Конец эпохи
Мало кто знает, но ещё недавно жил в Петербурге Пётр-Григорий Листопадов. Завсегдатай шумных Петербуржских
скверов, широких проспектов и душных канализаций. Добрейшей души человек, интеллигент, бомж, ярый приверженец старой школы и стеклянной тары. Никакой должности и документа он не имел. Из собственности у него был облезлый кот по кличке Фрунзе, туберкулёз и фуфайка времен гражданской войны. Видел он плохо и не дальше, чем слышал приветственные оскорбления в свой адрес. Но богом на него была возложена уникальная миссия, он совершенно тайно и непублично являлся официальным запахом Петербурга. С утра и бывало до поздней ночи Паша-Гриша давал северной столице узнаваемый всеми запах. Он был ёлочкой освежителем жёлтого города. Он пах везде и каждому, пах подробно и честно, пах вездесуще и совершенно бесплатно. Он пах грязными словами и литературными формами, пах портвейном и сырыми шпалами, пах заводскими цехами и двигателями прогулочных лодок, пах холодными трамвайными стёклами и кровью из губы, пах бесчисленными китайцами и каналами, пах тёплыми шавермами и обоссаными парадными, пах мокрыми проститутками и уличными музыкантами, он пах сыростью, революцией, насморком и мёртвой мышью. На его букет ароматов слетались мухи, туристы и благие маты. Одни в этих запахах слышали свободу, другие крики пощады. Одному богу и банщику было известно, когда он последний раз мылся. Ему уступали места в Макдональдсах, в театрах, в трамваях и даже в ночлежках бездомных. Его уважительно ненавидели и почтительно морщились. И вот третьего дня на улице Лизы Чайкиной на него упал балкон, гружённый зимними покрышками от Хаммера. С тех пор Петербургский запах пропал... Нет уже и не будет в холодном воздухе "того самого" привкуса европейской крепости, "того самого" Ленинградского духа, ради которого каждый хочет вернуться и ворваться в городок... Вакансия пока открыта.