Оригинал взят у
grigor_yan в
Символ веры ААЦ и т.н. "Никейско-Константинопольский" СимволА я-то все голову ломаю - ну почему наш Саргис, что общается на Курайнике с правослабными фриками называет "Никео-Константинопольским" Символ веры Армянской Церкви, который сама ААЦ именует Никейским?!
Оказывается в приложении к Википедии - в Викитеке есть подборка переводов на разные языки т.н. "Никео-Константинопольского" Символа, что принят у халкидонитов -
https://wikisource.org/wiki/Niceno%E2%80%93Constantinopolitan_Creed . И, о юмор! Там же "армянские переводы" - на древне-армянский (грабар) и современный западно-армянский язык. Уж не знаю какой идиот это туда выставил, выдав Символ веры ААЦ за т.н. "Никео-Константинопольский", но человек тот явно не заставил себя хотя бы задуматься над тем, почему сама ААЦ называет свой Символ Никейским, а не Никео-Константинопольским, и почему тексты не совпадают. Это что же за "перевод" такой, если его текст если уж не полностью иной, то по крайней мере целыми блоками отличается от оригинала?
Вот и подумалось, может сопоставить Символ ААЦ с "Н-К" Символом, а за одно их оба сравнить с Никейским? Интересно же посмотреть, что там у кого совпадает, а что нет. Наверняка мало кто до сих пор догадывался сравнить армянский Символ с халкидонитским. Да и из русских многие ли сравнивали "Н-К" Символ с Никейским? Кстати, при сравнении даже между греческим оригиналом "Н-К" Символа и его русским переводом тоже оказываются разночтения. И вот эти самые разночтения между греческим и русским мне создают ту проблему, что я теперь буду думать, как здесь писать их Символ. Сделаю своего рода адаптированный "греко-русский" вариант. Армянский перевод тоже адаптирую к русско-греческому изложению, чтоб за разными словами, которыми можно перевести то или иное слово оригинала, не "множить сущности", но напротив, максимально сблизить версии.
Итак, три Символа, а ниже сделаю свои умозаключения по увиденному в сравнении:
Никейский Символ
Символ Армянской Церкви
«Никейский»
Символ халкидонитский
«Никео-Константинопольский»
Веруем в Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца видимого и невидимого.
Веруем в Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимого и невидимого.
Верую в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимого и невидимого.
И в единого Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божьего, рожденного от Отца, единородного, то есть из сущности Отца.
И в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, рожденного от Бога Отца, единородного, то есть из сущности Отца.
И в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, единородного, рожденного от Отца прежде всех веков. то есть из сущности Отца
Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, а не сотворенного.
Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, а не сотворенного.
Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, а не сотворенного.
Единосущного Отцу, через Которого все сотворено, как на небесах и на земле.
Он же от природы* Отца, через Которого все сотворено в небесах и на земле, видимое и невидимое.
Единосущного Отцу, через Которого все сотворено. как на небесах и на земле.
Для нас людей и ради нашего спасения сошедшего и оплотившегося и
очеловечившегося.
Для нас людей и ради нашего спасения сошедшего с небес, оплотившегося, очеловечившегося, родившегося совершенным образом от Марии святой Девы Духом Святым. От Которой принял плоть, душу и разум, и все, что есть в человеке, истинно, а не иллюзорно.
Для нас людей и ради нашего спасения сошедшего с небес, оплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и очеловечившегося.
Страдавшего.
Страдавшего, распятого, погребенного.
Распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребенного.
В третий день воскресшего.
В третий день воскресшего.
В третий день воскресшего по Писаниям.
Восшедшего на небеса.
Восшедшего на небеса тем же телом и сидящего справа Отца.
Восшедшего на небеса и сидящего справа Отца.
Грядущего судить живых и мертвых.
Грядущего в том же теле и славе Отца судить живых и мертвых.
И снова грядущего со славою судить живых и мертвых.
Царству Его не будет конца.
Царству Его не будет конца.
И в Духа Святаго.
Веруем и в Духа Святого, в безначального и в совершенного.
И в Духа Святого, Господа, жизнедающего, исходящего от Отца, сопоклоняемого и сопрославляемого с Отцом и Сыном.
Говорившего в Законе и в Пророках и в Евангелиях. Что сошел на Иордан, проповедовал через апостолов и поселился в святых.
Говорившего чрез пророков.
Веруем и в единую Всеобщую и Апостольскую (святую) Церковь.
И в единую святую Всеобщую и Апостольскую Церковь.
В одно крещение, в покаяние, в очищение и в оставление грехов.
Исповедую одно крещение в оставление грехов.
В воскресение мертвых, в Суд вечный душ и тел, в Царство Небесное и в жизнь вечную.
Ожидаю воскресения мертвых и жизнь вечную.
