"Помпеи". Отчет фракийской жрицы.
День Бендиды
вечер-ночь
Вечерние бои гладиаторов и шоу затянулись. Поэтому женщины начали ритуальный танец в честь Бендиды - луны - в полночь, лучшее время для этой богини.
Кровь жертвенного животного окрасила лица и руки, а в его внутренностях жрица высматривала будущее.
«Проклятие и благословение уготовано фракийскому народу, ибо обрящет он величайшую славу и гибельнейшую беду!»
Гладиаторы в этот вечер оказались заперты в лудусе сразу после боев, домашние рабы сразу по приходу с Арены получили какие-то задания. Вместо положенного по закону свободного времени, начало которого отмеряет ритуал. Когда римляне сказали - «Да, начинайте, Арена ваша» - нас было там трое, жрица и две лупы, и никого не успеешь позвать.
Бендида-луна приняла жертву, но предсказание было противоречивым, да к тому же, в конце обряда не состоялось вече. Большинство фракийцев до сих пор не встречались лицом к лицу.
В конце концов, ритуал лишь задает настроение, а вече - единственная наша возможность собраться всем вместе и поговорить. Важные вопросы решаются только там. Забегая вперед, скажу - у нас было несколько экстренных советов. Два, и длились они по три минуты. Серьезно, римляне, вы со своими песочными часами и ответными речами до заката - такие медленные! И кто кого называет варварами...
День Сабазия
С утра льет дождь, дар богини луны и плата за ее благосклонность.
Но это день Сабазия, летнее солнцестояние.
Жрица в свободное время бродит по городу и с кем-то из фракийцев получается поговорить.
Это короткие беседы на ходу, в таких разговорах друг друга не узнаешь, но хватит и того, что договорились о времени встречи на Арене, привязав его к солнцу, а не к скачущему римскому расписанию.
Удается попасть в лупанар, пока там нет клиентов и хозяев, поговорить с лупами о рогатом боге нашем Сабазии. На закате они возложат венок на того из фракийцев, кто вел себя наиболее соответственно пути бога, яростного в любви и в бою. Самый длинный день, самая короткая ночь, полная страсти. Середина лета.
Ниомэ, лупа, страстная и прекрасная, короновала венком с рогами Спарадока. В ритуальной оргии на песке Арены участвовали друг за другом все фракийские женщины. Когда в конце жрица сама обняла упругое тело молодого бога, покрытое потом, черной землей и налипшими овсяными зернами, когда она заглянула в его глаза, золотое сияние ослепило ее. Из тела гладиатора на нее смотрел Сабазий.
Когда барабаны смолкли, он встал, улыбаясь, и общий крик поднялся к небу. Жертвы были приняты.
"Много крови льется на арене, но мало славы богам от этой крови, и протекает она, как вода, между пальцев!"
После ритуала получилось поговорить, хоть и недолго - на Арене начались-таки приготовления к шоу. Разговоры перенеслись в лудусы, где после боев грелись у жаровен гладиаторы, рассказывали и слушали истории друг друга. И о каждой можно песню написать.
Избрали старейшину, ибо после смерти предыдущего это место пустовало. Им стал Спарадок, тренер в этрусском лудусе
Фракийцы делились своими бедами и стремлениями, и не раз прозвучало, что следовало бы отправить посланника к богу, поправшему рабство и саму смерть, к Залмоксису.
День Залмоксиса
Прошлым вечером нумидийцы убили на арене красавицу гетеру Таис. По их словам, она была принесена в жертву богу подземного мира как прекраснейшая из женщин Помпей. Но жертва не была добровольной, а в жилах Таис не текло нумидийской крови... Фракийские обычаи требуют иного.
Вестником к Залмоксису был выбран Раскупорис. Он - славный воин, богатырь на склоне лет, и конечно же, он хотел славной смерти в бою. А тут он получил рану, которая хоть и не была смертельна, но вскоре не позволила бы ему сражаться. И он захотел выйти на последний бой и погибнуть с честью.
Раскупорис стоял перед пламенем жаровни, тело его покрывали ритуальные рисунки, и собратья доверяли его слуху свои мечты, дабы он передал их богу. В священном безумии он танцевал последний танец, под бой барабанов, и когда принял грудью сталь, копье прошло насквозь, а он упал без крика, залив Арену кровью.
"Залмоксис услышал нас!"
