66. О выздоровлениях
Однажды по весне, поближе к концу апреля, мы заметили во дворе дома к северо-западу от нас какое-то слабое шевеление. Этот дом пустовал более полугода, и мы с братиками уже заждались нового соседа. Мы припали к забору со всей возможной пристальностью, но долго ничего не различали, кроме почерневших сугробов и влажных веток крыжовника. И если бы не метод художников-открыточников - разбить пространство на квадратики и подробно рассмотреть каждый - мы бы так его и не нашли. Он сидел на толстом чурбаке, привалившись к поленнице, и безмятежно жмурился на солнышке. Телогрейку он наставил парусом, чтобы ветерок веял за пазухи, но не сквозил; руки держал на коленях, и кисти свисали отвесно, будто каменно-тяжёлые. Казалось, соседу доставлял необыкновенное удовольствие каждый вздох - так блаженно улыбался он бледными губами. Мы предложили ему халвы, но он только слабо качнул головой.
- Я выздоравливаю, детки. Я после переезда сильно болел, а теперь вот встал на ноги. Так приятно выздоравливать…
Каково же было наше удивление, когда выйдя на улицу ночью - а мы всегда выходили ночью, чтобы удостовериться в том или ином - мы увидели соседа лежащем на сугробе, в одной исподней рубашке.
- Скоро совсем тепло станет, детки, надо ловить момент. Я специально заболеваю, чтобы потом поправляться - удивительное ощущение…
Он провёл в постели ещё несколько дней, и скоро вновь наслаждался выздоровлением, сидя в истоме у поленницы и наблюдая за неспешными облаками в вышине. Вообще простужаться я не очень люблю, сказал он, предпочитаю отравления: после отравлений особая нега и умытость мира, драгоценная усталость. Мы принесли ему обойного клея и отбеливателя, и он нехотя поел, из вежливости. К химии он был равнодушен, ему больше нравились растительные отравления - густые настои из всевозможных багульников и борщевиков, на голодный желудок. Иногда для разнообразия он резался ножиком, чтобы потом упоённо чесаться и сдирать корочки, иногда натирал мозоли или до сладкой боли перенапрягал мышцы. Дома он ходил в тельняшке и тренировочных штанах, и у него было совсем обычно - репродукции, радио, газовая плита. Обычную еду он тоже ел, например макароны, но со сдержанностью и безжизненностью во взоре, порой поводя бровью. Поначалу мы тревожились, что сосед может не рассчитать силы и преждевременно отправиться к праотцам, но постепенно успокоились - наитие ни разу не подвело его, и он, говорят, беспечно тешил себя до глубокой старости.
- Я выздоравливаю, детки. Я после переезда сильно болел, а теперь вот встал на ноги. Так приятно выздоравливать…
Каково же было наше удивление, когда выйдя на улицу ночью - а мы всегда выходили ночью, чтобы удостовериться в том или ином - мы увидели соседа лежащем на сугробе, в одной исподней рубашке.
- Скоро совсем тепло станет, детки, надо ловить момент. Я специально заболеваю, чтобы потом поправляться - удивительное ощущение…
Он провёл в постели ещё несколько дней, и скоро вновь наслаждался выздоровлением, сидя в истоме у поленницы и наблюдая за неспешными облаками в вышине. Вообще простужаться я не очень люблю, сказал он, предпочитаю отравления: после отравлений особая нега и умытость мира, драгоценная усталость. Мы принесли ему обойного клея и отбеливателя, и он нехотя поел, из вежливости. К химии он был равнодушен, ему больше нравились растительные отравления - густые настои из всевозможных багульников и борщевиков, на голодный желудок. Иногда для разнообразия он резался ножиком, чтобы потом упоённо чесаться и сдирать корочки, иногда натирал мозоли или до сладкой боли перенапрягал мышцы. Дома он ходил в тельняшке и тренировочных штанах, и у него было совсем обычно - репродукции, радио, газовая плита. Обычную еду он тоже ел, например макароны, но со сдержанностью и безжизненностью во взоре, порой поводя бровью. Поначалу мы тревожились, что сосед может не рассчитать силы и преждевременно отправиться к праотцам, но постепенно успокоились - наитие ни разу не подвело его, и он, говорят, беспечно тешил себя до глубокой старости.