В норах львовской бедноты. Часть 5. Нищий король
Окончание.
Начало: Часть 1. Фонтаномонетчик.
Часть 2. Часовня бедности.
Часть 3. Два креста.
Часть 4. Кемпинг на Теодора.
Юрий - современный бездомный, который регулярно заходит в интернет и имеет собственную страничку в Фейсбуке.
В Фейсбуке он и списывается со мной, с предложением взять у него интервью. Встречаемся в излюбленном месте туристов и бомжей, у того самого фонтана с Нептуном.
Интервьюируемый приходит с клетчатой сумкой и дворняжкой без поводка. Разговор он начинает с ругательств по поводу реставрации известной фрески в армянской церкви, с автопортретом художника. «Всегда глаза художника смотрели на зрителя, куда бы ты не пошел! А тут они сделали, что глаза смотрят назад!», - на ходу говорит он. Собака Фиделя трусит за ним. Юрий яростно жестикулирует, пересыпает речь матерными словами, и говорит так громко, что прохожие, совершающие променад у Ратуши, оборачиваются. К стражам правопорядка никто не обращается, а вот в саму армянскую церковь к Юрию полицию вызывали. Правда, не за критику, а за молитву: он рассказывает, что часами «говорит на языках», когда его накрывает Дух Святой. Когда его «накрыло» в армянском храме, служители решили, что он буянит.
- А что Вы ощущаете, когда говорите на языках?
- Видишь (львовянин Юрий говорит по-русски, и, сдается, даже Дух Святой уже не убедит его перейти на украинский), я не помню даже, как…
И, в итоге, ничего не может пояснить, но слово за слово переходит к теме футбола:
- Во Львове, до рэчи, был еще клуб «Погоня». При польщизне это был один из известных клубов.
- Очень интересно, но мы ушли от темы.
- Ну почему, это мой герб, потому что я Корецкий, герба Погоня. Это мое. Я ощущаю себя потомком дома Гедиминовичей. И собираюсь отжать у Габсбургов русскую корону. Харизма короля, не буду врать, у меня уже есть. Точно знаю.
За непринужденностью суждений узнается выпускник философского факультета.
- А какой вуз вы закончили?
- Наш, львовский. Я еще с курса хотел уйти, но мама была очень против, чтобы я не заканчивал.
- В каком году хотели?
- Так… Был 1997, когда я начал ходить в церковь, 1998 - это я поехал первый раз в Почаев, и все, до побачення.
- А почему вы хотели сказать институту «до свидания»?
- Потому, что я хотел в монастырь, и до побачення все.
- А почему не ушли в монастырь?
- Потому, что мама была против. Я ж упирался, маме пришлось идти к епископу. Епископ говорит: ему благословляется доучиться. Прихожу я доучиваться, мне говорят: если бы ты сейчас не пришел, тебя нарэшти бы выгнали. Хотя, ты понимаешь, мой отец - он в системе этих кафедр работал. Я родился в семье кандидатов советских наук. При отце это была кафедра научного коммунизма, потом уже переименовали в кафедру философии. Моя мама могла пойти к кому угодно.
- И вы исполнили мамину волю, защитились?
- По ходу, сдавал не я. Мама все написала и сдала, и диплом выдали.
- А потом почему не ушли в монастырь?
- Она заболела, и все, и смотри за ней.
Юрина мама умерла, но и у него юношеская влюбленность в Московскую патриархию прошла. Теперь он по-холостяцки волочится по всем церквам, и ни одной своей свободы не отдает.
- А у вас не возникало желания получить профессию попроще, чем философ?
- У меня была мечта получить простую профессию, когда я после философского начал тыкаться и мыкаться. Я еще не говорил, что я, кроме этого, пациент всяких разных специальных домов?
- Каких?
- Желтых.
- И что вам диагностировали?
- Разные формы шизофрении.
- Вам и группу дали?
- Да, я за это и живу!
Большая часть нашего разговора прошла в дешевом кафе, пока снаружи шел дождь. Мы выходим, и дворняжка Фиделя убеждает нас в своей верности, соответствующей ее имени. Хозяин Фидельки удаляется с рассуждениями о том, что зороастрийцы полностью правы в своем отношении к собакам.
