Ох, как здорово
У меня сегодня явно литературный вечер....
МОРЕ
Море рокочет, словно это отзвуки былого сражения. Что оно там везет на своих подводных подводах? Бочки, башни, баки, бури и барабаны? Когда океан перетряхивает свое добро, тревожно вздрагивает наш дом. Ночь содрогается, звук нарастает до самой темной яри, и мы, задремывая в гуще морского неистовства, ни о чем больше не знаем, и просыпаемся запоздало, когда удар той гигантской волны уже ушел в песок и превратился в безмолвие.
МОРЕ
Что вызывает глухую тревогу, так это его огромное синее брюхо, вспухшее и тяжелое, оно колышется неспешно, не сдвигаясь с места, оно не выжидает минуты, чтобы напасть.
Что должно родиться? - спрашиваешь у этой округлой успокоенности. И от тихой качки постепенно засыпаешь, еще глубже зарывшись в грозной колыбели.
МОРЕ
Меня со всех сторон окружает море, меня заполонило море; мы все насквозь просоленные, мой стол, мои брюки, моя душа - мы превратились в соль. Теперь мы не знаем, что нам делать на улицах, среди торопливых людей, в лавках, на балах, мы позабыли все правила поведения, растеряли самые главные слова, чтобы что-то купить или продать. Нашим товаром столько времени были лепестки, напоенные йодом, морские ракушки, водоросли - длинные, сверкающие, змеящиеся. Нас так забрызгала соль морской пены, так насытила соль прибрежного воздуха, словно мы и есть затерянный дом, где властвует лишь крепкий соляной раствор.
МОРЕ
Соль на сто верст, соль по горизонту, соль кристального прямоугольника, соль ветров и бурь, соль семи морей, соль…
МОРЕ
Этот забор, эта дверь туда, где нет предела. А зачем?
Мы унаследовали заборы, замки, стены, тюрьмы.
Мы унаследовали границы. А зачем?
Отчего мы не отвергли в час нашего рождения все, что нам дано и что неохватно? Все оттого, что нам следовало прийти к согласию еще до рождения. Рождаясь, чтобы быть и знать, мы быстро учимся огораживать и закрывать. Наш скудный дар миру - это мир, который мы сузили.
МОРЕ
Эта жалкая изгородь была поставлена лишь для того, чтобы мои собаки - Панда и Юфу - не забегали на земли священников и не погрызли их овец. У священников целые стада овец недалеко отсюда, в Пунта-де-Тралька, рядом с самым высоким утесом на побережье. Мои совсем уже старые собаки, как на грех, узнали туда дорогу, и мы решили не допустить беды.
Нынче прибрежные травы, напоенные солоноватой росой, опутали старые жерди, которые белеют, точно китовые кости, и едва держатся под напором тугого ветра. На что пригодна эта старая изгородь? Есть она, нет - а мои глаза устремляются в бесконечность.
МОРЕ
Там, за этими никчемными жердями, расстилается море, оно поет, и знать не знает, что для него поставлена ограда, и не смирится с ней никогда. В его порывах - соль и горечь, в его песнях - раскаты грома. Его бунтарская пена говорит мне о чем-то и следом взрывается, говорит и опадает, манит к себе, и нет ее, исчезла.
МОРЕ
Поет и ударяет в берег море, оно несогласно. Нельзя его привязывать! Нельзя огораживать! Оно еще только рождается. Бьется пенная вода о камни и море впервые открывает свои глаза, которым несть числа. А потом снова закрывает, не затем, чтоб умереть, а чтобы вечно рождаться.
Пабло Неруда
Дом на песке
МОРЕ
Море рокочет, словно это отзвуки былого сражения. Что оно там везет на своих подводных подводах? Бочки, башни, баки, бури и барабаны? Когда океан перетряхивает свое добро, тревожно вздрагивает наш дом. Ночь содрогается, звук нарастает до самой темной яри, и мы, задремывая в гуще морского неистовства, ни о чем больше не знаем, и просыпаемся запоздало, когда удар той гигантской волны уже ушел в песок и превратился в безмолвие.
МОРЕ
Что вызывает глухую тревогу, так это его огромное синее брюхо, вспухшее и тяжелое, оно колышется неспешно, не сдвигаясь с места, оно не выжидает минуты, чтобы напасть.
Что должно родиться? - спрашиваешь у этой округлой успокоенности. И от тихой качки постепенно засыпаешь, еще глубже зарывшись в грозной колыбели.
МОРЕ
Меня со всех сторон окружает море, меня заполонило море; мы все насквозь просоленные, мой стол, мои брюки, моя душа - мы превратились в соль. Теперь мы не знаем, что нам делать на улицах, среди торопливых людей, в лавках, на балах, мы позабыли все правила поведения, растеряли самые главные слова, чтобы что-то купить или продать. Нашим товаром столько времени были лепестки, напоенные йодом, морские ракушки, водоросли - длинные, сверкающие, змеящиеся. Нас так забрызгала соль морской пены, так насытила соль прибрежного воздуха, словно мы и есть затерянный дом, где властвует лишь крепкий соляной раствор.
МОРЕ
Соль на сто верст, соль по горизонту, соль кристального прямоугольника, соль ветров и бурь, соль семи морей, соль…
МОРЕ
Этот забор, эта дверь туда, где нет предела. А зачем?
Мы унаследовали заборы, замки, стены, тюрьмы.
Мы унаследовали границы. А зачем?
Отчего мы не отвергли в час нашего рождения все, что нам дано и что неохватно? Все оттого, что нам следовало прийти к согласию еще до рождения. Рождаясь, чтобы быть и знать, мы быстро учимся огораживать и закрывать. Наш скудный дар миру - это мир, который мы сузили.
МОРЕ
Эта жалкая изгородь была поставлена лишь для того, чтобы мои собаки - Панда и Юфу - не забегали на земли священников и не погрызли их овец. У священников целые стада овец недалеко отсюда, в Пунта-де-Тралька, рядом с самым высоким утесом на побережье. Мои совсем уже старые собаки, как на грех, узнали туда дорогу, и мы решили не допустить беды.
Нынче прибрежные травы, напоенные солоноватой росой, опутали старые жерди, которые белеют, точно китовые кости, и едва держатся под напором тугого ветра. На что пригодна эта старая изгородь? Есть она, нет - а мои глаза устремляются в бесконечность.
МОРЕ
Там, за этими никчемными жердями, расстилается море, оно поет, и знать не знает, что для него поставлена ограда, и не смирится с ней никогда. В его порывах - соль и горечь, в его песнях - раскаты грома. Его бунтарская пена говорит мне о чем-то и следом взрывается, говорит и опадает, манит к себе, и нет ее, исчезла.
МОРЕ
Поет и ударяет в берег море, оно несогласно. Нельзя его привязывать! Нельзя огораживать! Оно еще только рождается. Бьется пенная вода о камни и море впервые открывает свои глаза, которым несть числа. А потом снова закрывает, не затем, чтоб умереть, а чтобы вечно рождаться.
Пабло Неруда
Дом на песке