Аминь.
Аминь.
Аминь.
Совершенно очевидно, что и Символ ААЦ, и халкидонитской Символ, именуемый "Никео-Константинопольским" являются двумя самостоятельными вариантами расширенного Никейского Символа. Некоторые, часто четкие совпадения в дополнениях в армянском и византийском варианте могут свидетельствовать если не о прямом заимствовании у кого-то кем-то, то по крайней мере могут указывать на влияние одного варианта на другой. Но, скорее всего, объясняется это общими источниками для дополнений в виде более древних Символов. Различия же между двумя текстами обусловлены тем, что дополнения к исходному Никейскому Символу делались Византийской и Армянской Церквями самостоятельно, причем вне всякого соборного решения.
Распространенное среди халкидонитов мнение, мол, "Н-К" Символ принят на Константинопольском, Втором Вселенском соборе, не выдерживает критики. Это "благочестивая" неправда. Нет не только документальных тому подтверждений, но и подтверждений косвенных. Армянская Церковь признает этот собор, но такой Символ ей не известен. Если бы расширенный на Вселенском соборе Символ существовал до халкидонского раскола, то ААЦ до того пребывающей в единстве с Византийской Церковью не пришлось бы создавать свой особый вариант.
Что касается названий, то можно констатировать тот факт, что армянские богословы без всяких хитростей продолжали называть свой, уже расширенный Символ "Никейским". И в этом нет ошибки, потому что это действительно Никейский Символ, но с дополнениями, которые никак не искажают Первоосновы. А вот византийцы явно перестарались как с новой редакцией текста, так и с названием. Они не только сделали дополнения, но и удалили из Никейского Символа несколько пунктов, один из которых имеет серьезную догматическую важность. А это уже искажение веры. И я вряд ли ошибусь, если скажу, что именно по причине этого искажения было придумано наделить расширенный византийцами Никейский Символ статусом нового, отдельного Символа, которому и придумали название "Никео-Константинопольского". Возможно ли было составить новый Символ для всей Кафолической Церкви вне Вселенского собора? Конечно же нет.
Как не крути, а такое звучное название и убеждение в соборном происхождении греко-римского Символа, помимо всего прочего, придает ему авторитетности. Если Символ принят на Вселенском соборе, то кто посмеет упрекнуть его в искажении Никейской веры? А между тем, удаление из Никейского Символа пункта веры с важным догматическим смыслом может говорить только о том, что вера поменялась. И вера в Византии действительно поменялась после "каппадокийской реформы". Вот только признать изменение никто не согласился бы тогда, как не соглашаются греко-халкидониты и до сих пор. Избежать обвинений в искажении Никейской веры позволяет им только одно - оставить исходный Никейский Символ как отдельно существующий, формально почитаемый, а исповедовать новый Символ, в котором нет "никейской ошибки".
Но все это для меня "чужие проблемы". Как для человека исповедующего Символ веры ААЦ, для меня проблема именно в Символе ААЦ. Такая проблема есть и делается она очевидной как раз при сравнении с оригинальным Никейским Символом. Это проблема перевода, и я ее пометил звездочкой* - "Он же от природы Отца" вместо "Единосущного Отцу". Т.е. по факту Символ ААЦ вместо знаменитого Никейского единосущия Сына Отцу предлагает исповедовать их единоприродие. Возникает вопрос - почему армянские переводчики написали именно так, если в армянском богословии есть термин "единосущный" - "hамаго"? Если можно было сделать точный, дословный перевод, то что именно могло заставить армянских переводчиков сделать по факту не корректный перевод никейской терминологии, заменив единосущие единоприродием?
Если не считать психически болеющего Шуру из подмосковного Пушкино, который серьезно себя считает "древнегреческим ромеем", любой греко-православный скажет, мол, да что тут такого? Перевод тут не точен лишь по форме, но по сути верен. Разве сущность не есть природа? В РПЦ все знают, что это синонимы. Мы же говорим о единосущии людей, под чем и подразумевается их единоприродие. Когда мы говорим о том, что Христос единосущен Отцу по божеству, и единосущен Матери и нам по человечеству, разве что иное имеем в виду, как не то, что Он по одной природе Бог, а по второй человек? И это было бы хорошим объяснением тому переводу в армянском Символе, если бы не одно жирное НО. Предложенное оправдательное объяснение обсуждаемому переводу в Символе ААЦ не верно в своей сути, а правда как раз в противоположном.