Текст Дайвы Кучинскайте,
Фото Романа Нуриева,
"Львовская газета"
Начало: Часть 1. Фонтаномонетчик.
Часть 2. Часовня бедности.
Часть 3. Два креста.
Часть 4. Кемпинг на Теодора.
Юрий - современный бездомный, который регулярно заходит в интернет и имеет собственную страничку в Фейсбуке.
В Фейсбуке он и списывается со мной, с предложением взять у него интервью. Встречаемся в излюбленном месте туристов и бомжей, у того самого фонтана с Нептуном.
Интервьюируемый приходит с клетчатой сумкой и дворняжкой без поводка. Разговор он начинает с ругательств по поводу реставрации известной фрески в армянской церкви, с автопортретом художника. «Всегда глаза художника смотрели на зрителя, куда бы ты не пошел! А тут они сделали, что глаза смотрят назад!», - на ходу говорит он. Собака Фиделя трусит за ним. Юрий яростно жестикулирует, пересыпает речь матерными словами, и говорит так громко, что прохожие, совершающие променад у Ратуши, оборачиваются. К стражам правопорядка никто не обращается, а вот в саму армянскую церковь к Юрию полицию вызывали. Правда, не за критику, а за молитву: он рассказывает, что часами «говорит на языках», когда его накрывает Дух Святой. Когда его «накрыло» в армянском храме, служители решили, что он буянит.
- А что Вы ощущаете, когда говорите на языках?
- Видишь (львовянин Юрий говорит по-русски, и, сдается, даже Дух Святой уже не убедит его перейти на украинский), я не помню даже, как…
И, в итоге, ничего не может пояснить, но слово за слово переходит к теме футбола:
- Во Львове, до рэчи, был еще клуб «Погоня». При польщизне это был один из известных клубов.
- Очень интересно, но мы ушли от темы.
- Ну почему, это мой герб, потому что я Корецкий, герба Погоня. Это мое. Я ощущаю себя потомком дома Гедиминовичей. И собираюсь отжать у Габсбургов русскую корону. Харизма короля, не буду врать, у меня уже есть. Точно знаю.
За непринужденностью суждений узнается выпускник философского факультета.
- А какой вуз вы закончили?
- Наш, львовский. Я еще с курса хотел уйти, но мама была очень против, чтобы я не заканчивал.
- В каком году хотели?
- Так… Был 1997, когда я начал ходить в церковь, 1998 - это я поехал первый раз в Почаев, и все, до побачення.
- А почему вы хотели сказать институту «до свидания»?
- Потому, что я хотел в монастырь, и до побачення все.
- А почему не ушли в монастырь?
- Потому, что мама была против. Я ж упирался, маме пришлось идти к епископу. Епископ говорит: ему благословляется доучиться. Прихожу я доучиваться, мне говорят: если бы ты сейчас не пришел, тебя нарэшти бы выгнали. Хотя, ты понимаешь, мой отец - он в системе этих кафедр работал. Я родился в семье кандидатов советских наук. При отце это была кафедра научного коммунизма, потом уже переименовали в кафедру философии. Моя мама могла пойти к кому угодно.
- И вы исполнили мамину волю, защитились?
- По ходу, сдавал не я. Мама все написала и сдала, и диплом выдали.
- А потом почему не ушли в монастырь?
- Она заболела, и все, и смотри за ней.
Юрина мама умерла, но и у него юношеская влюбленность в Московскую патриархию прошла. Теперь он по-холостяцки волочится по всем церквам, и ни одной своей свободы не отдает.
- А у вас не возникало желания получить профессию попроще, чем философ?
- У меня была мечта получить простую профессию, когда я после философского начал тыкаться и мыкаться. Я еще не говорил, что я, кроме этого, пациент всяких разных специальных домов?
- Каких?
- Желтых.
- И что вам диагностировали?
- Разные формы шизофрении.
- Вам и группу дали?
- Да, я за это и живу!
Большая часть нашего разговора прошла в дешевом кафе, пока снаружи шел дождь. Мы выходим, и дворняжка Фиделя убеждает нас в своей верности, соответствующей ее имени. Хозяин Фидельки удаляется с рассуждениями о том, что зороастрийцы полностью правы в своем отношении к собакам.
Текст Дайвы Кучинскайте,
Фото Романа Нуриева,
"Львовская газета"