С присущим ей юмором, который раскрывался только в кругу близких друзей, она рассказывала о путешес
С присущим ей юмором, который раскрывался только в кругу близких друзей, она рассказывала о путешествии, о том, как вместо Лондона они оказались сначала в царстве непроглядных туманов, в каком завороженном мире, и о потрясающее впечатление от самого Лондона, когда он, наконец, сдобрят и едва прояснился. Но пока у одного англичанина она не заметила даже улыбки. - И даже малейшего движения в мышцах лица, проявлявшие бы любую эмоцию! - Подхватил Герцен. - Такая самоуверенность и учтивость, - сказала Мария, - что даже неловко становится, а если что спрашиваешь, пугаешься, не нарушаешь этим какие непреклонны правила поведения. Видимо, здесь трудно жить? Спросила и опомнилась. А где же ему жить, изгнаннику за пределы Российской империи? Ни малейшего высокомерия, ни малейшего тона «мэтра», а то студенческое, молодое и в движениях, и во всем поведении, и, главное, никакую преднамеренности и позы не было у хозяина. Герцен прямо радуется, что приехали люди с родины, культурные, прогрессивные, с любыми можно разговаривать. Вышел Николай Платонович Огарев. Его же ведь сразу узнали по портретам на «Колоколе» - русая борода, грустный взгляд светлых глаз, меланхоличный приветливая улыбка, но что-то болезненное во всей большой фигуры. «А действительно, он похож на Лаврецкого, ведь говорили, что Тургенев с него немного писал, только он словно больной», - мелькнуло у Марии. Герцен, с какой нежной, внимательной любовью глядя на него, познакомил с гостями. «Он похож на свои стихи», - подумала Мария.