Я не случайно вспомнил древнегреческого Шуру. Имей он возможность комментировать в моем блоге, Шура непременно сообщил бы, что верующие РПЦ суть еретики и не знают того, что сущность и природа вовсе не синонимы, а таки разные термины. Шура поведал бы, что термин сущность выражает онтологическую реальность, в то время как понятие природы вовсе не онтологично. И таки доля правды в словах Шуры оказалась бы. Но только доля, да и та застаревшая на полтора тысячелетия. Термины природа и сущность по своему исконному содержанию действительно обозначают совершенно разное - как раз то, о чем вещает наш древнегреческий "богослов". Но в греческом богословии это давно уже не так. Благодаря т.н. "каппадокийской реформе", когда термины сущность и ипостась были разведены как общее и конкретное, лишенная конкретики сущность таки стала для греков синонимом природы. Шура-ромей с этим может несоглашаться, но это так.
Так вот, если бы такая же каппадокийская синонимизация сущности и природы была и в армянском богословии, то тогда можно было бы согласиться с представленным выше аргументом, что перевод армянского Символа неверен по форме, но верен по сути. Но в том-то и дело, что богословие ААЦ не приемлет "каппадокийскую реформу" и не делает сущность синонимом природы, а единосущие синонимом единоприродия. Для ААЦ сущность и ипостась - это одно и то же, как это было для отцов никейцев. Поэтому причину действий армянских переводчиков Никейского Символа я вижу как раз в нежелании вслед грекам синонимизировать сущность и природу, чем выхолащивается понятие единосущия. Синонимичность сущности и природы приводит к тому, что "единосущными" делаются не только люди, но еще и языческие боги. Нежелание армянских богословов идти вслед греко-каппадокийскому скрытому многобожию я конечно же одобряю, но способ выражения этого нежелания нахожу странным. Хотя, признаю эту странность вынужденной.
То, как армяне переводили Никейский Символ, и почему они заменили единосущие единоприродием, я вижу следующим образом! Как можно догадаться, на армянский язык текст Символа был переведен после того, как был создан в самом начале пятого века армянский алфавит. В то время ААЦ была в единстве с Церковью Византии, но как раз в это же время в Церкви Византии буйным цветом цвело каппадокийское криптоподобосущничество. А криптоподобосущничество - это ничто иное, как разделение сущности и ипостаси по разным смыслам, ради отождествления сущности с природой. Именно благодаря каппадокийцам греки стали веровать, что единосущие Сына Отцу означает то, что Сын той же природы Отца. И именно так греки понимали написанное в Никейском Символе. Вот этот самый смысл единоприродия, вместо аутентичного никейского исповедания единосущия был воспринят от греков армянскими переводчиками.
Кто-то скажет, мол, а почему было не написать нормально "единосущие" - "hамаго" и по примеру греков подразумевать себе на здоровье хоть единоприродие, хоть что угодно? Но юмор ситуации в том, что армяне, в отличие от греков, не могут в своем мозгу подменять смыслы слов, а потому термин "единосущие - "hамаго" ими никак не мог быть понят как единоприродие. Армянский термин hамаго означает общее существование, т.е. единое бытие. Если говорится, что Сын единосущен Отцу, то это означает не то, что у них одна природа, но что Они вместе являют одно бытие, почему и являются одним Существом (ипостасью), а не двумя. Написать в Символе, что Сын hамаго Отцу означало бы то, что армяне верят в единство ипостаси Божьей, т.е. иначе, чем греки, для которых по "каппадокийской реформе" Отец и Сын были как раз двумя разными ипостасями, т.е. являли два отдельных частных бытия. Перед армянскими переводчиками стояла серьезная проблема - как сделать так, чтоб не принять греческого криптоподобосущничества, но и не породить доктринального конфликта. Они сделали так, как посчитали на тот момент правильным - записали в Символ греческое понимание вместо дословного перевода никейского термина. А то, что греки никогда ничего не говорили против такого перевода, как раз свидетельствует о том, что они сами именно так Символ и понимали.
Но теперь возникает другой вопрос - армяне с греками давно не во френдах, и о доктринальном мире речи нет уже полтора тысячелетия. Почему армянские богословы не исправили это самое вынужденное "Нуйн Инкн и бнутене hор" на аутентичное и лаконичное "hамаго hор"? Ведь так вернули бы в армянский Символ не только подлинно никейский термин, но вернули бы и сам смысл никейской веры, заложенный как раз в вере в единосущие Божественных Личностей. Что тут скажешь? Видимо никто из вардапетов Армянской Церкви так за прошедшие века и не озаботился этой проблемой. Написано и написано... все привыкли. Да и в конце концов, даже Армянская Церковь - институт крайне консервативный в своих традициях. Если древние отцы написали что-то, поди теперь, поменяй это. Но я бы обрадовался, если бы кто-то из армянских вардапетов причитав этот мой пост обратил свое внимание на вскрытую мной проблему и попытался развить тему в своих работах. Это стало бы первым, но реальным шагом к тому, чтоб наша Церковь исправила текст своего Символа.