(no subject)
Римская колонна
Когда проходишь к Беркерсхайму, что отделяется полукилометровой рощицей от стиснутого Bad Homburger Landstraße предместья, и железной дорогой, дугой обхватывающей Франкфурт и теряющейся в долине Нидды на севере, то будто видишь гигантскую волну, грозно когда-то стремившуюся поглотить Франкфурт, но невероятным волшебством остановленную и окаменевшую в образе раскинувшихся на многие дни пути гор Таунуса…
Волна эта проросла лесами, брызги ее обратились в камни, бесчисленно лежащие на склонах, вершинах, дорогах и рокочущие обвалами в ночи, шум от которых разносится временами над всей Ниддой. Эта волна принесла с собой из глубины времен остатки прежних миров и, опадая и осыпаясь, обнажает их ныне глазам потомков тех, кто в незапамятные времена пережил натиск мощной поступи исчезнувшего в истории Рима. Тут и там видны следы жизни и деяний тех, кому стало тесно сначала в болотах вокруг Тибра, потом - в благословенной дивной природой Италии. Перейдя реку По, заснеженные альпийские перевалы, они углубились в дикие девственные леса Верхней и Нижней Германий. Этот натиск продолжался долго, он то заливал леса от Рейна до Эльбы, организованным несокрушимым, казалось, римским порядком. Волна завоевания поглощала неуклонно деревни, городки, не задерживаясь на реках, и была иссушена в нескончаемом осеннем дожде в Тевтобургском лесу. Хотя и были набраны тысячи новых солдат, надевших оперенные круглые шлемы, умело действовавших пиллумом и гладисом, обученных, соединив вогнутые щиты, единым напором, теснить самого храброго врага, и прошли они снова путем победителей до Эльбы, но не стало в их поступи того уверенного победоносного ритма, и никто не смог вернуть потерянные легионы, полегшие под сводами намокшей тяжелой листвы у малоизвестной речки Лиссы и у холмов Ксантенна…
…С тех пор остановилась и закаменела волна, пришедшая через перевалы далекого юга, огородилась аккуратно устроенной цепью зубчатого частокола и сторожевых башен от неистовых жителей густых лесов, наблюдавших хищно за чужой жизнью, пустившей чудные побеги по ту сторону стен, что опоясали горизонты великих рек - Рейна, Дуная и Майна. За стенами наливалась соками невиданная в этих мрачных лесах жизнь, перекликалась резкими латинскими звуками воинских команд, в строй которых постепенно вплетались звучания всех наречий Средиземноморья. Недоверчивым варварам становилось день ото дня любопытнее, и они - поодиночке и малыми отрядами - выезжали верхами из лесов, ежесекундно ожидая нападения и обшаривая прищуренными глазами прибрежные кусты на той, ставшей чужой, стороне, зачастую отделенной всего десятками футов неспокойной мутной воды. Иной вождь, въехав в реку, подняв руку с прославленным в предыдущих боях с пришельцами топором, привычно выкрикивал угрозы, а его хмурые воины хором повторяли их. Временами оттуда летели с невероятной быстротой камни, сваливая всадников, с коротким свистом рассекали воздух стрелы, после которых не один храбрец навсегда отправлялся в Валгаллу на руках незримых Валькирий. Воинов лесов невозможно было остановить силой, но лишь только убив их всех, и ревущая толпа с дикой яростью пересекала речку и врубалась в затаившегося врага или с безрассудной храбростью шла на приступ частокола и башен, не взирая ни на град стрел, ни на удары страшных пиллумов. Чаще всего такие приступы заканчивались истреблением нападавших смельчаков, иногда прорывом на «ту» сторону и страшным в ярости коротким налетом. Неожиданно со всех сторон богатыри оказывались окруженными солдатами, в одинаковых шлемах, прикрытыми одинаковыми щитами, управляемыми невидимой единой волей, и которых невозможно было победить ни силой, ни хитростью… Только противопоставив им еще более сильную единую волю или отправив неисчислимые силы в небесную твердыню…
Постепенно накал борьбы стихал и уже гортанные германские наречия заполняли области, огороженные стенами. Уже невозможно становилось отличить в прохожем потомка воинов леса, лишь только услышав его самоуверенные речи и тем чаще, чем больше варваров пересекали зримую границу двух миров. Постепенно смягчались нравы, и удовольствия стали находить более в утонченных обычаях и привычках, как невидимой, но неумолимой волной накрывших мир, огороженный стеной - свободные одежды, изысканные яства, сладкие вина, дивные плоды юга, душистые и терпкие запахи терм над забившими теплыми водами из глубин земли, легкие туники женщин, невообразимое великолепие и блеск украшений…
…Бесследно канули в Лету все эти чудные запахи и утонченность повадок и одежд. Иногда находят в земле остатки их и дивятся поразительному сходству ушедших и нынешних живущих… Но остались незыблемыми оплоты, крепившие тот мир в противостоянии его с Лесом, ни на миг не оставлявшего попыток пересилить и завоевать мир душистых запахов, мраморных строений, легких одежд и прихотливых нравов. Эти невиданные в Лесу свойства развивались под защитой крепостей, стен и заполнявших их суровых, грубых людей, способных из века в век, не отводя взора, смотреть в лицо всему разнообразию смерти и, плотно составив щиты, по размеренной команде, теснить ее. Или, не опустив щита и сжав меч, угрюмо ожидать встречи с товарищами в вечно солнечном Элизиуме… Но когда самым бесценным для обитателя мира за Стеной стала данная один раз жизнь, то перестала Стена разделять смертельных прежде врагов и растворилась в новом, уже ставшем непохожим на древний, мире, когда-то сотворенном маленькой общиной на Семи Холмах...
Не только следами, вымываемыми в осыпающейся каменной волне, полна долина Нидды и защитившийся ею Франкфурт. Древние имена зазвучали в названиях улиц - Hadrianstrasse, Tacitus, Flavius, Titus, Vespasian.. Будто само то время подставляет опору нашему - дивным образом выступил древний бетон на фундаменте ничем не примечательного дома в Heddernheim, что по ту от Франкфурта берегу узенькой Нидды, разделившей мир Стены и Леса. Из-под толщи нанесенной то ли веками земли, то ли превратившейся в землю осыпавшейся пены с гребня окаменевшей волны, пробивается взгляду путника древняя брусчатка…
Эта дорога, отполированная тысячами подошв калиг легионеров, путников, повозок, копытами лошадей, мулов и ослов, проложена от берега Нидды и идет прямая, как воля римского народа. Но, подойдя под склоны Таунуса, вынуждена была виться по изгибам гор, то поднимаясь полого, то разрезая склон и углубившись в ущелье между Altkönig’ом и спрятавшимся за поворотом ущелья Bad Homburg’ом, снова выпрямляется и приводит к легионному лагерю Saalburg, сторожащему перекресток дорог. В длинной пологой аллее, образованной сводом сосен, осин, тополей и кленов утоптанная путниками широкая тропа кое-где обнажается, и подошвы начинают глухо стучать по замшелым, плотно пригнанным друг к другу камнями. Таких каменистых проплешин несколько на всем подъеме тропы и последний из них, попадается под ноги, когда свод, закрывающий тропу, внезапно исчезает и взору путника открывается правильная четырехугольная поляна, центр которой осеняет пятиметровый мраморный столб.. ,