Об остроте жизни
Почему многие альпинисты говорят, что жизнь в горах «честнее» той, другой, «внизу»? Отчего изматывающие восхождения часто являются для них терапевтическим средством, особенно для тех, кто не преуспел в «обычной» жизни или не считает нужным «преуспевать»?
Мне кажется, что современная «обычная» жизнь имеет слишком большую сложность и масштаб по времени, чтобы давать чувство комфорта человеку - существу, не слишком-то эволюционировавшему со времён, когда не было смысла строить планы дальше следующей охоты («Вернусь ли я с добычей?», «Не затопчет ли меня мамонт?» ), или, максимум, следующей весны («Хватит ли запасов дотянуть?»). В горах масштабы другие - здесь вы сам себе триумфатор, или, наоборот, сам себе злой Буратино. Чем в более сложных условиях вы оказываетесь, тем чётче и быстрее заметна реакция внешнего мира на ваши решения (даже микроскопических). Всё это и приводит к тому самому ощущению «остроты жизни», которого сейчас многим не хватает. Что даст вам бóльшее чувство контроля: сломя голову, нестись на спортивном мотоцикле по горному серпантину, на поворотах пролетая в нескольких метрах от пропасти, или медленно покачивать штурвал огромного трансатлантического лайнера, пересекающего океан? Или, что ещё ближе к сути, скармливать компьютеру нескончаемые полотна перфолент, рассчитывая курс межгалактического корабля, как в советской фантастике 60-х? В смотровые экраны видны только неподвижно висящие, бесконечно далёкие звёзды, цель путешествия, одна из этих маленьких точек на экране, находится, быть может, даже за пределами вашей жизни, и как тут не забыть в повторяемой каждодневной рутине, что каждое ваше действие по-прежнему исполнено смысла и даже крошечные неточности расчёта, если они окажутся регулярными и не будут вовремя поправлены, могут впоследствии привести к отклонению от цели на тысячи световых лет? Думаю, ответ очевиден. Но большой ошибкой будет расценивать этот факт как основание сбежать навсегда из «серой обыденности». На спортивном мотоцикле, при всех его преимуществах, вам никогда не достичь той далёкой звёздной системы, где земными учёными была обнаружена пригодная для колонизации планета. В лучшем случае вы доберётесь на нём до морского побережья, засиженного праздными туристами, и то, если оно будет не дальше дневного перехода.
С другой стороны, надо понимать свои слабые места и не отказываться от доступных, пусть и не очень рациональных способов восстановления утраченного чувства контроля. Посреди затянувшегося полёта высадиться на поверхность оказавшейся на пути планеты за не слишком-то и нужными, по сути, пробами грунта, отстреливаясь из бластера от агрессивной местной фауны. Быть может, пытаться «почувствовать грань между жить и не жить», словами песни «Смысловых галлюцинаций» - это крайность, не слишком нужная. Вот вообразить себе, представить в деталях эту обычно далёкую, но иногда так легко и глупо переходимую грань - пожалуйста. Особенно хорошо воображается на эти темы, когда вас увлекает вьющаяся между крутыми берегами весенняя река, вы держитесь одной рукой за перевёрнутую лодку, и на запрокинутом к низкому серому небу лице оседает холодная морось. Или когда вы пытаетесь восстановить дыхание, раскорячившись на скальной стене, и чувствуете, как медленно, но неотвратимо начинает движение под опорной ногой неудачно выбранный камень. Или когда от большого ума вас угораздило, не предупредив товарищей, пойти за водой в метель.
...Моргающая красная лампочка на фонаре недвусмысленно сигнализировала о садящейся батарейке, ещё когда вы натягивали гамаши, готовясь выйти за дверь. Но ваша реакция межзвёздного штурмана не может быстро приспособиться к чувствительному рулю мотоцикла, поэтому, накинув ветровку прямо на термобельё («всего-то двести метров пройти, я быстро») и схватив котелок, вы выпрыгиваете наружу, навстречу летящему в лицо снегу. Сгустившаяся к вечеру мгла крадёт у вас мир, стоит вам сделать всего-то с десяток шагов по оставленным в снегу следам, ведущим к ручью. Затерянный посреди бескрайних белых холмов домик горного приюта мгновенно превращается в смутное воспоминание. Луч фонаря, включенный на максимум, пробивает примерно метра на два, дальше ваш взгляд упирается в искрящиеся, стремительно летящие по ветру снежинки. Погасший фонарь оставит вас одного, совершенно беспомощного, посреди холода и мрака. Здесь вы вспоминаете про моргающий индикатор и оставленный по беспечности в домике сотовый телефон, но вы всё равно бредёте по следам дальше, проклиная инерцию вашего штурманского мышления. Вот, наконец, и ручей, едва обнаруживающаяся в разгуле стихии чёрная журчащая полоска. Страх остаться без света немного притупляется, но стоит вам, набрав воды, пуститься в обратный путь, как появляется новый - пока вы возились с котлом, метель заметала ваши следы! Не хочется даже думать о том, к чему бы привело затянувшееся уединение у ручья.
