Петербург и окрестности. Бабигон
Оригинал взят у vita_colorata в Бабигон
Забавное название, вроде бы произошедшее от финского Папигондо - пастырский приход, с тех времен, что жили тут финны. Бабигон или Бабий гон, место, связанное исторически с двумя императорами России - Николаем Первым и Александром Вторым. Один эти места превратил в парк с дворцом, церковью и несколькими деревнями поблизости, которые носили названия по именам царских детей и матери: Ольгино, Марьино, Санино, Костино, Луизино, они и сейчас существуют на карте Лен. области. Другой - встречался в Бельведере со своей любовницей, фрейлиной Екатериной Долгорукой. История даже сохранила дату их первой приватной встречи тут - 1 июля 1866 года.
Каким был Бабигон до наступления советской власти лучше всего описал Александр Бенуа, места рядом с Петергофом были для семьи знакомы и близки по дачным прогулкам и поездкам, отец художника - архитектор Николай Бенуа построил в Петергофе несколько зданий и вокзалы в Петергофе, Стрельне, Красном селе и Сергиевке.
Александр Бенуа пишет про Бабигон поэтически и сразу хочется посмотреть на это место, хотя при сравнении многое теперь не найдешь.
" К тому же, 1876 году относится и мое первое отчетливое воспоминание о пикниках. Они предпринимались всей нашей семьей, иногда с участием и других знакомых семей. Самой характерной для Петергофа и самой обыкновенной целью таких пикниковых экспедиций были Бабигоны.
Откуда взялось это название, кажется не выяснено. Возможно, что тут произошло такое же искажение какого-либо финского слова, как то, что привело к образованию пышно великолепного названия Царское Село из скромного финского Зариц. Во всяком случае, слово Бабигоны могло способствовать образованию известной игры слов, а уже от этой игры слов образовался и обычай производить на Бабигонских высотах "бабьи гонки". Впрочем, приезжавшие сюда в колясках и ландо гоняли не столько взрослых баб, сколько девчонок и мальчишек.
Ехали туда целым караваном и непременно с прислугой, с самоваром и с огромными корзинами. В одной из этих корзин были сложены угощения и вина, в другой призы для гоняющихся: пестрые шелковые ленты, платочки, бусы, купоны ситца, а также гостинцы на особый деревенский вкус: пряники, леденцы-монпансье, стрючки, орехи. Благодаря этим гостинцам лето для Бабигонской детворы проходило в непрерывном лакомстве, и, пожалуй, здесь легче было найти ребенка окончательно пресыщенного сладостями, нежели в городе.
Конечной целью Бабигонского пикника была самая деревня, расположенная по гребню довольно высокого холма, в нескольких верстах на юг от Петергофа. Но и путь до Бабигон представлял (особенно для меня и моих сверстников) большой интерес, так как он был украшен всевозможными достопримечательностями. Сначала надо было ехать длинной Самсониевской аллеей, по среди которой в канале лежали
фонтанные трубы (это был тот самый канал, куда свалился шарабан дяди Митрофана, причем чуть не погиб кузен Женя Кавос).
На половине своего протяжения аллея прерывалась железнодорожным полотном и тут, если шлагбаум был опущен, надлежало ждать прохода поезда. Упиралась же Самсониевская аллея в павильон Озерки, похожий на тот, который украшал Царицын остров. Оба мне представлялись верхом роскоши, а позже эти здания, типичные для немецкой архитектуры середины XIX века (их строил любимый архитектор Николая I - Штакеншнейдер) казались мне точным воспроизведением древне-римских вилл. Традиция требовала остановиться у Озерков. Все, кроме бабушки и других пожилых дам, вылезали из экипажей и шли смотреть мраморную "спящую даму".
Стояла эта прекрасная скульптура под увитой плющом перголой, жерди которой поддерживались столбами из серого гранита с головами бога Морфея: для того же, чтобы увидать самое спящую красавицу, надо было дать на-чай дворцовому лакею и тогда он подымал подвешенный на блоке целомудренно скрывавший наготу "дамы" кубический холщевый колпак. С этой же перголы открывался прелестный вид на небольшой пруд. На его водах, у самого дворцового сада, лет двадцать до моего рождения, Государь Николай Павлович угостил своих гостей незабвенным спектаклем балета "Наяда и рыбак", в котором блистала Черрито и декорацией которого служил весь окружающий, освещенный луной и фонариками пейзаж.
