Л.Н. Толстой. НЕПРОТИВЛЕНИЕ (Письмо к Енгельгардту. Часть 2-я)
Сколько я догадываюсь, вы теперь вот в каком положении: разум ваш говорит вам, что я прав, но сердце ваше возмущается против такого положения о непротивлении злу.
Вы говорите себе: „Что-нибудь тут не так, какая-нибудь тут есть ошибка рассуждения, я найду её и докажу, потому что не может быть, чтобы учение Христа, учение любви к брату, вело к тому, чтобы сидеть сложа руки, глядя на зло, совершающееся в мире. Хорошо, - говорите вы, - отжившему старику разводить лясы и уверять всех, что не надо противиться злу. Ему хорошо: он сыт, доволен, всё у него есть и ему осталось доживать не много. Весь жар жизни уже выжит им, но я без рассуждений чувствую, что во мне заложена любовь к добру и правде и ненависть ко злу и лжи не даром. Я не могу не выражать её, не жить во имя её, а каждый шаг моей жизни есть борьба со злом. И я должен бороться, и я буду бороться с ними теми средства- ми, которые мне уяснились уже и которые ещё уяснятся. Нужна проповедь в народе, сближение с сектантами, воздействие на правительство и т. д.“
Чувство, подсказывающее это, - хорошее чувство, и за него-то я люблю вас, но это самое чувство побудило Пётра запастись можем и отрезать ухо рабу.
Представьте себе, что бы было, если бы Иисус не удержал этих чувств: сделалась бы свалка; допустим, что Иисусовы бы победили и потом завоевали бы Иерусалим. Они бы порубили и их бы порубили.
Каково было бы Христианское учение?
Его бы не было, и нам не на что было бы упереться. Мы были бы хуже Аксаковых и Соловьёвых.
Для того, чтобы вам вполне выразить мою мысль, скажу как, к чем я полагаю значение Христа, значение не туманно-мистическое, а значение ясное, жизненное.
Все говорят, что значение Христианства в том, чтобы любить Бога и ближнего, как самого себя. Но что такое Бог? Что такое любить что-то непонятное -Бога? Что такое ближний? Что такое сам я?
Слова эти имеют для меня значение такое: Любить Бога, - значит любить истину.
Любить ближнего, как самого себя, - значит признавать единство своей сущности, души и жизни со всякой другой человеческой жизнью, с вечной истиной - Богом. Так это для меня. Но мне ясно, что эти, ничего не определяющие, слова, могут быть поняты иначе, и что большинство не может даже их понимать так, как я. Главное же то, что слова эти, ни для меня, и ни для кого, ни к чему не обязывают и ничего не определяют.
Как это, - люби Бога, которого каждый понимает по-своему, а другие и вовсе не признают; и люби ближнего, как самого себя, тогда как в меня вложена, ни на мгновение не покидающая меня, любовь к себе, и очень часто столь же постоянная ненависть к другим!
Это так неясно и неисполнимо, что остаётся пустою фразою. Моё мнение то, что это положение метафизическое, очень важное, как таковое, но когда это же положение понимается, как правило жизненное, как закон, то оно просто глупо. А к сожалению, его очень часто так понимают.
Всё это я говорю к тому, чтобы выяснить, что значение христианства, как и всякой веры, не в метафизических принципах, они во всём человечестве (Будда, Конфуций, Сократ) всегда были и будут одни и те же, а в приложении их к жизни, в живом представлении о том благе каждого человека и всего человечества, которое достигается при приложении их, и в определении тех правил, которыми оно достигается.
Ещё во Второзаконии сказано: „люби Бога и ближнего, как самого себя", но приложения этого принципа по Второзаконию состояли в обрезании, субботе и уголовном законе.
Значение Христианства состоит в указании возможности и счастья исполнения закона любви. Христос в Нагорной проповеди очень ясно определил, как надо и можно, для счастья своего и всех людей, исполнять этот закон.
В Нагорной Проповеди, которой если бы не было, то не было бы учения Христа, в чём все согласны, в ко- торой Христос обращается не к мудрецам, а к без- работным, к сиволапым; в проповеди, которая об- ставлена вступлением, что: „кто не исполнит единой из этих малых заповедей", и заключением, что не говорить надо, а исполнять - в этой проповеди всё сказано, и дано пять заповедей о том, как исполнять учение.
В Нагорной Проповеди изложены самые простые, лёгкие, понятные правила приложения любви к Богу и ближнему к жизни, без признания и исполнения которых нельзя говорить о Христианстве.