И вот, пряча лицо от налетающей снежной массы, вы медленно двигаетесь назад, высвечивая фонариком очередной попадающий в поле видимости след, где-то резкий и отчётливый, где-то смазанный и слабо различимый. В двухста метрах за стеной темноты, как будто в другом измерении, в натопленном домике ваши товарищи пьют горячий чай и негромко играют на гитаре. Почти ничего не напоминает об этом в вашей сферической, радиусом в два метра, текущей реальности. Почти ничего, кроме ваших воспоминаний и очередного с трудом нащупанного в снегу следа. Лишь эта ненадёжная опора удерживает вас от того, чтобы окончательно провалиться в «сейчас», где есть место только ветру, снегу и темноте. Продолжая упорно шагать, вы вспоминаете Антуана де Сент-Экзюпери, продиравшегося на своей деревянной этажерке сквозь тьму над Сахарой. Каждый мелькнувший внизу огонёк после нескончаемых часов чернильного ничто под крыльями самолёта был для него, потерявшегося в пространстве и времени, заново восстановленной связью с человечеством. Даже так: он для него и был человечеством, со всеми разноязыкими странами, достижениями культуры и научно-техническим прогрессом. Заботливо хранящимся у него в голове и ждущим малейшего сигнала, такого, как этот слабый огонёк, чтобы уберечь ночного лётчика от падения в небытие и восстановить все утраченные связи с реальностью.
Уже почти ощущая невидимую пока громаду домика в темноте, вы понимаете, что важны не только физические связи. Не только та спасительная цепочка следов в снегу. Важны и ментальные. Может даже, важнее. Эти связи, не всегда столь заметные, как контакт перчатки мотоциклиста с ручкой акселератора, всё же позволяют вам планировать ваш путь, шаг за шагом, даже если цель находится в миллионах парсеков и едва угадывается в прихотливом рисунке дырок на перфоленте. Не будь в голове французского писателя образа мира, с которым он себя связал, где его ждут, не потонул ли бы он навеки в черноте? Не будь у вас в голове образа домика, который должен - обязан! - появиться в конце цепочки следов, появился ли бы он там? Эволюционно добытое, сугубо человеческое средство выживания в неласковой реальности, называемое воображением, позволяет придавать осязаемость каждому вашему мелкому сиюминутному действию, «видеть» эффект, протяжённый во времени и пространстве. И чем дальше ваша цель, тем сильнее вам нужно воображение, чтобы удержаться на нитке маршрута. Чтобы не поселиться в сферической реальности радиусом в два метра. Чтобы не бросить всё и не укатить к морю на мотоцикле.
Мне кажется, что современная «обычная» жизнь имеет слишком большую сложность и масштаб по времени, чтобы давать чувство комфорта человеку - существу, не слишком-то эволюционировавшему со времён, когда не было смысла строить планы дальше следующей охоты («Вернусь ли я с добычей?», «Не затопчет ли меня мамонт?» ), или, максимум, следующей весны («Хватит ли запасов дотянуть?»). В горах масштабы другие - здесь вы сам себе триумфатор, или, наоборот, сам себе злой Буратино. Чем в более сложных условиях вы оказываетесь, тем чётче и быстрее заметна реакция внешнего мира на ваши решения (даже микроскопических). Всё это и приводит к тому самому ощущению «остроты жизни», которого сейчас многим не хватает. Что даст вам бóльшее чувство контроля: сломя голову, нестись на спортивном мотоцикле по горному серпантину, на поворотах пролетая в нескольких метрах от пропасти, или медленно покачивать штурвал огромного трансатлантического лайнера, пересекающего океан? Или, что ещё ближе к сути, скармливать компьютеру нескончаемые полотна перфолент, рассчитывая курс межгалактического корабля, как в советской фантастике 60-х? В смотровые экраны видны только неподвижно висящие, бесконечно далёкие звёзды, цель путешествия, одна из этих маленьких точек на экране, находится, быть может, даже за пределами вашей жизни, и как тут не забыть в повторяемой каждодневной рутине, что каждое ваше действие по-прежнему исполнено смысла и даже крошечные неточности расчёта, если они окажутся регулярными и не будут вовремя поправлены, могут впоследствии привести к отклонению от цели на тысячи световых лет? Думаю, ответ очевиден. Но большой ошибкой будет расценивать этот факт как основание сбежать навсегда из «серой обыденности». На спортивном мотоцикле, при всех его преимуществах, вам никогда не достичь той далёкой звёздной системы, где земными учёными была обнаружена пригодная для колонизации планета. В лучшем случае вы доберётесь на нём до морского побережья, засиженного праздными туристами, и то, если оно будет не дальше дневного перехода.
