Меня спросили, что я имею к России. Ведь великая же страна!
Объявляю: человек я мирный и сдачу властям предпочитаю кровопролитию. Для меня капитуляция перед начальством - всегда героический акт! У нас в школе была завуч-географичка по кличке Сова. Всегда ходила со связкой ключей и звенела. Где ключи звенят, там коридор во время перемены вымирал. Я у нее эти ключи спер. И она тут же приступила к репрессиям, объявив общенародный траур на вверенной ей территории, в том смысле что после любого урока никому нельзя было выходить из класса, даже первоклашкам. Пока ей не вернут ключи! Тут дошло до меня, что бороться с администрацией людоедов себе дороже и пора идти сдаваться, иначе траур затянется до майских. Оставалось извлечь из спертой связки ключ от буфета, где после распродажи жареных пирожков с повидлом всегда оставляли два подноса учителям. Пошел, стал примерять ключи, а их там полсотни. Вдруг кто-то говорит за моей спиной голосом Ролана Быкова из Айболита: "Чистосердечное признание сам напишешь? Или придется выбивать силой?" Это Сова подкралась, благо ключей, чтоб позвонить о своем прибытии, у нее не было. Короче, я согласился на чистосердечное. В день общей амнистии, на выпускном, она сказала мне: "Жаль, Вайнгартен, ты у меня только десять лет учился. Еще бы годика полтора, и я бы компромата на тебя собрала больше, чем Екатерина на Степана Разина". Тут я и содрогнулся. Неужели, старая ведьма, четвертовала бы меня у мавзолея? Нисколько не сомневаюсь, что да, если б условия позволили. Так и увидел перед собой картину, как сбегаются русские: "Куда очередь? Что дают?" - "Да вон картавых четвертуют". - И разинет народ черные рты и уставится на меня без злобы и мысли. - Ну как таких не любить!