Продолжая путь в Бабигоны, после Озерков покидаешь парковую тень и выезжаешь на деревенский простор. Правда и здесь деревья были рассажены группами и казались прибранными и причесанными. Тут вскоре на одном из поворотов, за речкой (или рукавом пруда), открывалась Руина - искусственные развалины, составленные из мраморов старого собора св. Исаакия, начатого строиться при Екатерине II и затем оставленного. Вероятно потому, что эта петергофская "руина" была первой, которую я видел в жизни, ничто (не исключая, пожалуй, и римского форума) меня так не волновало своей заброшенностью и не производило впечатления такой печальной оставленности, как именно эти розовые колонны, торчащие из-за чахлых северных кустарников среди недоступного, окруженного водой островка.
После Руины начинался подъем к первому из холмов, оцепляющих с юга Петергофскую долину. И здесь, на полусклоне, стоял прямо в поле большущий двуглавый черный бронзовый орел, протягивающий свои свирепые клювы в разные стороны и впивающийся когтями в гранитную глыбу. Эта черная царственная птица представлялась мне тем огромнее и чудовищнее, что неподалеку от нее стоял домик сторожа с садиком, и они казались в сравнении с орлом крошечными.
В последующие времена, в разгар моего романа с Атей Кинд, мы очень любили заходить к Орлу, пить молоко или хлебать простоквашу, закусывая краюхой черного хлеба (это всегда можно было найти за несколько копеек у милого сторожа-инвалида), но уже прежнего трепета я не испытывал.
Орел мне казался сократившимся, съежившимся, "обезвреженным" - так что я не пожалел особенно, когда в середине 1890-х годов его сняли с Бабигонских высот и перевезли в Петербург, чтобы поставить, в ознаменование ряда побед, перед полковой церковью стрелков на Кирочной улице.
Первый из трех Бабигонских холмов украшен дворцом Бельведер, высоко подымающимся своей колоннадой из синеватого мрамора над всей местностью. И тут пикниковая традиция требовала остановки и снова все, кроме старушек, разбредались по террасам сада, в котором стояли совсем такие же бронзовые кони, как те, что украшают Аничков мост. А сверху, с балкона Бельведера, открывался на все стороны прославленный и действительно изумительный вид - вовсе не какой-либо унылый финский пейзаж, а самый подлинный российский с нежными тенями облаков, скользящими по мягко-волнистым полям, с разноцветными золотистыми нивами, зелеными лугами и темными лесами. В сторону Петергофа из-за деревьев торчала готическая башня "папиного" вокзала и сверкали купола Большого Дворца, а вдали за горизонтом яркой звездой в лиловатой дымке, сиял Купол Исаакия."
И теперь дали, открывающиеся с Бельведера трогают.
Только нет теперь под ногами сбегающего вниз по холму парка, который был создан садовым мастером П. Эрлером.
Пропали кони Клодта ( их было отлито 6 вариантов и один стоял здесь).
По легенде они закопаны где-то рядом, но металлоискатель ничего в окрестностях не обнаружил. По другой версии - вывезены немцами во время войны. Остались лишь пъедесталы из финляндского гранита.
Так выглядела лестница, ведущая от Бельведера
От орла остался только камень с вмятиной от крепления скульптуры.
История строительства Бельведера началась с освоения этих мест при Николае Первом.
В 30-50 е годы по указанию Николая Первого Бабигонские высоты и территория Большого Сампсониевского канала были благоустроены. Восемь искусственных озер были водохранилищами для петергофских фонтанов, использовался перепад высот между Петергофом и Бабигоном. В отличие от Версаля, где вода подавалась насосами, здесь она шла самотеком. И сейчас говорят, что, если что-то случится с Ропшинским водопроводом, то местные озера способны в течение трех дней обеспечивать водой фонтаны.
В эти годы появились живописные островки, группы специально посаженных деревьев, а затем и павильон и руина. Были облагорожены и деревни. В 1843 году петергофское дворцовое управление приняло на работу Александра Павловича Кожевникова, который разбирался с положением крестьян. Кожевников представил рапорт, в котором отметил, что "...постройки по деревням большей частью в безобразном виде". Уже через год Кожевников докладывает о ремонте 60 ти домов, проведении дорог и постройке Сельского приказного домика. В 1853 году Кожевников издал описание места под названием "Рисунки сельских зданий на Бабигоне",в котором было 11 живописных видов местности в виде раскрашенных литографий.
Сельский приказной домик был построен по проекту А.И. Штакеншнейдера, был он в два этажа с двумя подъездами из семи комнат, в числе которых был кабинет, где хранились планы семи петергофских деревень и печать петергофских вотчин. Дом был разобран, когда рядом вырос роскошный Бельведер.
