Кремлевские разговоры
"Пока есть люди, которые собирают деньги, всегда есть возможность эти деньги отобрать. Пока есть Путин, который собирает компроматы, всегда есть возможность на эти компроматы посмотреть"
Аркадий Ротенберг. У нас все девчонками хвалились, иногда даже приводили показать, а у него никого. Глазки блестят, он всегда интересовался. Мы так и смеялись: ну чисто импотент. А потом выросли, но встречались. И вдруг он с женой знакомит: вот, говорит, невеста. Ну всё, говорит Борька [брат Аркадия[, Вовка - не импотент, а пидор, мы так ржали, и он тоже. А она стоит красная, она же не знала, что он пидор.
Марга Симонян. Ну, какую еще фигню потребует [от нас] сказать? Тут стараешься-стараешься - никакой позитивной отдачи. Интересно, он нас вообще замечает? Никто не сказал, что у него ящик даже есть. Я Аркадия специально спросила, а он говорит: ты старайся, старайся. Будто мы куклы [у Путина] в кармане. А если я скажу: нет, Владимир Владимирович, тут я с тобой не согласна, хрен ты в зипуне, а не Луи Бонапарт, - что он мне сделает? просто любопытно.
Игорь Сечин. Воровство у него вообще процветает. Сейчас еще ничего, а раньше как придет - вечно что-то ценное пропало. Нет, не он, его охрана. Я сперва думал, они по своей охоте, даже сказал: похоже, твои подворовывают, в прошлый раз иконку суздальскую сперли, мне не жалко, там алмазиков всего ничего, а он смеется. Потом дошло, что по его указке. Правда, последние годы утихомирился. Видать, наворовался. Или старость не радость. Хотя Марга вон жаловалась, он у нее лифчик стырил.
Димон Медведев. Да ну, надоело, сам не пьет и на других посмотрит - как осудил. Вы, говорит, угощайтесь, но таким голосом, что в горло не лезет. Прокурор херов! Помню, я еще был президентом и пацанов подговорил, давайте споим на раз, посмотрим, как закуролесит. Сечин Игорек взялся устроить, и что? Хрен его споишь, только виски двадцать звездочек перевел. А как грибов подмешали, он мне и сказал, какой я президент. Мол, сука, вылупишься - прирежу, а глаза такие - что правда прирежет. Да ну его на фуй, я с ним, если хоть сам попросит, не стану. Себе дороже, такое лютое говно.
Алина Кабаева. Миленький такой, маленький, а сам уткнется в подмышку и чавкает. Натурально чавкает - чав-чав, как медвежонок, я даже посмотрела, чего он там нашел-то. Даже хрюкал, а потом заснул и ножкой дрыгал, так и хотелось его пожалеть. Он еще стесняется смешно. На него нельзя смотреть сзади, может, там тату какое на жопке, так и ходит в полотенце, чисто ребенок. Я, когда первый раз раздевалась, спросила: можно я разденусь, Владимир Владимирович? А он мне: раздевайтесь, Алина Мартовна, чего уж тут. Он меня Мартовной звал. Ну не дурачок?
Евгений Пригожин, посмертно. Сильный, конечно, мужик, но слабохарактерный, сука. Я ему намекал, что надо круче, не для того, чтоб дрожали, они и так, а чтоб страх заставил людей работать. Говорю намеком, вроде смеха, блин, надо по паре генералов каждый месяц к стенке, они сразу не Киев возьмут, а целый Львов в ту же неделю. Со мной еще эта, гимнастка согласилась, за завтраком, баба и та круче будет. Ты Львов взял, тебя вызывают, сука, ты приезжаешь, весь из себя такой, типа маршал Жуков, а он тебя прям в кабинете стреляет. Так и Варшаву можно взять. Но он, сука, студень, типа холодец, ему не Варшава нужна, а чтоб свои дрожали.
Сергей Лавров. Да я за него любого загрызу, так глаза и выдеру. Скажу, вот хоть казни меня, Владимир Владимирович, по совету Пригожина, прям тут, не сходя с места, но дай команду: Серега, загрызи, - тут же загрызу, а потом казни. Вот только после сортира он руки не моет, это все заметили, и вечно в зубах ковыряется, а потом здороваться лезет. А мать, что мать? я знаю, что такое материнское чувство, но глаза вырву с корнем. Не Кремль, а Всероссийское общество слепых. Вот держу я глаза, а ты удивляйся, почему я их тебе вырвал.