Плаксин С.И. Лев Николаевич Толстой среди детей (Очерк из моих воспоминаний) (1903 г.).pdf
I. ССЫЛКА ДЛЯ СКАЧИВАНИЯ КНИГИ:
(PDF, 2,2 Mб.)
http://yadi.sk/d/2gO5qq3eMcoLA
II. ОБ АВТОРЕ:
Сергей Иванович Плаксин (1854 - ?)
познакомился с Толстым в раннем детстве, в связи с пребыванием, после перенесённой детской болезни, на восстановительном лечении на юге Франции. Собственно, этому эпизоду биографии Льва Николаевича и посвящены его воспоминания.
Воспоминания С.И. Плаксина относятся к 1860 г., когда Толстой, находясь за границей, прожил некоторое время на юге Франции в Гиере, а его сестра М.Н. Толстая поместилась на вилле, в трёх километрах от Гиера. Толстой часто бывал на вилле, где жил и Серёжа Плаксин с матерью.
Продолжением отношений с писателем уже взрослого Сергея Николаевича Плаксина стали письма его к Льву Николаевичу. В одном из них, от 26 сентября 1894 года Плаксин, в то время исполнявший должность инспектора типографий и книжной торговли в Одессе, просил у Толстого дозволения «украсить» его именем редактируемый им «Юбилейный календарь-сборник г. Одессы». Во втором - от 6 ноября 1902 года - прислал опубликованные ранее стихи собственного сочинения и просил разрешения на опубликование, вместе со своими воспоминаниями, сохранившегося у него чудом цветного и очень мастерского рисунка, сделанного для него Л.Н. Толстым. Вот ответ Л.Н. Толстого на второе письмо:
1902 г. Ноября 17. Ясная Поляна.
Очень рад был получить от вас письмо, милый Сергей Иванович, т.е. Серёжа Плаксин в розовой рубашке, который хотел убежать от моих племянниц сначала на конец земли, а потом на конец света, а потом на конец конца света. Я совсем не помню своего рисунка, но, разумеется, уверен, что вы всё, что говорите, говорите правильно. Пожалуйста, извините меня за то, что не поблагодарил вас за присылку ваших стихотворений, и верьте тем добрым чувствам, с которыми вспоминаю наше давнишнее знакомство.
Лев Толстой.
17 нояб. 1902.
Лизы Оболенской нет со мной, а то бы она велела вам кланяться. Мы недавно говорили с ней про вас.
В этом же своём письме от 6 ноября 1902 г. Плаксин рассказывал:
Прошло более сорока лет с тех пор, как на берегу Средиземного моря в обширной комнате виллы провансальца Monsieur Tosch вы посвящали свои досуги четырём детям: Варе, Лизе, Коле [дети М. Н. Толстой - Р.А.] и Серёже, т.е. мне. Вы задавали нам темы для «сочинений», учили нас читать «с чувством, с толком, с расстановкой», заставляли нас заниматься гимнастикой, помогая нам проделывать разные salto-mortale к великому ужасу наших маменек, рассказывали нам увлекательные басни и совершали с нами длинные прогулки по окрестностям виллы по направлению к Sepsy, к полуострову Porquerolle и в другие места. Иногда вы брались за наши детские акварельные краски, вами же привезённые нам в подарок из Марселя, и набрасывали ими разные типы, виды и эскизы. Благодаря незабвенной покойной матери моей у меня сохранился один из ваших рисунков того времени, изображающий волжского разбойника, и теперь, когда я намерен поделиться с читающим народом воспоминаниями об этом счастливом периоде моего детства, связанном с вашим, дорогим всему просвещенному миру, именем, я прошу вас, высокоуважаемый Лев Николаевич, не отказать мне в разрешении воспроизвести этот рисунок, оригинал которого всегда будет храниться в моей семье в виде приложения к моим воспоминаниям.
Воспоминания Плаксина изданы в 1903 г.: «Граф Л. Н. Толстой среди детей», изд. Сытина. К книге был приложен упоминаемый в письме рисунок «волжского разбойника».
Данное переиздание осуществлено с переводом текста книги в современную орфографию, но с сохранением нумерации страниц и иллюстративного материала издания 1903 года.
Приятного чтения!
Р. Алтухов
III. ОТРЫВКИ ИЗ КНИГИ.
(...) Наконец, раздался звонок и вошёл более чем всегда сияющий хозяин и стал рассыпаться в извинениях перед дамами.