С другой стороны, надо понимать свои слабые места и не отказываться от доступных, пусть и не очень рациональных способов восстановления утраченного чувства контроля. Посреди затянувшегося полёта высадиться на поверхность оказавшейся на пути планеты за не слишком-то и нужными, по сути, пробами грунта, отстреливаясь из бластера от агрессивной местной фауны. Быть может, пытаться «почувствовать грань между жить и не жить», словами песни «Смысловых галлюцинаций» - это крайность, не слишком нужная. Вот вообразить себе, представить в деталях эту обычно далёкую, но иногда так легко и глупо переходимую грань - пожалуйста. Особенно хорошо воображается на эти темы, когда вас увлекает вьющаяся между крутыми берегами весенняя река, вы держитесь одной рукой за перевёрнутую лодку, и на запрокинутом к низкому серому небу лице оседает холодная морось. Или когда вы пытаетесь восстановить дыхание, раскорячившись на скальной стене, и чувствуете, как медленно, но неотвратимо начинает движение под опорной ногой неудачно выбранный камень. Или когда от большого ума вас угораздило, не предупредив товарищей, пойти за водой в метель.
...Моргающая красная лампочка на фонаре недвусмысленно сигнализировала о садящейся батарейке, ещё когда вы натягивали гамаши, готовясь выйти за дверь. Но ваша реакция межзвёздного штурмана не может быстро приспособиться к чувствительному рулю мотоцикла, поэтому, накинув ветровку прямо на термобельё («всего-то двести метров пройти, я быстро») и схватив котелок, вы выпрыгиваете наружу, навстречу летящему в лицо снегу. Сгустившаяся к вечеру мгла крадёт у вас мир, стоит вам сделать всего-то с десяток шагов по оставленным в снегу следам, ведущим к ручью. Затерянный посреди бескрайних белых холмов домик горного приюта мгновенно превращается в смутное воспоминание. Луч фонаря, включенный на максимум, пробивает примерно метра на два, дальше ваш взгляд упирается в искрящиеся, стремительно летящие по ветру снежинки. Погасший фонарь оставит вас одного, совершенно беспомощного, посреди холода и мрака. Здесь вы вспоминаете про моргающий индикатор и оставленный по беспечности в домике сотовый телефон, но вы всё равно бредёте по следам дальше, проклиная инерцию вашего штурманского мышления. Вот, наконец, и ручей, едва обнаруживающаяся в разгуле стихии чёрная журчащая полоска. Страх остаться без света немного притупляется, но стоит вам, набрав воды, пуститься в обратный путь, как появляется новый - пока вы возились с котлом, метель заметала ваши следы! Не хочется даже думать о том, к чему бы привело затянувшееся уединение у ручья.
И вот, пряча лицо от налетающей снежной массы, вы медленно двигаетесь назад, высвечивая фонариком очередной попадающий в поле видимости след, где-то резкий и отчётливый, где-то смазанный и слабо различимый. В двухста метрах за стеной темноты, как будто в другом измерении, в натопленном домике ваши товарищи пьют горячий чай и негромко играют на гитаре. Почти ничего не напоминает об этом в вашей сферической, радиусом в два метра, текущей реальности. Почти ничего, кроме ваших воспоминаний и очередного с трудом нащупанного в снегу следа. Лишь эта ненадёжная опора удерживает вас от того, чтобы окончательно провалиться в «сейчас», где есть место только ветру, снегу и темноте. Продолжая упорно шагать, вы вспоминаете Антуана де Сент-Экзюпери, продиравшегося на своей деревянной этажерке сквозь тьму над Сахарой. Каждый мелькнувший внизу огонёк после нескончаемых часов чернильного ничто под крыльями самолёта был для него, потерявшегося в пространстве и времени, заново восстановленной связью с человечеством. Даже так: он для него и был человечеством, со всеми разноязыкими странами, достижениями культуры и научно-техническим прогрессом. Заботливо хранящимся у него в голове и ждущим малейшего сигнала, такого, как этот слабый огонёк, чтобы уберечь ночного лётчика от падения в небытие и восстановить все утраченные связи с реальностью.
Уже почти ощущая невидимую пока громаду домика в темноте, вы понимаете, что важны не только физические связи. Не только та спасительная цепочка следов в снегу. Важны и ментальные. Может даже, важнее. Эти связи, не всегда столь заметные, как контакт перчатки мотоциклиста с ручкой акселератора, всё же позволяют вам планировать ваш путь, шаг за шагом, даже если цель находится в миллионах парсеков и едва угадывается в прихотливом рисунке дырок на перфоленте. Не будь в голове французского писателя образа мира, с которым он себя связал, где его ждут, не потонул ли бы он навеки в черноте? Не будь у вас в голове образа домика, который должен - обязан! - появиться в конце цепочки следов, появился ли бы он там? Эволюционно добытое, сугубо человеческое средство выживания в неласковой реальности, называемое воображением, позволяет придавать осязаемость каждому вашему мелкому сиюминутному действию, «видеть» эффект, протяжённый во времени и пространстве. И чем дальше ваша цель, тем сильнее вам нужно воображение, чтобы удержаться на нитке маршрута. Чтобы не поселиться в сферической реальности радиусом в два метра. Чтобы не бросить всё и не укатить к морю на мотоцикле.