Дух Раскупориса вошел в череп предка, передававшийся поколениями жрецов, и через его окровавленные глазницы смотрел теперь на происходящее в Помпеях. А посмотреть было на что.
День Героса
Фракиец Одрин, прозываемый в римском ланистерии Солярисом, убил римского гражданина, и преторы с эдилами принялись судить да рядить, пока к Арене стекались вооруженные гладиаторы. На всякий случай. Однако, пускать его в ход не потребовалось. Но все было готово, мужчины - да и женщины! - фракийского народа то и дело спрашивали, когда, когда мы возьмем свою свободу назад?
Казнь гладиатора Квинта, куда принесли заточенное оружие, и который ранил нескольких человек, прежде чем был убит Гуннаром Каписом... Эта казнь показала, что фракийцы способны ценить честь в людях независимо от их крови.
А ночью, перед рассветом этого дня, фракийцы призывали Героса в Помпеи, и солнечный всадник отправил дух одного из своих героев говорить со своим народом. Древний бог Герос, и древние речи его, резкие и яростные, и гремят слова над песком Арены:
"....А вы не Рим, вы вообще непонятно кто! Вы так себе воины, и мне, грозному духу войны, стыдно смотреть на вас, стыдно воевать с вами, стыдно давить! Я гляжу на вас и стыжусь, какое вы фуфло! Нет у вас силы духа, нет у вас силы брюха, нет у вас зубов! Не можете вы ни завоевывать, ни править, а только жрать вареных коз! Ухожу от вас напрочь, воюйте сами как хотите!"
Каждый понял это по-своему. Неистовый Крикс немедленно вызвался встать на путь бога Героса, уподобиться ему, добыть ему славу в этих землях. Прекрасная Ниомэ, дочь царей, принесет ему вечером свою жизнь, дабы вернуть солнечного всадника в Помпеи.
А пока - день. За прошедшие сутки фракийцы обсуждали восстание не скрываясь, собираясь ради этого на Арене, а с теми, кто в круг соплеменников не входил, говорили в иных местах так же прямо.
"- Гуннар Капис. Ты славный воин и достойный человек. Вскоре мы возьмем оружие и будем сражаться за свою свободу. Если ты присоединишься к нам, мы будем тебе рады. Если решишь остаться в стороне, мы не тронем тебя и твою семью. Если пойдешь против нас, мы убьем тебя."
Решено дождаться дневных боев, после которых будет народное собрание. К его началу и придут фракийцы, взяв оружие из лудусов. Этрусский ланистерий откроет Спарадок, в римском Одрин имеет доступ к клинкам, а из греческого добудет оружие Ремакс, прозванный римлянами Аяксом.
В качестве сигнала решено использовать имя бога, которое на фракийском языке также означает "свободный" - Сабазий.
Каждая из женщин фракийского народа уподобится Бендиде и Земело, и если встанет рядом с мужчиной и заявит о том, что ручается за него - его не тронут, будь он римлянин, этруск, грек или нумидиец.
Но планы меняются. Незадолго до дневных боев, когда все разошлись готовиться к ним, Агний Византий присутствует при разговоре чужаков и узнает, что о фракийских намерениях узнали и перед боями планируется взять под стражу гладиаторов, наказать за готовящийся бунт и провести децемацию. Храбрая, ловкая Сура из римского лудуса доносит эту весть, и ничего не остается делать, как начинать прямо сейчас.
Счет шел на секунды. Римляне заседали в этрусском ланистерии, обсуждая децемацию, прозвучали слова Гнея Каписа: "Гуннар, запри гладиаторов...." - но было поздно, на этом слове гладиаторы уже вошли в дом,а над Ареной пронеслось:
"Сабазий! Сабазий! Сабазий!"
Все кончилось очень быстро. Было убито пять помпейцев - те, о ком говорили заранее и кто заслужил смерть. Ранен владелец лупанара, не специально, попал под мечи. На Арене провозгласили перед богами свое освобождение, и воззвали к тем из местных, кто хочет оспорить наши действия, или сразиться из мести за убитого. Город затих.
Тут пришли вести, что в порту нас ожидают корабли, и пора уходить, и в Капуе готово вспыхнуть восстание. Мы сделали здесь все, что могли, и нужны были там.
Но в Помпеях остался старейшина - Спарадок, остались Филис и Ниомэ, осталась Мелания - ей дали свободу прямо перед восстанием.
Фракия - это не горящая земля где-то далеко. Фракия - это мы. Наши боги с нами. Они - в нас.