Благодаря озерам и каналу, на котором были раньше мостики, Луговой парк под Бельведером был очень хорош.
Теперь сюда тоже с удовольствием приезжают на шашлыки люди. И, может, быть, когда-нибудь павильон Штакеншнейдера будет восстановлен.
К счастью сам Бельведер, что переводится как "прекрасный вид", по сути - охотничий домик, не пострадал сильно во время войны и там сохранились интерьеры в не восстановленном виде, а главное, - уникальный пол, вывезенный из Италии, мозаика времен императора Тиберия, пол - ровесник Иисуса Христа.
Каменный Бельведер начал строиться в 1852 году. Массивный подиум выполнен из розового питерлакского гранита. Главный вход со стороны парка - лестница в два марша, был украшен портиком с четырьмя каритатидами работы А. Теребенева ( автора знаменитых Атлантов Эрмитажа) из серого сердобольского гранита. Кариатиды сделаны по мотивам кариатид Эрехтейона.
Зайдем внутрь Бельведера.
Мраморный зал первого этажа красив, светел и гармоничен. 10 коринфских колонн каррарского мрамора были изготовлены в Италии. Стены облицованы искусственным мрамором.
Уникальный мозаичный пол был перенесен сюда из особняка Лавалей на Английской набережной. Так он выглядел там.
Теперь он красуется здесь и хорошо вписан в общий интерьер.
Остальные полы тоже выполнены мозаикой из камня.
Изящные люстры.
Красивая лестница ведет на верхний этаж
Зал верхнего этажа.
Здесь можно выйти на балкон и полюбоваться видом.
От Бельведера открывается чудесный вид на церковь мученицы Александры у Церковного пруда.
Рядом с "греческим храмом" была построена пятиглавая православная церковь с шатровой колокольней по проекту того же А.И. Штакеншнейдера в 1851-54 годах. Церковь была посвящена небесной покровительнице царицы Александры Федоровны. Смета составила 66 118 рублей 85 копеек серебром. Закладка в присутствии императора состоялась 11 августа 1851 года, в основание фундамента уложили камень, доставленный со "святой земли" с берегов Иордана. Император дожил до торжественного освящения храма, но это был последний день посещения им этих мест. Церковь пострадала во время войны, теперь отреставрирована, раз в неделю здесь проводятся службы, в дальнейшем будет сделана роспись стен и восстановление иконостаса, сейчас она в лесах.
Забавное название, вроде бы произошедшее от финского Папигондо - пастырский приход, с тех времен, что жили тут финны. Бабигон или Бабий гон, место, связанное исторически с двумя императорами России - Николаем Первым и Александром Вторым. Один эти места превратил в парк с дворцом, церковью и несколькими деревнями поблизости, которые носили названия по именам царских детей и матери: Ольгино, Марьино, Санино, Костино, Луизино, они и сейчас существуют на карте Лен. области. Другой - встречался в Бельведере со своей любовницей, фрейлиной Екатериной Долгорукой. История даже сохранила дату их первой приватной встречи тут - 1 июля 1866 года.
Каким был Бабигон до наступления советской власти лучше всего описал Александр Бенуа, места рядом с Петергофом были для семьи знакомы и близки по дачным прогулкам и поездкам, отец художника - архитектор Николай Бенуа построил в Петергофе несколько зданий и вокзалы в Петергофе, Стрельне, Красном селе и Сергиевке.
Александр Бенуа пишет про Бабигон поэтически и сразу хочется посмотреть на это место, хотя при сравнении многое теперь не найдешь.
" К тому же, 1876 году относится и мое первое отчетливое воспоминание о пикниках. Они предпринимались всей нашей семьей, иногда с участием и других знакомых семей. Самой характерной для Петергофа и самой обыкновенной целью таких пикниковых экспедиций были Бабигоны.
Откуда взялось это название, кажется не выяснено. Возможно, что тут произошло такое же искажение какого-либо финского слова, как то, что привело к образованию пышно великолепного названия Царское Село из скромного финского Зариц. Во всяком случае, слово Бабигоны могло способствовать образованию известной игры слов, а уже от этой игры слов образовался и обычай производить на Бабигонских высотах "бабьи гонки". Впрочем, приезжавшие сюда в колясках и ландо гоняли не столько взрослых баб, сколько девчонок и мальчишек.
Ехали туда целым караваном и непременно с прислугой, с самоваром и с огромными корзинами. В одной из этих корзин были сложены угощения и вина, в другой призы для гоняющихся: пестрые шелковые ленты, платочки, бусы, купоны ситца, а также гостинцы на особый деревенский вкус: пряники, леденцы-монпансье, стрючки, орехи. Благодаря этим гостинцам лето для Бабигонской детворы проходило в непрерывном лакомстве, и, пожалуй, здесь легче было найти ребенка окончательно пресыщенного сладостями, нежели в городе.
