ИноСМИ.Ru | Джон Ле Карре: На смерть неизвестного шпионаСупруга Гарри была там, они были женаты пятьдесят лет. Из любви к мужу она терпела плевки, стоя в очереди на рыбьем рынке, насмешки соседей, на ее глазах районные полицейские переворачивали ее дом вверх дном, они были уверенны, что грубое обращение с возмутителем спокойствия из местной ячейки компартии является их патриотическим долгом.
Их ребенок, который сейчас уже стал взрослым, подвергался подобным унижениям в школе, а затем и в других местах.
Гарри настолько проникся коммунистическими принципами, что они стали его второй натурой, он перекроил свой склад ума так, что уже не помнил, каким он был изначально. С нашей помощью он научился думать и поступать, как настоящий коммунист. И, тем не менее, много лет подряд каждую неделю он с улыбкой на лице приходил на тайный инструктаж к своему куратору. 'Все в порядке, Гарри?', - спрашивали его мы, я или другой куратор. - Все замечательно, Джон, спасибо. А Вы? Как поживает Ваша супруга?'.
Гарри взвалил на себя всю работу, которую его товарищи не горели желанием выполнять по вечерам или в выходные. Он обивал тротуары в попытке продать партийную газету 'The Daily Worker', иногда ему это удавалось лучше, иногда хуже. Он служил посыльным и вербовщиком у советских 'атташе по культуре' или 'третьих советников посольства', соглашался выполнять их скучные задания по сбору информации о промышленных предприятиях, расположенных в местности, где он жил - мы поставляли ему необходимые данные, если он не мог раздобыть их сам, естественно, после того как убеждались в их безвредности или неточности. Но никогда на его долю не выпадали захватывающие дух приключения.
Шаг за шагом, благодаря своей исполнительности и преданности идее - или, скорее, двум противоборствующим идеям - он поднялся в партийной иерархии и стал влиятельным и ценимым товарищем, ответственным за полуподпольные операции, которые, несмотря на то, что сам он - и мы вместе с ним - воспринимал их абсолютно серьезно, не представляли большой ценности для разведки.
Мы уверяли его, что отсутствие громких успехов не имеет большого значения, поскольку он был нашим ценным информатором, человеком, находившемся в нужном месте в нужное время. 'Если ты, Гарри, ничего ценного не услышал, значит, мы можем ночью спать спокойно', - объясняли мы ему. А Гарри весело отвечал, что должен же кто-то чистить сточные канавы и вытирать блевотину, не так ли, Джон? Да, Гарри, кто-то должен этим заниматься, и спасибо тебе, что стал этим кем-то.
Время от времени, чтобы поднять его боевой дух, мы совершали путешествие в сумеречный мир тайных агентов: 'Если когда-нибудь 'красные' завоюют на нас, Гарри, - напоминали мы ему, и порой сами почти в это верили, - и в один прекрасный день ты окажешься важной шишкой в своем районе, именно ты будешь осуществлять связь с движением сопротивления, перед которым будет стоять задача выкинуть этих засранцев обратно на континент'.
Мы шли на чердак, вынимали из тайника его передатчик, стирали с него пыль и смотрели, как Гарри посылает ненастоящие сообщения воображаемому штабу подпольщиков, расположенному где-то в Англии, а в ответ получает ненастоящие приказы, и все это, чтобы подготовиться к неминуемой оккупации Англии Советским Союзом. Мы все чувствовали себя немного не в своей тарелке, Гарри в первую очередь, но это было частью работы, и мы ее делали.
Я ушел из мира разведки, но все это время пытался понять, что двигало Гарри и его супругой, а также другими Гарри и их супругами. Иногда в партию вступали жены, а мужья вкалывали на местном заводе, без надежды дослужиться до мастера, поскольку их дражайшая половина была коммунисткой. Психоаналитики с удовольствием бы разложили мотивацию Гарри по полочкам, но в ответ услышали бы резонное замечание. 'Ну, хорошо, и что я, по-вашему, должен был делать? - агрессивно спросил бы он у них. - Сидеть, сложа руки, и смотреть, как партия пожирает мою страну?'.
Гарри вовсе не получал удовольствия от своей двойной жизни, он терпел ее, считая неотъемлемой частью своей миссии. Мы платили ему ничтожную зарплату - большие деньги только стеснили бы его, и, в любом случае, он никогда не смог бы ими воспользоваться - и обеспечили смехотворной пенсией. Но мы сдабривали этот 'кусок хлеба' той долей уважения и дружбы, которую могли себе позволить, не нанося ущерб секретности. Со временем Гарри и его жена почувствовали некоторую тягу к религии. Судя по всему, служитель культа, который они исповедовали, никогда не задавался вопросом, почему два таких убежденных атеиста приходят к нему, чтобы помолиться.
В конце похорон, после того, как уехали друзья, семья и товарищи по партии, к моей машине подошел мужчина в черном плаще. Мы обменялись рукопожатием. 'Я из конторы. Это мои третьи похороны за месяц, - смущенно прошептал он. - Они все умирают в одно и то же время, можно подумать, что они дали друг другу слово'.
Гарри был рядовым в армии достойных мужчин и женщин, которые верили, что коммунисты собираются уничтожить их любимую родину, и считали, что обязаны действовать. Он находил 'красных' по-своему симпатичными: идеалисты, правда, слегка чокнутые. Он положил свою жизнь на алтарь своих убеждений и умер, как неизвестный солдат 'холодной войны'.
Полицейский произвол, запрет на карьеру, издевательство над детьми в школе. И никакого смущения. Свободная страна.
Я, кстати, почему-то вспомнил Резуна и Новодворскую.