И как ни странно сказать это, после 1800 лет, мне пришлось открывать эти правила, как что-то новое. И только когда я понял эти правила, тогда только я понял значение учения Христа.
Правила эти так удивительно захватывают всю жизнь каждого человека и всего человечества, что только представь себе человек исполнение этих правил на земле, - и на земле Царство правды.
Затем разбери все эти правила отдельно, прилагая их к себе и увидишь, что этот невообразимо блажен - ный и огромный результат получается от исполнения самых простых, естественных, не только лёгких, но приятных для исполнения правил.
Подумаешь, нужно ли что-нибудь прибавить к этим правилам для того, чтобы осуществилось Царство правды? Ничего не нужно.
Подумаешь, можно ли отрицать одно из правил, чтобы не нарушить Царства правды?
Нельзя.
Если бы я ничего не знал из учения Христа, кроме пяти правил, я и тогда был бы таким же христианином, как и теперь.
Не сердись. Не блуди, Не клянись. Не воюй. Вот в чём для меня сущность учения Христа.
Это-то ясное выражение учения Христа было спрятано от людей, и потому человечество постоянно отступалось от него в две крайние стороны. Одни, видя в учении Христа, - учение о спасении души, для грубо представляемой ими себе вечной жизни, устранялись от мира, заботясь только о том, что им самим для себя делать, как усовершенствоваться в одиночку, - что было бы смешно, если бы не было жалко. И страшные силы потрачены этими людьми, и их много было, и тратились силы на невозможное и глупое: - делать добро для себя в одиночку, без людей.
Другие, напротив, не веря в будущую жизнь, жили, лучшие из них, только для других, но не знали и не хотели знать, что нужно им для себя и во имя чего они хотят добро другим и каково добро?
Мне кажется, что одно не возможно без другого, человек не может делать себе, своей душе добро, не действуя для других и с другими, как это делали аскеты религиозные и лучшие из них, и не может делать добро людям, не зная, что ему самому нужно, и во имя чего он действует, как это делали и делают общественные деятели без веры.
Я люблю людей первого разряда, но всеми силами души ненавижу их учение, и люблю, очень люблю людей второй категории и ненавижу их учение. В том только учении истина, которое указывает деятельность - жизнь, удовлетворяющую потребностям души и которая, вместе с тем, есть постоянная деятельность для блага других.
Таково учение Христа. Оно одинаково далеко от квиетизма религиозного, от заботы о своей душе, и от революционного задора (правительственная, поповская деятельность, революционная), желающего облагодетельствовать других, не зная вместе с тем, в чём состоит истинное, несомненное благо.
Христианская жизнь такова, что нельзя сделать добро людям иначе, как сделав добро самому себе, своей разумной душе, и не сделать добро себе иначе, как делая добро братьям. Христианская жизнь одинаково далека от квиетизма и от задора.
Люди молодые и вашего строя мысли, склонны смешивать христианское учение истинное с квиетизмом суеверов, и им кажется, что отказаться от сопротивления злу насилием очень удобно и легко, и что от этого дело христианское ослабевает и лишается сил. Это не верно. Вы поймите, что христианин отрекается от насилия не потому, что он не любит того же, чего и вы желаете; не потому, что он не видит, что насилие - первое, что напрашивается человеку при виде зла; но п. ч. он видит, что насилие отдаляет его от цели, а не приближает к ней, что оно не разумно, как неразумно человеку, желающему добраться до воды родника, палкой прибивать ту землю, которая отделяет его от ключа. И человеку отвергающему насилие не легче, - напротив: взять заступ, и копать труднее, чем колотить колом землю. Ему легче только тем, что он твёрдо знает, что не противясь злу насилием, а противясь ему добром и истиной, он делает, что может, исполняет волю Отца, по выражению Христа.
Нельзя огнём тушить огонь, водою сушить воду, злом уничтожать зло. Уж это делали, делают с тех пор, как свет стоит и достигли того положения, в котором мы живём.
Пора бы бросить старый приём и взяться за новый, тем более, что он и разумнее.
Если есть движение вперёд, то только благодаря тем, которые добром платили за зло.
Что если бы одна миллионная тех усилий, которые употребляются людьми на то, чтобы насилием побороть зло, употреблялась на то, чтобы переносить зло, не участвуя в нём, и светить тем светом, который дан каждому?
Хоть просто с опытной точки зрения.
Тем ничего не добились, отчего же не испытать другого, тем более, что это так ясно, очевидно и ра- достно.