Конечной целью Бабигонского пикника была самая деревня, расположенная по гребню довольно высокого холма, в нескольких верстах на юг от Петергофа. Но и путь до Бабигон представлял (особенно для меня и моих сверстников) большой интерес, так как он был украшен всевозможными достопримечательностями. Сначала надо было ехать длинной Самсониевской аллеей, по среди которой в канале лежали
фонтанные трубы (это был тот самый канал, куда свалился шарабан дяди Митрофана, причем чуть не погиб кузен Женя Кавос).
На половине своего протяжения аллея прерывалась железнодорожным полотном и тут, если шлагбаум был опущен, надлежало ждать прохода поезда. Упиралась же Самсониевская аллея в павильон Озерки, похожий на тот, который украшал Царицын остров. Оба мне представлялись верхом роскоши, а позже эти здания, типичные для немецкой архитектуры середины XIX века (их строил любимый архитектор Николая I - Штакеншнейдер) казались мне точным воспроизведением древне-римских вилл. Традиция требовала остановиться у Озерков. Все, кроме бабушки и других пожилых дам, вылезали из экипажей и шли смотреть мраморную "спящую даму".
Стояла эта прекрасная скульптура под увитой плющом перголой, жерди которой поддерживались столбами из серого гранита с головами бога Морфея: для того же, чтобы увидать самое спящую красавицу, надо было дать на-чай дворцовому лакею и тогда он подымал подвешенный на блоке целомудренно скрывавший наготу "дамы" кубический холщевый колпак. С этой же перголы открывался прелестный вид на небольшой пруд. На его водах, у самого дворцового сада, лет двадцать до моего рождения, Государь Николай Павлович угостил своих гостей незабвенным спектаклем балета "Наяда и рыбак", в котором блистала Черрито и декорацией которого служил весь окружающий, освещенный луной и фонариками пейзаж.
Продолжая путь в Бабигоны, после Озерков покидаешь парковую тень и выезжаешь на деревенский простор. Правда и здесь деревья были рассажены группами и казались прибранными и причесанными. Тут вскоре на одном из поворотов, за речкой (или рукавом пруда), открывалась Руина - искусственные развалины, составленные из мраморов старого собора св. Исаакия, начатого строиться при Екатерине II и затем оставленного. Вероятно потому, что эта петергофская "руина" была первой, которую я видел в жизни, ничто (не исключая, пожалуй, и римского форума) меня так не волновало своей заброшенностью и не производило впечатления такой печальной оставленности, как именно эти розовые колонны, торчащие из-за чахлых северных кустарников среди недоступного, окруженного водой островка.
После Руины начинался подъем к первому из холмов, оцепляющих с юга Петергофскую долину. И здесь, на полусклоне, стоял прямо в поле большущий двуглавый черный бронзовый орел, протягивающий свои свирепые клювы в разные стороны и впивающийся когтями в гранитную глыбу. Эта черная царственная птица представлялась мне тем огромнее и чудовищнее, что неподалеку от нее стоял домик сторожа с садиком, и они казались в сравнении с орлом крошечными.
В последующие времена, в разгар моего романа с Атей Кинд, мы очень любили заходить к Орлу, пить молоко или хлебать простоквашу, закусывая краюхой черного хлеба (это всегда можно было найти за несколько копеек у милого сторожа-инвалида), но уже прежнего трепета я не испытывал.
Орел мне казался сократившимся, съежившимся, "обезвреженным" - так что я не пожалел особенно, когда в середине 1890-х годов его сняли с Бабигонских высот и перевезли в Петербург, чтобы поставить, в ознаменование ряда побед, перед полковой церковью стрелков на Кирочной улице.
Первый из трех Бабигонских холмов украшен дворцом Бельведер, высоко подымающимся своей колоннадой из синеватого мрамора над всей местностью. И тут пикниковая традиция требовала остановки и снова все, кроме старушек, разбредались по террасам сада, в котором стояли совсем такие же бронзовые кони, как те, что украшают Аничков мост. А сверху, с балкона Бельведера, открывался на все стороны прославленный и действительно изумительный вид - вовсе не какой-либо унылый финский пейзаж, а самый подлинный российский с нежными тенями облаков, скользящими по мягко-волнистым полям, с разноцветными золотистыми нивами, зелеными лугами и темными лесами. В сторону Петергофа из-за деревьев торчала готическая башня "папиного" вокзала и сверкали купола Большого Дворца, а вдали за горизонтом яркой звездой в лиловатой дымке, сиял Купол Исаакия."
