым удивлением обнаруживаешь, что его столица расположена фактически на границе страны. Не совсем на границе, конечно, но гораздо дальше от коренных китайских земель в междуречье Хуанхэ и Янцзы, чем от монгольских степей. Если же иметь определенное представление об исторической географии, то от современной территории КНР следует отрезать ещё Внутреннюю Монголию и застенные провинции Хэйлунцзян и Гирин, то есть земли старой Маньчжурии. В таком случае Пекин превращается из приграничного уже в пограничный город. Но это ещё не всё.
С юга-запада к окрестностям Пекина примыкают провинции Шэнси и Шанси, которые вплоть до подавления Дунганского восстания и массовой депортации, были населены преимущественно дунганами. Формально дунганы считаются тоже китайцами, просто исповедующими ислам, но это, конечно, не совсем так. Этнические ханьцы ислам не принимали, речь скорее может идти о смешанном арабо-персидско-китайском субстрате, в котором китаянки были женами арабских, персидских и тюркских наемников, чиновников и торговцев династии Юань.
Таким образом мы получаем столицу, зажатую в треугольнике территорий чужеродных коренному населению этносов. И это, конечно, далеко не случайно. Можно, конечно, отмахнуться от этого парадокса, сославшись на то, что Пекин это историческая столица Китая, овеянная многовековой традицией. Кроме того, для последней императорской династии Цин как раз такое расположение столицы империи было удобным. Цины опирались как раз на маньчжуров и монголов, а дунганы, в силу их враждебности остальному китайскому населению служили им дополнительным заслоном с юга-запада.
Однако Цины не основывали Пекин и даже не переносили столицу Китая в этот самый ближний к их родовым землям крупный китайский город. При династии Мин, на смену которой пришли маньчжуры «Золотого рода» столица уже была в Пекине. При этом Мин были национальной династий, пришедшей к власти в Китае на волне антимонгольского восстания, сбросившего с престола династию Юань.
Как и для маньчжуров, для монгольской династии местонахождение столицы максимально близко к собственным родовым землям было наиболее удобно. Считается, что во времена империи Юань город Пекин уже столя на своём месте и назвался Ханбалыком или Даду. Вернее будет сказать, что Пекин стоит на месте Ханбалыка, поскольку монгольскую столицу восставшие китайцы снесли. Династия Мин обосновалась в китайском приморском городе Нанкин. Близость монгольских кочевий, так никогда и не замиренных полностью, национальной китайской династии была ни к чему. Бывший Ханбалык получил вполне соответсвующее своему статусу наименование Бэйпин (два иероглифа в его названии означают соответственно «север» и «умиротворение»).
Зачем же Мины переехали на самый крайний север своей империи, в город, который монгольские всадники могли захватить одним удачным набегом? А вот зачем:
У первого императора императора династии Мин Чжу Юаньчжана, бывшего крестьянина и полевого командира «Красных повязок», изгнавших монголов из Китая, было 24 сына и 16 дочерей. Официальным наследником престола был его первенец Чжу Бяо, который умер ещё при жизни отца. После смерти Чжу Юаньчжао в 1398 году на престол взошёл сын Чжу Бяо, то есть внук Чжу Юаньчжао.
Бэйпин в то время был уделом четвертого сына скончавшегося императора, которого звали Чжу Ди. Он управлял северным приграничьем и умиротворял одни монгольские племена силами других, союзных себе монгольских племен: этнические китайцы верховой ездой не владели и в степях им делать было абсолютно нечего. Когда престол достался внуку покойного основателя династии, Чжу Ди призвал союзных себе монголов, повел их на юг, взял и разграбил Нанкин, а столицу перенёс в свою северную ставку. Именно Чжу Ди и построил Пекин в окрестностях Ханбалыка-Бэйпина, воздвигнув столь значимые для Китая Запретный город и Храм неба.
Добавим к изложенному, что матерью Чжун Ди была монголка из племени хонгират, а по упорно ходившим и даже записанным в хрониках слухам отцом будущего императора пресловутый Тогон-Тэмур, последний император династии Юань. Якобы в гарем императора мать Чжун Ди попала уже беременной. Даже если это просто легенда, она очень показательна.
Далее, в 1425 году сын и преемник Чжун Ди принял решение вернуть столицу в Нанкин, но сразу после обнародования этого решения внезапно умер в цветущем возрасте 29 лет. С тех пор столичный статус прочно закрепился за Пекином вплоть до завоевания его маньчжурами.
Между судьбами Пекина и Санкт-Петербурга, как столиц, есть определенное сходство: оба эти города находятся на периферии империй. Они не окружены, как Москва или Нанкин массой коренного, национально и социально однородного населения, которое являлось объектом эксплуатации со стороны правящей верхушки. Но есть и разница: Санкт-Петербург это приморский город, искусственно возведенный в безлюдной местности. Его население тоже было искусственно выведенным гомункулусом: высшая знать, чиновники, обслуживающие их торговцы и ремесленники, гвардия. В итоге трон Романовых был игрушкой в руках гвардейских полков, и в самом итоге именно столичный гарнизон сверг династию. Пекин аналогичной исторической эпохи был объектом воздействия степняков-кочевников. Иррегулярные воинские формирования, живущие от набега к набегу, многократно боеспособнее мобилизованных народных масс. Достаточно вспомнить казачество российских окраин, особо отличавшееся в любой смуте, когда регулярная армия находится в процессе распада или, наоборот, только создаётся новым правительством. Даже в Гражданской войне, имея в качестве противников бывалых красных фронтовиков, донское, кубанское, сибирское казачество показали себя очень хорошо, пока товарищ Троцкий не создал новую регулярную Красную Армию.
В сущности, и Санкт-Петербург и Пекин были колониальными фортпостами чуждой населению своих стран цивилизации. Санкт-Петербург - западной, Пекин цивилизации степей, откуда элиты этих стран, тесно связанные с метрополиями осуществляли освоение пространства. Старые столицы, то есть Москва и Нанкин были центрами притяжения любой оппозиции, не зря именно Нанкин стал столицей тайпинского Царства всеобщего умиротворения, а Наполеон пытался найти оппозицию императорскому Петербургу именно в Москве.
Монголы до поры до времени хорошо воевали за династию Цин, достигнув военных успехов даже во Второй опиумной войне. Однако с регулярными войсками западных держав они тягаться не могли, и Цины решили создать себе войска нового строя, подобные по выучке и оснащению европейским.
На этом они и поскользнулись.