Вот частный пример: вспомним Россию за послед- ние 20 лет. Сколько истинного желания добра, готов- ности к жертвам потрачено нашей молодой интеллигенцией на то, чтобы установить правду, чтобы сделать добро людям. И что же сделано? Ничего. Хуже, чем ничего. Погубили страшные душевные силы. Колья переломали и землю убили плотнее, чем прежде была, так, что и заступ не берёт.
Вместо тех страшных жертв, которые принесены молодёжью, вместо выстрелов, взрывов, типографий, что бы этим людям верить в учение Христа, т. е., считать, что христианская жизнь есть одна разумная жизнь? что если бы вместо этого страшного напряжения сил, один, два, десять, десятки, сотни людей просто бы, на призыв их на военную службу, сказали бы: "мы не можем служить убийцами, потому что мы верим в учение Христа, в то учение, которое мы исповедуем, это запрещено его заповедью”; то же бы они сказали по отношению присяги, и по отношению судов, то же сказали бы и исполнили бы по отношению к насилию, утверждающему собственность? Что бы было из этого, я не знаю, но знаю, что это подвинуло бы дело.
Знаю, что один путь действительно плодотворный,
это -- не делать того, что противно учению Христа и прямо и открыто утверждать его, и не для достижения только внешних целей, а для своего внутреннего удовлетворения, которое состоит в том, чтобы не делать зла другим, пока я еще не в силах делать им добро.
Вот мой ответ на ваши вопросы о том, чего нужно добиваться. Нужно добиваться того, чтобы исполнять правила Христа для себя и открывать людям свет и радость исполнения их. Всё это, впрочем, лучше сказано в Евангелии (Матф. гл. V, ст. с 13 по 16).
Предвижу ещё возражение. Вы скажете: - „Не ясно, как исполнять эти правила и к чему они приведут нас. Как по этим правилам относиться к собственности, к власти, к международным отношениям?“.
Не думайте, чтобы у Христа было что-нибудь не яс- ное. Всё ясно, как день.
Отношение к власти выражено в рассказе о динарии. Деньги - собственность, есть дело нехристианское. Оно идёт от власти, власти и отдавай; но душа твоя собственная, она от Бога истины, и потому твои дела, твою разумную свободу никому не отдавай кроме Бога. Убить тебя могут, но заставить убивать, заставить сделать нехристианское дело, - не могут.
Собственности нет по Евангелию, и у тех, у кого она есть, у тех горе, т. е., им плохо. Христианин, по отношению к собственности, может только не участвовать в насилии, совершаемом во имя собственности и разъяснять другим, что собственность есть миф, что собственности нет, а есть известное привычное насилие по отношению к пользованию вещами, которое люди называют собственностью, и которое дурно. У человека, который будет отдавать свой кафтан, когда хотят снять с него рубашку, не может быть речи о собственности.
Вопроса о международных отношениях тоже не может быть. Все люди - братья, - все одинакие; и если пришли Зулу, чтобы изжарить моих детей, то одно, что я могу сделать, это постараться внушить Зулу, что это ему не выгодно и не хорошо, - внушить, покоряясь ему по силе. Тем более, что мне нет расчёта с Зулу бороться. Или он одолеет меня и ещё более детей моих изжарит, или я одолею его, и дети мои завтра заболеют и в мучениях худших умрут от болезни.
Расчёта нет, потому что, покоряясь, я наверное делаю лучше, а сопротивляясь, я сомнительно делаю лучше.
Так вот мой ответ. Наилучшее, что мы можем делать, это исполнять самим всё учение Христа. А чтобы исполнять это, мы должны быть уверены, что оно есть истина и для всего человечества и для каждого из нас.
Имеете ли вы эту веру?
Ещё два возражения, или вопроса, которые, я воображаю, вы должны мне сделать. Первое, это то, что если покориться так, как я говорю, и Зулу и городовому и отдавать злому человеку всё, что захочет отнять у меня; если не участвовать в государственных учреждениях судов, учебных заведений, университетов, не признавать своей собственности, то падёшь на низшую ступень общественной лестницы, тебя затопчут, затрут, ты будешь бродяга. - нищий, и свет, который есть в тебе, пропадёт даром, никто не увидит его; потому не лучше ли поддерживать себя на известной степени независимости от нужды, возможности образования и общения с наибольшим кругом людей (печать).
