Так начиналась война
"После окончания учебного года офицерам полагалось ехать в летние лагеря. В 1941-м году слушатели Военной академии имени Фрунзе были направлены в город Яворов, на Яворовский военный полигон. Яворов - небольшой городок, западнее Львова. Еще совсем недавно, в 1939 году на полигоне проходили подготовку офицеры Войска польского. Среди обслуживающего персонала так и остались поляки.
Яворов - городок симпатичный, церкви, костелы… Все пока не тронуто. Почти заграница.
Время летних лагерей обычно ожидалось с радостью: предстояли не только учения, не только боевая подготовка, но и долгие летние светлые вечера, купание в реке, танцы в ближайшем городке.
Прекрасное время юности, предельной радости жизни и ожидания счастья.
Войны никто не ждал. Обратите на это внимание: ее не только не ждали, но убежденно трубили со всех сторон об успехах советской дипломатии: ведь с грозным немецко-фашистским хищником был заключен пакт о ненападении. Красная Армия потихоньку перевооружалась. На деле же это значило, что вооружены военнослужащие были преступно: почти никак.
Итак, 21 июня 1941 года молодые офицеры Военной академии прибыли на учения в Яворов. Суббота. Прекрасный летний день. В лагеря разрешалось по традиции ехать с семьями, и многие офицеры привезли с собой жен.
Тетя отвечала за документацию, она целый день возилась, обустраиваясь на новом месте.
Пошла на склад получить постельное белье. И пока она его получала, заметила, как по полу среди бела дня бесстрашно шмыгают огромные крысы. Это зрелище привело ее в ужас, сердце стеснилось непонятной тоской. Старичок-поляк, работавший на складе, заметил: «Да, милая пани, в последнее время столько крыс развелось, житья от них нет! Это к большой беде, говорят».
Танюся моя была молода, жизнерадостна, печальные пророчества старика она выбросила из головы, как только покинула неприятное помещение.
Вечером офицеры собрались на танцы.
- Пойдем с нами, Танечка, - звали они тетю.
Она бы и пошла, да только устала за день.
- В следующий раз - обязательно! - пообещала она.
Ах, как легко и упоенно танцевала всегда моя милая Танечка! Как чувствовала ритм, музыку! Но в тот вечер ее одолевала усталость. И ничего: лето длинное. Сколько еще будет светлых вечеров, музыки, молодого веселья вокруг…
Она легла спать, но сон почему-то не шел. Что-то очень мешало, она не могла понять, что именно. От земли шел явственный гул. Сядешь - и вроде не слышно ничего, ляжешь - гудит земля, содрогается.
- Может быть, в ушах шумит от усталости, - подумала она.
Но почему тогда звенела, дребезжала ложечка в чайном стакане, стоящем на столе у окошка?
Непонятные, тревожные звуки. Никак не давал уснуть этот грозный гул. Откуда было знать, что гул этот означал несметное количество боевой техники, подтягиваемой к нашим границам? Ведь немцами был запланирован блиц-криг: мгновенная победа. Для этого следовало напасть внезапно, широким фронтом, с использованием максимального количества такнов, самолетов и всего прочего, предназначенного убивать, губить, уничтожать.
Танечка лежала без сна, с непонятной тоской на сердце. Вот за окнами ее послышался смех, пение: ребята возвращались с танцев. Она глянула на часы: два ночи.
Самая короткая ночь года скоро закончится. Утихнет этот непрестанный гул, а завтра все пойдет своим чередом, и забудутся все ночные тревоги, возникающие, когда спать приходится на новом месте.
И как же мне хочется, чтобы все именно так и было!
Чтоб рассеялись все тревоги той дальней прекрасной ночи 1941-го! Чтоб дальше шла мирная жизнь, с мирными планами и надеждами.
Пусть бы!
Но разве можно что-то переделать в прошлом?
Через час на городок посыпались бомбы. Самая мощная атака нашей территории с воздуха как раз и была предпринята на линии от Гродно до Львова.
Сонные люди выскакивали из домов, ничего не понимая. Мы знаем сейчас: их застали врасплох. Во всех отношениях. Они не были должным образом вооружены. Они не были предупреждены, напротив, все тревожные знаки со стороны границы полагалось расценивать как провокацию. И в этом случае: практически безоружные и морально не готовые к отпору, они были практически обречены на гибель.
Тетин начальник приказал немедленно уничтожать документацию. Офицерам раздавали оружие. Его хватило не всем.
Счет велся на минуты. Молодых жен, едва проснувшихся, усадили в кузов грузовика. Кто-то из них был в летних платьицах, а кто-то и в ночных рубашках с накинутыми поверх кофточками.
Мужья прощались с женами навсегда.
Все это понимали: и мужчины, и юные женщины.