Да будет так!
вечер-ночь
Вечерние бои гладиаторов и шоу затянулись. Поэтому женщины начали ритуальный танец в честь Бендиды - луны - в полночь, лучшее время для этой богини.
Кровь жертвенного животного окрасила лица и руки, а в его внутренностях жрица высматривала будущее.
«Проклятие и благословение уготовано фракийскому народу, ибо обрящет он величайшую славу и гибельнейшую беду!»
Гладиаторы в этот вечер оказались заперты в лудусе сразу после боев, домашние рабы сразу по приходу с Арены получили какие-то задания. Вместо положенного по закону свободного времени, начало которого отмеряет ритуал. Когда римляне сказали - «Да, начинайте, Арена ваша» - нас было там трое, жрица и две лупы, и никого не успеешь позвать.
Бендида-луна приняла жертву, но предсказание было противоречивым, да к тому же, в конце обряда не состоялось вече. Большинство фракийцев до сих пор не встречались лицом к лицу.
В конце концов, ритуал лишь задает настроение, а вече - единственная наша возможность собраться всем вместе и поговорить. Важные вопросы решаются только там. Забегая вперед, скажу - у нас было несколько экстренных советов. Два, и длились они по три минуты. Серьезно, римляне, вы со своими песочными часами и ответными речами до заката - такие медленные! И кто кого называет варварами...
День Сабазия
С утра льет дождь, дар богини луны и плата за ее благосклонность.
Но это день Сабазия, летнее солнцестояние.
Жрица в свободное время бродит по городу и с кем-то из фракийцев получается поговорить.
Это короткие беседы на ходу, в таких разговорах друг друга не узнаешь, но хватит и того, что договорились о времени встречи на Арене, привязав его к солнцу, а не к скачущему римскому расписанию.
Удается попасть в лупанар, пока там нет клиентов и хозяев, поговорить с лупами о рогатом боге нашем Сабазии. На закате они возложат венок на того из фракийцев, кто вел себя наиболее соответственно пути бога, яростного в любви и в бою. Самый длинный день, самая короткая ночь, полная страсти. Середина лета.
Ниомэ, лупа, страстная и прекрасная, короновала венком с рогами Спарадока. В ритуальной оргии на песке Арены участвовали друг за другом все фракийские женщины. Когда в конце жрица сама обняла упругое тело молодого бога, покрытое потом, черной землей и налипшими овсяными зернами, когда она заглянула в его глаза, золотое сияние ослепило ее. Из тела гладиатора на нее смотрел Сабазий.
Когда барабаны смолкли, он встал, улыбаясь, и общий крик поднялся к небу. Жертвы были приняты.
"Много крови льется на арене, но мало славы богам от этой крови, и протекает она, как вода, между пальцев!"
После ритуала получилось поговорить, хоть и недолго - на Арене начались-таки приготовления к шоу. Разговоры перенеслись в лудусы, где после боев грелись у жаровен гладиаторы, рассказывали и слушали истории друг друга. И о каждой можно песню написать.
Избрали старейшину, ибо после смерти предыдущего это место пустовало. Им стал Спарадок, тренер в этрусском лудусе
Фракийцы делились своими бедами и стремлениями, и не раз прозвучало, что следовало бы отправить посланника к богу, поправшему рабство и саму смерть, к Залмоксису.
День Залмоксиса
Прошлым вечером нумидийцы убили на арене красавицу гетеру Таис. По их словам, она была принесена в жертву богу подземного мира как прекраснейшая из женщин Помпей. Но жертва не была добровольной, а в жилах Таис не текло нумидийской крови... Фракийские обычаи требуют иного.
Вестником к Залмоксису был выбран Раскупорис. Он - славный воин, богатырь на склоне лет, и конечно же, он хотел славной смерти в бою. А тут он получил рану, которая хоть и не была смертельна, но вскоре не позволила бы ему сражаться. И он захотел выйти на последний бой и погибнуть с честью.
Раскупорис стоял перед пламенем жаровни, тело его покрывали ритуальные рисунки, и собратья доверяли его слуху свои мечты, дабы он передал их богу. В священном безумии он танцевал последний танец, под бой барабанов, и когда принял грудью сталь, копье прошло насквозь, а он упал без крика, залив Арену кровью.
"Залмоксис услышал нас!"
Дух Раскупориса вошел в череп предка, передававшийся поколениями жрецов, и через его окровавленные глазницы смотрел теперь на происходящее в Помпеях. А посмотреть было на что.