При этих словах г. Тош вынул из кармана несколько золотых монет и договор найма, подписанный „графом Л.Н. Толстым”.
Известие о том, что русское семейство поселится под одной с нами кровлей, привело нас в самое радужное настроение духа и мы почти всю ночь не спали от волнения при мысли встретить соотечественников в таком захолустье, как вилла Тош, в окрестностях Иера!
Мы бы совсем не спали, если б могли пред- видеть, что жильцом окажется гр. Л.Н. Толстой с вдовой его покойного брата, графиней Марией Николаевной Толстой, и её детьми: Колей, Варей и Лизой.
(...) В гостиную вошёл очень высокий, плотный и широкоплечий мужчина, лет 40, с добродушной улыбкой на лице, окаймлённом темно-русой густой бородой. Из-под большого лба с глубоким шрамом (от лапы медведя, как мы потом узнали), в глубоких глазных впадинах, искрились умные и добрые глаза. Насколько мне помнится, Л.;Н. тогда походил на портрет, помещенный в „Художественном Листке" Тима.
Л.Н. говорил громко, но не скоро, а более мягко и ровно; в тоне голоса чувствовалась прямота и простодушие, движения были естественны и не носили отпечатка светской выправки; одет он был в коричневый костюм. Он подошёл к моей матери, пожал ей руку и сейчас же заговорил с ней, как давнишний знакомый.
(...) Нечего говорить, что душою нашего маленького общества был Л.Н., которого я никогда не видел скучным; напротив, он любил нас смешить своими рассказами, подчас самого неправдоподобного содержания, и когда наш детский смех уж слишком начинал терзать уши наших маменек, они обращались с просьбой к тому же Л. Н.- засадить нас за какую-нибудь тихую работу, вроде переписки из книг или рисования.
(...) В первый же день приезда, гр. Л.Н. обратил на меня особое своё внимание, узнав от матери моей, что цель поездки нашей на юг - моё слабое здоровье и что доктора запретили мне много резвиться и бегать.
- Слышите, - обратился граф к своему племяннику и к племянницам - играйте с Сережей, но не в „разбойники" и не в „горелки”!
(...) ...При малейшей выходке какого-нибудь мальчугана против меня, прямо лез с ним в драку. Он был вообще, что называется, „огонь мальчик“, с золотым сердцем и рыцарской душой. Благодаря его резвости и вспыльчивости моей матери приходилось часто бывать посредницей между ним и графиней, женщиной очень доброй, но болезненно раздражительной.
(...) Л.Н. поставил свой письменный стол в стеклянной галерее с видом на море. Вставал он очень рано, и мы, дети, только на минутку забегали к нему здороваться, помня строгое приказание наших маменек - не беспокоить Л.Н., когда он пишет.
(...) Неутомимый ходок, Л.Н. составлял нам маршрут, изобретая всё новые места для прогулок. То мы отправлялись смотреть на выварку соли на полуострове „Porquerolle”, то подымались на священную гору, где построена каплица с чудотворной статуей Пресвятой Девы, то ходили к развалинам какого - то замка, почему - то носившего название „Trou des fеes“.
По дороге Л. Н. рассказывал нам, детям, разные сказки. Помню я какую-то о золотом коне и о гигантском дереве, с вершины которого видны были все моря и города. Зная мою слабую грудь, он нередко сажал меня на свои плечи, продолжая рассказывать на ходу свои сказки. Надо ли говорить, что мы души в нём не чаяли?..
За обедом, вечером, Л.Н. рассказывал нашим добродушным хозяевам всевозможный забавные небылицы о России, и те не знали, верить ему или не верить, пока графиня или моя мать не отделяли правды от вымысла.
(...) Лев Николаевич напирал, главным образом, на развитие мускулов.
Ляжет, бывало, на пол во всю длину и нас заставляет лечь и подниматься без помощи рук; он же устроил нам в дверях верёвочные приспособления и сам кувыркался с нами, к общему нашему удовольствию и веселию.
Когда мы слишком расшалимся и маменьки упросят Л.Н. нас унять, - он нас усаживал вокруг стола и приказывал принести чернила и перья.
Вот образец наших занятий с Л.Н.
- Слушайте, - сказал он нам как-то, - я вас буду учить!
- Чему? - спросила востроглазая Лизанька, предмет моих нежных чувств.
Не удостоив племянницу ответом, Л.Н. продолжал:
- Пишите...