И теперь дали, открывающиеся с Бельведера трогают.
Только нет теперь под ногами сбегающего вниз по холму парка, который был создан садовым мастером П. Эрлером.
Пропали кони Клодта ( их было отлито 6 вариантов и один стоял здесь).
По легенде они закопаны где-то рядом, но металлоискатель ничего в окрестностях не обнаружил. По другой версии - вывезены немцами во время войны. Остались лишь пъедесталы из финляндского гранита.
Так выглядела лестница, ведущая от Бельведера
От орла остался только камень с вмятиной от крепления скульптуры.
История строительства Бельведера началась с освоения этих мест при Николае Первом.
В 30-50 е годы по указанию Николая Первого Бабигонские высоты и территория Большого Сампсониевского канала были благоустроены. Восемь искусственных озер были водохранилищами для петергофских фонтанов, использовался перепад высот между Петергофом и Бабигоном. В отличие от Версаля, где вода подавалась насосами, здесь она шла самотеком. И сейчас говорят, что, если что-то случится с Ропшинским водопроводом, то местные озера способны в течение трех дней обеспечивать водой фонтаны.
В эти годы появились живописные островки, группы специально посаженных деревьев, а затем и павильон и руина. Были облагорожены и деревни. В 1843 году петергофское дворцовое управление приняло на работу Александра Павловича Кожевникова, который разбирался с положением крестьян. Кожевников представил рапорт, в котором отметил, что "...постройки по деревням большей частью в безобразном виде". Уже через год Кожевников докладывает о ремонте 60 ти домов, проведении дорог и постройке Сельского приказного домика. В 1853 году Кожевников издал описание места под названием "Рисунки сельских зданий на Бабигоне",в котором было 11 живописных видов местности в виде раскрашенных литографий.
Сельский приказной домик был построен по проекту А.И. Штакеншнейдера, был он в два этажа с двумя подъездами из семи комнат, в числе которых был кабинет, где хранились планы семи петергофских деревень и печать петергофских вотчин. Дом был разобран, когда рядом вырос роскошный Бельведер.
Благодаря озерам и каналу, на котором были раньше мостики, Луговой парк под Бельведером был очень хорош.
Теперь сюда тоже с удовольствием приезжают на шашлыки люди. И, может, быть, когда-нибудь павильон Штакеншнейдера будет восстановлен.
К счастью сам Бельведер, что переводится как "прекрасный вид", по сути - охотничий домик, не пострадал сильно во время войны и там сохранились интерьеры в не восстановленном виде, а главное, - уникальный пол, вывезенный из Италии, мозаика времен императора Тиберия, пол - ровесник Иисуса Христа.
Каменный Бельведер начал строиться в 1852 году. Массивный подиум выполнен из розового питерлакского гранита. Главный вход со стороны парка - лестница в два марша, был украшен портиком с четырьмя каритатидами работы А. Теребенева ( автора знаменитых Атлантов Эрмитажа) из серого сердобольского гранита. Кариатиды сделаны по мотивам кариатид Эрехтейона.
Зайдем внутрь Бельведера.
Мраморный зал первого этажа красив, светел и гармоничен. 10 коринфских колонн каррарского мрамора были изготовлены в Италии. Стены облицованы искусственным мрамором.
Уникальный мозаичный пол был перенесен сюда из особняка Лавалей на Английской набережной. Так он выглядел там.
Теперь он красуется здесь и хорошо вписан в общий интерьер.
Остальные полы тоже выполнены мозаикой из камня.
Изящные люстры.
Красивая лестница ведет на верхний этаж
Зал верхнего этажа.
Здесь можно выйти на балкон и полюбоваться видом.
От Бельведера открывается чудесный вид на церковь мученицы Александры у Церковного пруда.
Рядом с "греческим храмом" была построена пятиглавая православная церковь с шатровой колокольней по проекту того же А.И. Штакеншнейдера в 1851-54 годах. Церковь была посвящена небесной покровительнице царицы Александры Федоровны. Смета составила 66 118 рублей 85 копеек серебром. Закладка в присутствии императора состоялась 11 августа 1851 года, в основание фундамента уложили камень, доставленный со "святой земли" с берегов Иордана. Император дожил до торжественного освящения храма, но это был последний день посещения им этих мест. Церковь пострадала во время войны, теперь отреставрирована, раз в неделю здесь проводятся службы, в дальнейшем будет сделана роспись стен и восстановление иконостаса, сейчас она в лесах.