День Героса
Фракиец Одрин, прозываемый в римском ланистерии Солярисом, убил римского гражданина, и преторы с эдилами принялись судить да рядить, пока к Арене стекались вооруженные гладиаторы. На всякий случай. Однако, пускать его в ход не потребовалось. Но все было готово, мужчины - да и женщины! - фракийского народа то и дело спрашивали, когда, когда мы возьмем свою свободу назад?
Казнь гладиатора Квинта, куда принесли заточенное оружие, и который ранил нескольких человек, прежде чем был убит Гуннаром Каписом... Эта казнь показала, что фракийцы способны ценить честь в людях независимо от их крови.
А ночью, перед рассветом этого дня, фракийцы призывали Героса в Помпеи, и солнечный всадник отправил дух одного из своих героев говорить со своим народом. Древний бог Герос, и древние речи его, резкие и яростные, и гремят слова над песком Арены:
"....А вы не Рим, вы вообще непонятно кто! Вы так себе воины, и мне, грозному духу войны, стыдно смотреть на вас, стыдно воевать с вами, стыдно давить! Я гляжу на вас и стыжусь, какое вы фуфло! Нет у вас силы духа, нет у вас силы брюха, нет у вас зубов! Не можете вы ни завоевывать, ни править, а только жрать вареных коз! Ухожу от вас напрочь, воюйте сами как хотите!"
Каждый понял это по-своему. Неистовый Крикс немедленно вызвался встать на путь бога Героса, уподобиться ему, добыть ему славу в этих землях. Прекрасная Ниомэ, дочь царей, принесет ему вечером свою жизнь, дабы вернуть солнечного всадника в Помпеи.
А пока - день. За прошедшие сутки фракийцы обсуждали восстание не скрываясь, собираясь ради этого на Арене, а с теми, кто в круг соплеменников не входил, говорили в иных местах так же прямо.
"- Гуннар Капис. Ты славный воин и достойный человек. Вскоре мы возьмем оружие и будем сражаться за свою свободу. Если ты присоединишься к нам, мы будем тебе рады. Если решишь остаться в стороне, мы не тронем тебя и твою семью. Если пойдешь против нас, мы убьем тебя."
Решено дождаться дневных боев, после которых будет народное собрание. К его началу и придут фракийцы, взяв оружие из лудусов. Этрусский ланистерий откроет Спарадок, в римском Одрин имеет доступ к клинкам, а из греческого добудет оружие Ремакс, прозванный римлянами Аяксом.
В качестве сигнала решено использовать имя бога, которое на фракийском языке также означает "свободный" - Сабазий.
Каждая из женщин фракийского народа уподобится Бендиде и Земело, и если встанет рядом с мужчиной и заявит о том, что ручается за него - его не тронут, будь он римлянин, этруск, грек или нумидиец.
Но планы меняются. Незадолго до дневных боев, когда все разошлись готовиться к ним, Агний Византий присутствует при разговоре чужаков и узнает, что о фракийских намерениях узнали и перед боями планируется взять под стражу гладиаторов, наказать за готовящийся бунт и провести децемацию. Храбрая, ловкая Сура из римского лудуса доносит эту весть, и ничего не остается делать, как начинать прямо сейчас.
Счет шел на секунды. Римляне заседали в этрусском ланистерии, обсуждая децемацию, прозвучали слова Гнея Каписа: "Гуннар, запри гладиаторов...." - но было поздно, на этом слове гладиаторы уже вошли в дом,а над Ареной пронеслось:
"Сабазий! Сабазий! Сабазий!"
Все кончилось очень быстро. Было убито пять помпейцев - те, о ком говорили заранее и кто заслужил смерть. Ранен владелец лупанара, не специально, попал под мечи. На Арене провозгласили перед богами свое освобождение, и воззвали к тем из местных, кто хочет оспорить наши действия, или сразиться из мести за убитого. Город затих.
Тут пришли вести, что в порту нас ожидают корабли, и пора уходить, и в Капуе готово вспыхнуть восстание. Мы сделали здесь все, что могли, и нужны были там.
Но в Помпеях остался старейшина - Спарадок, остались Филис и Ниомэ, осталась Мелания - ей дали свободу прямо перед восстанием.
Фракия - это не горящая земля где-то далеко. Фракия - это мы. Наши боги с нами. Они - в нас.
Да будет так!