- Да что писать-то, дядя,- настаивала Лиза.
- А вот слушайте: я дам вам тему!..
- Что дашь? - не унималась Лиза.
- Тему! - твердо повторил Л.Н. - Пишите: чем отличается Россия от других государств. Пишите тут же, при мне, и друг у друга не списывать! Слышите! - прибавил он внушительно.
И пошло у нас писание...
Коля, бывало, как тщательно не наклоняет голову набок, но у него все линейки ползут в верхний правый угол бумаги. Пыхтит он, пыхтит, издавая носом неопределённые звуки, но ничего бедняге не помогает, а, между тем, Л.Н. строго запрещал нам писать по графленым линейкам, говоря, что это „одно баловство. „Надо привыкать писать без них“. Пока мы, таким образом, излагали наши мысли, графиня и моя мать сидели на диване и читали вполголоса какое-нибудь новое произведение французской литературы, а граф Л.Н. ходил по комнате из угла в угол, чем вызывал иногда восклицание нервной графини:
- Что это ты, Лёвушка, как маятник слоняешься. Хоть бы присел!..
Через полчаса „сочинения” наши были готовы, и моё было первым, к которому прикоснулся наш ментор. Он пытался было сам прочесть его, но, тщетно стараясь что-либо разобрать в спустившихся к поднебесью линейках, возвратил мне мою рукопись, сказав:
- Прочти-ка сам! - и я громогласно стал читать...
В награду за наши вечерние занятия Л.Н. привёз нам из Марселя, куда он почему-то часто ездил из Иера, акварельные краски и учил нас рисованию; прилагаемый эскиз набросил сам Л.Н. однажды и оригинал его удалось мне сохранить до сего времени.
(...) Л.Н. проводил почти весь день с нами, - учил нас, участвовал в наших играх и вмешивался в наши споры, разбирая их и доказывая, кто из нас прав, кто виноват.
Чаще всего у него выходили столкновения с Лизочкой.
Помню я такой случай: вхожу я в детскую и застаю Лизаньку в слезах; в одной руке у неё был сухарь, а в другой - ложка. На ковре лежала опрокинутая ступка, куски сахара, изюм и другие сладости.
Варя и Коля молча сидели у окна. Л.Н., видимо взволнованный, ходил из угла в угол.
- Что случилось? - спросил я тихо Варю.
Л.Н., услыхав мой вопрос, ответил громко ни к кому из нас непосредственно не обращаясь и не глядя ни на кого.
- Вот что случилось: она (при этом Л.Н. кивнул головой по направлению к Лизе) выдумала безобразную игру: стряпает из разных сладостей какое-то кушанье, которое сама ест, да к тому же ещё склоняет сестру и брата!..
Я не видел в этом ничего дурного, так как и сам не раз участвовал в этой игре, но, чувствуя из ряда выходящую рассерженность Л.Н., не противоречил ему, а он продолжал:
- Это игра безобразная! она развивает жадность и портит желудок!.. я запрещаю вам эту игру! - внушительно заключил он.
- Слушай, дядя Лёва, - воскликнула, сверкая глазками, на которых ещё дрожали слезинки, Лиза, - изволь! Я брошу играть в эту игру, но клянусь тебе всем святым, что когда я выйду замуж и у меня будут дети, я запрещу им принимать тебя!.. Помни это!
Такая угроза, в устах прелестной во всех отношениях, но вспыльчивой как огонь Лизы, моментально же вызвала на лице Л.Н. знакомую нам добродушную улыбку и, смеясь, он поднял Лизу на руки и крепко расцеловал.
Так обыкновенно кончались их недоразумения и распри.
Другое столкновение произошло однажды между Л.Н. и Колей.
Сидит последний в детской и трудится над починкой кожаного хомута на игрушечной лошади, недавно ему подаренной, причём старается скрепить сургучом порванные части хомута.
- Напрасно трудишься,- сказал граф, взглянув мимоходом на работу Коли.
- Отчего?
- Оттого, что сургучом кожи не скрепишь... не будет держаться...
- Будет! - возразил Коля, продолжая на- гревать сургуч.
- А я тебе говорю - не будет! - настаивал Лев Николаевич.
- Будет!
- Нет, не будет... вот что! - сказал граф, - если тебе удастся починить хомут, я тебе привезу ещё одну лошадь, а если не удастся - я и эту выброшу за окно!
Коля призадумался и прекратил нехотя своё бесполезное занятие.