Наша Кирконкюля. Часть 3. Весна
(Начало:
Наша Кирконкюля. Часть 1. Осень.
Наша Кирконкюля. Часть 2. Зима.)
Дарья страдала, что если зимой сосны веселят, то весна в Карелии, после украинских вишен и каштанов, будет скучной. Сосны - и сосны. Она не знала, что сосны тоже цветут.
Палы, ежегодная российская забава - наверное, рудимент подсечно-огневого земледелия. Линия электропередач и полотно железной дороги, с которой сделано фото, нисколько не мешают архаичной пляске огня.
Всё будет Донбасс.
В отсутствие врагов куликовцы сожгли и забросали бутылками собственный полигон (бугры на заднем плане - окопы).
После дыма и огня хочется свежести - выбежать в мокрый апрельский лес сразу после дождя.
Только вышел из подъезда - и ты уже в дремучей чаще. Всего-то три чахлых ёлочки, заросли вереска, ягельный пушок, но первый же пятачок так притягивает, что не хочется идти дальше и смотреть другие.
Но всё равно идёшь и смотришь. Например, на белеющую в вереске ягельную полянку.
В вереске белеют и обветренные коряги - как кости.
В мае куда веселее.
Старая лесная дорога с валунами по обочинам может вывести к панночке не только в майскую ночь, но и майским днём.
«Из логова змиева, из города Киева, я взял не жену, а колдунью…».
Тёща-бандеровка прикидывается в гостях тургеневской девушкой.
Суровый карельский быт. Наш походный котелок - вместо чайника, кастрюлю дала школа, рыбу на «Лысьву» поставляет из ближайшего озера алкоголик дядя Лёша. Сначала пытался одалживать деньги «на лекарства», а потом стал предлагать по пакету рыбы за стольник. Иногда приносит и щук.
Когда нам дали двушечку (в той же пятиэтажке), мы соорудили книжную полку из найденной там доски и пары чугунных кронштейнов с йоэнсууской барахолки.
В квартире кто-то бросил страшный советский буфет. Раньше у нас был шкаф из чемодана - теперь из этого буфета.
Ремонта так и не сделали, зато буфетище задекорировали под изразцовую печь.
Удивительные двери в наших подъездах - пространство между дверью и потолком у всех забито фанеркой.
Стриж с нимбом.
И как по такому подъезду ходить без птичек?
Из этого дома так и хочется выйти. Но лесные тропы теперь то и дело обрываются у свежевырытых карьеров.
Только у озера Ястребиного их и нет - к счастью альпинистов, это ООПТ. Вид со скалы Парнас:
Радостное весеннее кладбище:
Путём махинаций захвачена земля под карьеры, а протестующие против них куликовцы продолжают осваивать недра финского кладбища.
Охан и Лайна Ви́скари…
…решили бы, наверное, что это какой-то экзотический восточный обряд.
Шведа никто ещё не потревожил, а ведь похоронен в 1867.
Крест Яакко Ласанена мы выкопали из-под кучи мусора и земли. Через его могилу ходят в загончик к неким Анфилатовым.
А мы теперь ходим к Ласонену. А неуловимые финны снова оставили цветы.
На бирке - довоенное фото нашей кирхи, колокольни, и герб Хийтольской волости: река Кокколанйоки течёт мимо Линнавуори (Крепостной горы) и впадает в Ладогу.
Продолжение следует: Часть 4. Лето
Наша Кирконкюля. Часть 1. Осень.
Наша Кирконкюля. Часть 2. Зима.)
Дарья страдала, что если зимой сосны веселят, то весна в Карелии, после украинских вишен и каштанов, будет скучной. Сосны - и сосны. Она не знала, что сосны тоже цветут.
Палы, ежегодная российская забава - наверное, рудимент подсечно-огневого земледелия. Линия электропередач и полотно железной дороги, с которой сделано фото, нисколько не мешают архаичной пляске огня.
Всё будет Донбасс.
В отсутствие врагов куликовцы сожгли и забросали бутылками собственный полигон (бугры на заднем плане - окопы).
После дыма и огня хочется свежести - выбежать в мокрый апрельский лес сразу после дождя.
Только вышел из подъезда - и ты уже в дремучей чаще. Всего-то три чахлых ёлочки, заросли вереска, ягельный пушок, но первый же пятачок так притягивает, что не хочется идти дальше и смотреть другие.
Но всё равно идёшь и смотришь. Например, на белеющую в вереске ягельную полянку.
В вереске белеют и обветренные коряги - как кости.
В мае куда веселее.
Старая лесная дорога с валунами по обочинам может вывести к панночке не только в майскую ночь, но и майским днём.
«Из логова змиева, из города Киева, я взял не жену, а колдунью…».
Тёща-бандеровка прикидывается в гостях тургеневской девушкой.
Суровый карельский быт. Наш походный котелок - вместо чайника, кастрюлю дала школа, рыбу на «Лысьву» поставляет из ближайшего озера алкоголик дядя Лёша. Сначала пытался одалживать деньги «на лекарства», а потом стал предлагать по пакету рыбы за стольник. Иногда приносит и щук.
Когда нам дали двушечку (в той же пятиэтажке), мы соорудили книжную полку из найденной там доски и пары чугунных кронштейнов с йоэнсууской барахолки.
В квартире кто-то бросил страшный советский буфет. Раньше у нас был шкаф из чемодана - теперь из этого буфета.
Ремонта так и не сделали, зато буфетище задекорировали под изразцовую печь.
Удивительные двери в наших подъездах - пространство между дверью и потолком у всех забито фанеркой.
Стриж с нимбом.
И как по такому подъезду ходить без птичек?
Из этого дома так и хочется выйти. Но лесные тропы теперь то и дело обрываются у свежевырытых карьеров.
Только у озера Ястребиного их и нет - к счастью альпинистов, это ООПТ. Вид со скалы Парнас:
Радостное весеннее кладбище:
Путём махинаций захвачена земля под карьеры, а протестующие против них куликовцы продолжают осваивать недра финского кладбища.
Охан и Лайна Ви́скари…
…решили бы, наверное, что это какой-то экзотический восточный обряд.
Шведа никто ещё не потревожил, а ведь похоронен в 1867.
Крест Яакко Ласанена мы выкопали из-под кучи мусора и земли. Через его могилу ходят в загончик к неким Анфилатовым.
А мы теперь ходим к Ласонену. А неуловимые финны снова оставили цветы.
На бирке - довоенное фото нашей кирхи, колокольни, и герб Хийтольской волости: река Кокколанйоки течёт мимо Линнавуори (Крепостной горы) и впадает в Ладогу.
Продолжение следует: Часть 4. Лето