Действительно, так кажется, но это только кажется. И кажется так потому, что нам дороги наши удобства жизни, наше образование и все те радости мнимые, которые они доставляют нам, и мы кривим душой, говоря это. Это несправедливо потому, что на какой бы низкой ступени человек ни стоял, он всегда будет с людьми, а потому в состоянии делать добро им. А лучше ли профессора университета, важнее ли жители ночлежных домов для христианского дела - это вопрос, которого никто решить не может. В пользу нищих говорит моё собственное чувство и пример Христа. Только нищие могут благовествовать, т. е., учить разумной жизни. Я могу рассуждать прекрасно и быть искренним, но никто, никогда, не поверит мне, пока будут видеть, что я, живя в палатах, проживаю с семьёю в день стоимость годовой пищи бедной семьи.
А что касается вашего мнимого образования, то пора бы перестать говорить о нём, как о благе. Испортить человека, оно из ста испортит совсем девяносто, но прибавить что-нибудь человеку уже никак не может. Вы, верно, знаете про Сютаева. Вот вам, безграмотный мужик, а его влияние на людей, на нашу интеллигенцию больше и значительнее, чем всех русских учёных и писателей, со всеми Пушкинами и Белинскими вместе взятыми, начиная от Тредьяковского и до наших дней. Потерять ничего не потеряет. И если кто оставит дом, отца и мать, и братьев, и жену, и детей, то найдёт во сто раз больше здесь в мире этом и домов, и отцов, и ещё жизнь вечную. Многие первые будут последними. (Матф. гл. X, ст. 29).
Теперь другой вопрос, прямо, невольно вытекающий из этого: “Ну, а вы, Лев Николаевич, проповедывать вы проповедуете, а как исполняете?“
Вопрос этот самый естественный и мне его делают всегда, и всегда им победоносно зажимают мне рот.
„Вы проповедуете, а как вы живёте?“ И я отвечаю, что я не проповедую и не могу проповедывать, хотя страстно желаю этого!
Проповедывать я мог бы делом, а дела мои скверны. То же, что я говорю, не есть проповедь, а есть только опровержение ложного понимания христианского учения и разъяснение настоящего его значения. Значение его не в том, чтобы во имя его насилием перестраивать общество; значение его в том, чтобы найти смысл жизни в этом мире.
Исполнение пяти заповедей даёт этот смысл.
Если вы хотите быть христианином, то надо исполнять эти заповеди, а не хотите их исполнять, то и не толкуйте о Христианстве, вне исполнения этих заповедей.
Но, говорят мне, если вы находите, что вне исполнения христианского учения нет разумной жизни, а вы любите эту разумную жизнь, отчего вы не исполняете заповедей?
Я отвечаю, что я виноват и гадок, и достоин пре- зрения за то, что не исполняю, но при том, не столько в оправдание, сколько в объяснение непоследовательности своей, говорю: -Посмотрите на мою жизнь прежнюю и теперешнюю и вы увидите, что я пытаюсь исполнить. Я не исполнил и одной десятитысячной, это правда, и я виноват в этом, но я не исполнил не потому, что не хотел, а потому; что не умел. Научите меня, как выпутаться из сети соблазнов, охвативших меня, помогите мне, и я исполню, но и без помощи я хочу и надеюсь исполнить. Обвиняйте меня, я сам это делаю, но обвиняйте меня, а не тот путь, по которому я иду и который указываю тем, кто спрашивает меня, где, по моему мнению, дорога.
Если я знаю дорогу домой и иду по ней пьяный, шатаясь из стороны в сторону, то неужели от этого не верен путь, по которому я иду?
Если не верен, - покажите мне другой; если я сбился и шатаюсь, - помогите мне, поддержите меня на настоящем пути, как я готов поддержать вас, а не сбивайте меня, не радуйтесь тому, что я сбился, не кричите с восторгом:
„Вот он, говорит, что едет домой, а сам лезет в болото!"
Да не радуйтесь же этому, а помогите мне, поддержите меня! Ведь вы не черти из болота, а тоже люди, идущие домой!
Ведь я один, и не могу же я желать итти в болото. Помогите мне! У меня сердце разрывается от отчаяния, что мы все заблудились; и, когда я бьюсь всеми силами, вы, при каждом отклонении, вместо того, чтобы пожалеть себя и меня, суёте меня в болото и с восторгом кричите:
„Глядите, он с нами вместе, в болоте!"
Так вот моё отношение к учению и исполнению. Всеми силами стараюсь исполнить и в каждом неисполнении не то, что только каюсь, но прошу помощи, чтобы быть в состоянии исполнить, и с радостью встречаю всякого, ищущего пути, как и я, и слушаюсь его.
Если вы прочтёте то, что я посылаю, вам будет понятно и содержание этого письма.
Пишите мне. Я очень рад общению с вами и с волнением буду ждать вашего ответа.
1887 г.
_________________