Пиратское
Пробило, апосля обеденного сна на зарисовочку по пиратским мотивам.
С противным, режущим слух, звуком открылась обитая сталью дубовая дверь камеры. На пороге стоял священник в компании двух стражников в цветах английских колониальных войск. Факел в руке одного из них пытался осветить сырое помещение, шипя как рассерженная змея. Пленник никак не отреагировал на вошедших - он не отрываясь смотрел на море через маленькое зарешеченное окошко. Одет он был богато и броско, хоть и одежда его знавала куда лучшие времена. Видно было, что этот человек привык приказывать и даже заключение не сломило его духа.
- Муиреах Мак Доннахи, по прозвищу «Кровавый Отец», ваше последнее желание?
- Надо же, выговорил с первого раза. Долго тренировались, святой отец? Рома, еды, девку и Библию! - стоящий у окна зло рассмеялся, все так же не поворачиваясь к вошедшим.
- Церковь учит нас состраданию, но порицает блуд. Вам предоставят все, кроме падшей женщины. Вы все так же отказываетесь от исповеди?
- Да. У меня с Богом свой разговор, ни к чему вашим святым ушам слушать то, что я Ему скажу. Ступайте.
Дверь с все тем же скрипом закрылась. Загрохотали засовы и замки, гулко и смазано донеслись голоса из-за стены. А до окошка, перечеркнутого коваными прутьями, доносился шум прибоя и портового города. Виднелся кусок лазурного неба, переходящий на горизонте почти в такого же цвета море. В бухте на рейде стояло несколько кораблей. Все как обычно, ничего не изменилось. Станет лишь меньше на одну жизнь. Бриз принес с собой прохладу и запах рыбы. Капитан вдруг четко осознал, озвучил для себя то, что всегда было при нем и заставляло жить так, как он жил: он любил этот мир, эту жизнь. Со всеми сложностями и неурядицами, со всей несправедливостью. И даже представься такой шанс - он не стал бы жить по другому. Снова проскрипела дверь и в камеру внесли ром, обильный обед и простенький томик библии в кожаном переплете.
- У вас два часа. И да простит вас Бог.
Через два часа его вывели на улицу. Живая цепь солдат оттесняла людей от дороги, связывающей форт с площадью. Чернь, как обычно скалилась и бесновалась, разбрызгивая слюни сквозь щербатые рты. Люди образованные со сдержанным интересом рассматривали грозного пирата, сдавшегося властям в обмен на беспрепятственный уход для своего судна с командой. А капитан ехал на повозке для осужденных, словно его не на казнь везли, а на прием к коронованным особам. Даже самые отъявленные провокаторы умолкали, словно заклятые этим видом. А потом, когда повозка проезжала, они вдруг приходили в себя и с новой силой начинали сквернословить.
На эшафоте уже поджидали официальные представители Церкви и светских властей, а вокруг него двойным кольцом стояли красномундирные солдаты, с мушкетами наизготовку. Капитана провели сквозь строй на эшафот, где ему на шею накинули петлю. Судейский чиновник начал нудным официальным голосом, без эмоций и выражения зачитывать обвинение:
- Муиреах Мак Доннахи, по прозвищу «Кровавый Отец», вы признаны виновным в нарушении законов Соединенного Королевства, убийствах, грабеже, насилии, содомии… - капитан его не слушал. Все это уже было на «суде», ничего сильно нового добавить в обвинительный приговор и так уже было нельзя. Не было тех статей, коих ему бы не приписали. Он оглядел толпу - стадо овец, заклинаемых шаманом. Никому и в голову не придет, что он не часть механизма, не безмозглая овца, а личность. А если придет, то ты сразу отщепенец, изгой. На тебя навесят клеймо и постараются сломать. Вон стоят угрюмые моряки, им не по душе, когда казнят одного из них. Суровые, закаленные морем люди с душами наивных детей и романтичной натурой. Солдаты, сторожевые псы погонщиков и сами погонщики стада - в сторонке, в паланкинах и на переносных стульях. Приехали на зрелище. Как же неизмеримо далеко от них стоят простые и честные взаимоотношения Берегового Братства. Кто сильнее тот и прав, вот и вся логика. Да, свои интрижки и борьба за власть, но… Они менее значительны, не возведены в абсолют. Море учит, учит быть таким, какой ты есть. Лишнюю фальшь смывает волнами и встречным ветром.
- Мне положено последнее слово, - спокойно сказал капитан. Голос обвинителя оборвался, он покраснел и пытался отдышаться, что бы возразить. Наконец он, покраснев от натуги собрался наконец обрушиться сокрушительным потоком слов на дерзнувшего его прервать, но был остановлен командиром гарнизона. Статный военный средних лет сдавил плечо обвинителя с медвежьей силой, тот из пунцово-красного моментально стал мертвенно-бледным:
- Это священная традиция. Прошу вас, капитан.
