В защиту поэта
Комсомольцы накинулись на Андрея Макаревича. Все пятки искусали.
Тридцать пять лет я это вижу. Одним комсомольцам не нравятся тексты, другим - музыка, третьи простить не могут, что не тех поддержал, другие просто простить не могут...
Некоторые в злобе и зависти своей уже постарели, как сморщенный лимон. А Макаревич,как и всегда, делает, что считает нужным и говорит, что думает. Потому, что он Макаревич, а они - комсомольцы.
И еще. Макаревич мой товарищ и достойный русский человек.
Когда ко дну идет баркас
Или рыбачья фелюга,
Шаланда, шлюпка, словом, то,
Что не господствует в размерах,
Картина бедствия проста:
Седой матрос кричит: "Полундра!",
И, не теряя время на дебаты,
Весь экипаж, покинув борт,
Стремится к полосе прибоя.
Но если вдруг ко дну идет
Трансокеанский лайнер
В двенадцать с лишним этажей,
Картина бедствия иная:
В машинном - паника. Вода
Все туже давит в переборку,
Искрит проводка,
Гаснет свет...
А наверху еще гуляют,
Горят огни, играет джаз,
Стюард, надушенный не в меру,
Разносит "Брют", и нет причин
Для огорчений и тревоги.
И мне все чаше снится сон:
В машинном - паника. Вода
Все туже давит в переборку,
Искрит проводка, гаснет свет,
Я остаюсь один в отсеке,
И вот уже соленый лед
Дошел почти до подбородка,
Через двенадцать этажей
Я слышу музыку и смех,
И мне до них не докричаться.
(Андрей Макаревич)
Тридцать пять лет я это вижу. Одним комсомольцам не нравятся тексты, другим - музыка, третьи простить не могут, что не тех поддержал, другие просто простить не могут...
Некоторые в злобе и зависти своей уже постарели, как сморщенный лимон. А Макаревич,как и всегда, делает, что считает нужным и говорит, что думает. Потому, что он Макаревич, а они - комсомольцы.
И еще. Макаревич мой товарищ и достойный русский человек.
Когда ко дну идет баркас
Или рыбачья фелюга,
Шаланда, шлюпка, словом, то,
Что не господствует в размерах,
Картина бедствия проста:
Седой матрос кричит: "Полундра!",
И, не теряя время на дебаты,
Весь экипаж, покинув борт,
Стремится к полосе прибоя.
Но если вдруг ко дну идет
Трансокеанский лайнер
В двенадцать с лишним этажей,
Картина бедствия иная:
В машинном - паника. Вода
Все туже давит в переборку,
Искрит проводка,
Гаснет свет...
А наверху еще гуляют,
Горят огни, играет джаз,
Стюард, надушенный не в меру,
Разносит "Брют", и нет причин
Для огорчений и тревоги.
И мне все чаше снится сон:
В машинном - паника. Вода
Все туже давит в переборку,
Искрит проводка, гаснет свет,
Я остаюсь один в отсеке,
И вот уже соленый лед
Дошел почти до подбородка,
Через двенадцать этажей
Я слышу музыку и смех,
И мне до них не докричаться.
(Андрей Макаревич)