- Прощай! Помни!
Ни один из них не вернулся. Полегли все. Они, еще час назад беззаботно шутившие, влюбленные, полные жизни и надежд, защищали нашу землю до последнего."
Галина Артемьева
Яворов - городок симпатичный, церкви, костелы… Все пока не тронуто. Почти заграница.
Время летних лагерей обычно ожидалось с радостью: предстояли не только учения, не только боевая подготовка, но и долгие летние светлые вечера, купание в реке, танцы в ближайшем городке.
Прекрасное время юности, предельной радости жизни и ожидания счастья.
Войны никто не ждал. Обратите на это внимание: ее не только не ждали, но убежденно трубили со всех сторон об успехах советской дипломатии: ведь с грозным немецко-фашистским хищником был заключен пакт о ненападении. Красная Армия потихоньку перевооружалась. На деле же это значило, что вооружены военнослужащие были преступно: почти никак.
Итак, 21 июня 1941 года молодые офицеры Военной академии прибыли на учения в Яворов. Суббота. Прекрасный летний день. В лагеря разрешалось по традиции ехать с семьями, и многие офицеры привезли с собой жен.
Тетя отвечала за документацию, она целый день возилась, обустраиваясь на новом месте.
Пошла на склад получить постельное белье. И пока она его получала, заметила, как по полу среди бела дня бесстрашно шмыгают огромные крысы. Это зрелище привело ее в ужас, сердце стеснилось непонятной тоской. Старичок-поляк, работавший на складе, заметил: «Да, милая пани, в последнее время столько крыс развелось, житья от них нет! Это к большой беде, говорят».
Танюся моя была молода, жизнерадостна, печальные пророчества старика она выбросила из головы, как только покинула неприятное помещение.
Вечером офицеры собрались на танцы.
- Пойдем с нами, Танечка, - звали они тетю.
Она бы и пошла, да только устала за день.
- В следующий раз - обязательно! - пообещала она.
Ах, как легко и упоенно танцевала всегда моя милая Танечка! Как чувствовала ритм, музыку! Но в тот вечер ее одолевала усталость. И ничего: лето длинное. Сколько еще будет светлых вечеров, музыки, молодого веселья вокруг…
Она легла спать, но сон почему-то не шел. Что-то очень мешало, она не могла понять, что именно. От земли шел явственный гул. Сядешь - и вроде не слышно ничего, ляжешь - гудит земля, содрогается.
- Может быть, в ушах шумит от усталости, - подумала она.
Но почему тогда звенела, дребезжала ложечка в чайном стакане, стоящем на столе у окошка?
Непонятные, тревожные звуки. Никак не давал уснуть этот грозный гул. Откуда было знать, что гул этот означал несметное количество боевой техники, подтягиваемой к нашим границам? Ведь немцами был запланирован блиц-криг: мгновенная победа. Для этого следовало напасть внезапно, широким фронтом, с использованием максимального количества такнов, самолетов и всего прочего, предназначенного убивать, губить, уничтожать.
Танечка лежала без сна, с непонятной тоской на сердце. Вот за окнами ее послышался смех, пение: ребята возвращались с танцев. Она глянула на часы: два ночи.
Самая короткая ночь года скоро закончится. Утихнет этот непрестанный гул, а завтра все пойдет своим чередом, и забудутся все ночные тревоги, возникающие, когда спать приходится на новом месте.
И как же мне хочется, чтобы все именно так и было!
Чтоб рассеялись все тревоги той дальней прекрасной ночи 1941-го! Чтоб дальше шла мирная жизнь, с мирными планами и надеждами.
Пусть бы!
Но разве можно что-то переделать в прошлом?
Через час на городок посыпались бомбы. Самая мощная атака нашей территории с воздуха как раз и была предпринята на линии от Гродно до Львова.
Сонные люди выскакивали из домов, ничего не понимая. Мы знаем сейчас: их застали врасплох. Во всех отношениях. Они не были должным образом вооружены. Они не были предупреждены, напротив, все тревожные знаки со стороны границы полагалось расценивать как провокацию. И в этом случае: практически безоружные и морально не готовые к отпору, они были практически обречены на гибель.
Тетин начальник приказал немедленно уничтожать документацию. Офицерам раздавали оружие. Его хватило не всем.
Счет велся на минуты. Молодых жен, едва проснувшихся, усадили в кузов грузовика. Кто-то из них был в летних платьицах, а кто-то и в ночных рубашках с накинутыми поверх кофточками.
Мужья прощались с женами навсегда.
Все это понимали: и мужчины, и юные женщины.
- Прощай! Помни!
Ни один из них не вернулся. Полегли все. Они, еще час назад беззаботно шутившие, влюбленные, полные жизни и надежд, защищали нашу землю до последнего."
Галина Артемьева