Театр Серафима
Среднее. Женское. Мужское.
Среднее было тяжелым и постоянным. Женское громогласно и ужасно, оно подобно лаю легендарной сторожевой собаки, оно приземисто, как изъеденные изнутри колонны, оно плотно, как воздух, заполняющий гигантские подземные пустоты.
Я кричу во сне, но я знаю, что сплю, и на двух берегах своего сновидения я устанавливаю свою волю.
Я кричу внутри своего каркаса из костей, внутри полости своей грудной клетки, которая обретает непомерную важность перед оцепеневшим взглядом моего сознания.
Но когда имеешь дело с этим пронзительным криком, чтобы закричать, мне нужно упасть.
Я падаю в подземелье и больше не выхожу наружу, я больше не выхожу.
Никогда больше я не оказываюсь Мужском.
Я сказал: Мужское - это ничто. Оно сохраняет силу, однако оно погребает меня внутри этой силы.
Наружно же это некий хлопок, личинка воздуха, серозная капля, взрывающаяся в воде, - о, это мужское начало, вздох закрытого рта в то самое мгновение, когда этот рот закрывается.
Когда весь воздух изошел криком и больше уже ничего не осталось для лица.
Женское закрытое лицо быстро теряет интерес к громкому рычанию сторожевого пса.
И вот тут-то и начинаются водопады.
Крик, который я только что испустил, остается сном.
Но это - сновидение, пожирающее сновидение.
Я, конечно же, остаюсь в подземелье, я дышу мелкими, приспособленными к нему вздохами, и вот - о чудо - я сам уже актер.
Воздух вокруг меня просторен, но строго отмерен, ибо со всех сторон эта пещера замурована.
Я подражаю оцепеневшему воину, оказавшемуся в полном одиночестве в подземных пещерах - он кричит от страха.
Так что крик, который я только что испустил, вначале взывает к щели молчания, - причем молчания все более сжимающегося; затем он призывает шум водопада, шум воды, и это вполне нормально, ибо всякий шум связан с театром. Вот так во всяком настоящем театре царит вполне понятный ритм.
Арто А. Театр и его двойник. М., 1993, с. 161-162