Февраль
Февраль.
Обманчивая сырая оттепель, промокшая обувь, неожиданное небо ясной голубизны, тревожащие запахи. Несколько дней назад, стоя у ночного окна, я видела мотыльков, летающих вокруг большого круглого фонаря, настырно-желтого и пристроившегося как раз напротив моей кухни. Где-то высоко в небе покачивался узкой лодочкой новорожденный месяц, наводя морок. Я встряхнула головой, подозревая себя в переутомлении работой и пошла за очками, надеясь убедиться, что это всего лишь пожухлые листья, поднятые ветром. Но откуда же взяться здесь листьям, если все тополя вырубили еще в конце прошлого века, а новых деревьев так и не насадили? Нет, все ж таки мотыльки, невесть какой силой поднятые в воздух неизвестно из каких подвалов или концов света слетевших сюда, к обманчивому свету и теплу. Они бились в стекло фонаря, кружились в своем жутковатом танце, и, наверное, очень мерзли.
Февраль.
Весны уже очень хочется, зима была трудной и какой-то немыслимо долгой. А жизнь в этой долгой зиме кажется слишком быстротечной, утро-ночь, родился-состарился. И уже неможется влюбиться, сорваться за неверным ветром, закружиться в сумасбродстве.
Копаюсь в давних фотографиях, искала одну нужную - и зависла, перебираю с удивлением.
Когда-то, в прошлых жизнях, в такой же февральский вечер, когда никаких еще Валентинов и в помине не праздновали, я подглядывала, как рождается и расцветает влюбленность в душе одного мальчика, моего товарища по взрослению. Дружку моему не светило. Объект вспыхнувшей страсти, большеротая некрасивая девочка, темно-рыжая, была сама заворожена проснувшейся внутри силой, перебирала ее на разные лады под гитару, пробовала на вкус, наслаждалась ее звучанием. Она была прекрасна, вдохновенна, восхитительна. Мы праздновали в тот вечер последние отыгранные дипломные спектакли, замирали от предвкушения неизвестности, много пели. Я даже не помню, было ли вино в тот вечер, или голова кружилась без вина. Девочка повторяла - «я - актриса!», и было в ее голосе что-то про дальние странствия и запах пыльных кулис, про тяжелый бархат театральных костюмов, про дороги и скрип телеги, про разлуки и любовь. Юноша смотрел на нее в восторженном оцепенении и медленно тонул.
Нет, дружку не светило, она была не здесь. Он потом нашел себе похожую девочку, среди смертных, такую же большеротую и рыжеватую, почти двойника, и даже случился скоротечный роман. В юности плохо понимаешь, что муляж не может заменить настоящее. Некоторые не понимают этого всю жизнь, пытаясь найти замену утраченному…
Тот мальчик, спустя время, стал важным, богатым и знаменитым. Мы давно не виделись, и оба теперь не часто бываем в театре…
Февраль.
Он еще возбуждает дырковатыми кучами подтаявшего снега, опасно разбухшими сосульками на крышах, разбивающихся с радостным звоном под лучами солнца. С крыш все еще сбрасывают снег, и он лежит во дворах непроходимыми горами, грязный, нелепый, и дворники все исчезли, а может быть нынешней зимой их и вообще не было, на юг стаями подались. Но соблазнитель уже начинает отступать назад, потихонечку, по шажочку. Впереди еще мартовские вьюги и резкие похолодания, пара снегопадов ближе к апрелю. Уже сегодня на улице зябко, и если долго ждать автобуса, руки мерзнут даже в перчатках.
О, надо быть бдительным, зазеваешься и не заметишь, как призрак весны сменится колким ветром, злобно гоняющим поземку по обледенелым лужам и бесцеремонно лезущим за шиворот. Рано еще весне. Февраль.
Обманчивая сырая оттепель, промокшая обувь, неожиданное небо ясной голубизны, тревожащие запахи. Несколько дней назад, стоя у ночного окна, я видела мотыльков, летающих вокруг большого круглого фонаря, настырно-желтого и пристроившегося как раз напротив моей кухни. Где-то высоко в небе покачивался узкой лодочкой новорожденный месяц, наводя морок. Я встряхнула головой, подозревая себя в переутомлении работой и пошла за очками, надеясь убедиться, что это всего лишь пожухлые листья, поднятые ветром. Но откуда же взяться здесь листьям, если все тополя вырубили еще в конце прошлого века, а новых деревьев так и не насадили? Нет, все ж таки мотыльки, невесть какой силой поднятые в воздух неизвестно из каких подвалов или концов света слетевших сюда, к обманчивому свету и теплу. Они бились в стекло фонаря, кружились в своем жутковатом танце, и, наверное, очень мерзли.
Февраль.
Весны уже очень хочется, зима была трудной и какой-то немыслимо долгой. А жизнь в этой долгой зиме кажется слишком быстротечной, утро-ночь, родился-состарился. И уже неможется влюбиться, сорваться за неверным ветром, закружиться в сумасбродстве.
Копаюсь в давних фотографиях, искала одну нужную - и зависла, перебираю с удивлением.
Когда-то, в прошлых жизнях, в такой же февральский вечер, когда никаких еще Валентинов и в помине не праздновали, я подглядывала, как рождается и расцветает влюбленность в душе одного мальчика, моего товарища по взрослению. Дружку моему не светило. Объект вспыхнувшей страсти, большеротая некрасивая девочка, темно-рыжая, была сама заворожена проснувшейся внутри силой, перебирала ее на разные лады под гитару, пробовала на вкус, наслаждалась ее звучанием. Она была прекрасна, вдохновенна, восхитительна. Мы праздновали в тот вечер последние отыгранные дипломные спектакли, замирали от предвкушения неизвестности, много пели. Я даже не помню, было ли вино в тот вечер, или голова кружилась без вина. Девочка повторяла - «я - актриса!», и было в ее голосе что-то про дальние странствия и запах пыльных кулис, про тяжелый бархат театральных костюмов, про дороги и скрип телеги, про разлуки и любовь. Юноша смотрел на нее в восторженном оцепенении и медленно тонул.
Нет, дружку не светило, она была не здесь. Он потом нашел себе похожую девочку, среди смертных, такую же большеротую и рыжеватую, почти двойника, и даже случился скоротечный роман. В юности плохо понимаешь, что муляж не может заменить настоящее. Некоторые не понимают этого всю жизнь, пытаясь найти замену утраченному…
Тот мальчик, спустя время, стал важным, богатым и знаменитым. Мы давно не виделись, и оба теперь не часто бываем в театре…
Февраль.
Он еще возбуждает дырковатыми кучами подтаявшего снега, опасно разбухшими сосульками на крышах, разбивающихся с радостным звоном под лучами солнца. С крыш все еще сбрасывают снег, и он лежит во дворах непроходимыми горами, грязный, нелепый, и дворники все исчезли, а может быть нынешней зимой их и вообще не было, на юг стаями подались. Но соблазнитель уже начинает отступать назад, потихонечку, по шажочку. Впереди еще мартовские вьюги и резкие похолодания, пара снегопадов ближе к апрелю. Уже сегодня на улице зябко, и если долго ждать автобуса, руки мерзнут даже в перчатках.
О, надо быть бдительным, зазеваешься и не заметишь, как призрак весны сменится колким ветром, злобно гоняющим поземку по обледенелым лужам и бесцеремонно лезущим за шиворот. Рано еще весне. Февраль.
Click to view