- Я нарушил множество законов человеческих и божеских, - голос обвиняемого разнесся над площадью и люди притихли, вслушиваясь, - и я не жалею об этом. Я родился в Шотландии и моя родина дала мне мой неспокойный дух. Я не иду как вы, плотной толпой по проторенной тропе. Это не интересно. Никогда я не нарушил клятвы или обещания. Не преступал я и законов Братства. И сейчас я отправлюсь к Дэйви Джонсу, а вы останетесь пахать или изнывать от жары в пыльных лавках или просторных дворцах. Вы сами строите себе клетку, а потом в нее залезаете, закрываетесь и выбрасываете ключ. И пусть мы воры и разбойники, за душой у нас ничего, кроме корабля - зато у нас есть то, чего нет у вас. У нас есть свобода и жизнь. Прощайте. А еще я требую, что бы меня казнил, как минимум равный по званию.
- Моя кандидатура подойдет, капитан? - спросил все тот же командир гарнизона.
- Более чем. Спасибо. И поверните меня лицом к морю, если можно.
Капитана развернули лицом к морю и он устремил свой взгляд на горизонт, словно пытаясь раствориться в море. Командир гарнизона, проходя мимо него козырнул и кивнул, словно старому приятелю. А потом люк под ногами Муиреаха Мак Доннахи открылся.
С противным, режущим слух, звуком открылась обитая сталью дубовая дверь камеры. На пороге стоял священник в компании двух стражников в цветах английских колониальных войск. Факел в руке одного из них пытался осветить сырое помещение, шипя как рассерженная змея. Пленник никак не отреагировал на вошедших - он не отрываясь смотрел на море через маленькое зарешеченное окошко. Одет он был богато и броско, хоть и одежда его знавала куда лучшие времена. Видно было, что этот человек привык приказывать и даже заключение не сломило его духа.
- Муиреах Мак Доннахи, по прозвищу «Кровавый Отец», ваше последнее желание?
- Надо же, выговорил с первого раза. Долго тренировались, святой отец? Рома, еды, девку и Библию! - стоящий у окна зло рассмеялся, все так же не поворачиваясь к вошедшим.
- Церковь учит нас состраданию, но порицает блуд. Вам предоставят все, кроме падшей женщины. Вы все так же отказываетесь от исповеди?
- Да. У меня с Богом свой разговор, ни к чему вашим святым ушам слушать то, что я Ему скажу. Ступайте.
Дверь с все тем же скрипом закрылась. Загрохотали засовы и замки, гулко и смазано донеслись голоса из-за стены. А до окошка, перечеркнутого коваными прутьями, доносился шум прибоя и портового города. Виднелся кусок лазурного неба, переходящий на горизонте почти в такого же цвета море. В бухте на рейде стояло несколько кораблей. Все как обычно, ничего не изменилось. Станет лишь меньше на одну жизнь. Бриз принес с собой прохладу и запах рыбы. Капитан вдруг четко осознал, озвучил для себя то, что всегда было при нем и заставляло жить так, как он жил: он любил этот мир, эту жизнь. Со всеми сложностями и неурядицами, со всей несправедливостью. И даже представься такой шанс - он не стал бы жить по другому. Снова проскрипела дверь и в камеру внесли ром, обильный обед и простенький томик библии в кожаном переплете.
- У вас два часа. И да простит вас Бог.
Через два часа его вывели на улицу. Живая цепь солдат оттесняла людей от дороги, связывающей форт с площадью. Чернь, как обычно скалилась и бесновалась, разбрызгивая слюни сквозь щербатые рты. Люди образованные со сдержанным интересом рассматривали грозного пирата, сдавшегося властям в обмен на беспрепятственный уход для своего судна с командой. А капитан ехал на повозке для осужденных, словно его не на казнь везли, а на прием к коронованным особам. Даже самые отъявленные провокаторы умолкали, словно заклятые этим видом. А потом, когда повозка проезжала, они вдруг приходили в себя и с новой силой начинали сквернословить.
На эшафоте уже поджидали официальные представители Церкви и светских властей, а вокруг него двойным кольцом стояли красномундирные солдаты, с мушкетами наизготовку. Капитана провели сквозь строй на эшафот, где ему на шею накинули петлю. Судейский чиновник начал нудным официальным голосом, без эмоций и выражения зачитывать обвинение:
- Муиреах Мак Доннахи, по прозвищу «Кровавый Отец», вы признаны виновным в нарушении законов Соединенного Королевства, убийствах, грабеже, насилии, содомии… - капитан его не слушал. Все это уже было на «суде», ничего сильно нового добавить в обвинительный приговор и так уже было нельзя. Не было тех статей, коих ему бы не приписали. Он оглядел толпу - стадо овец, заклинаемых шаманом. Никому и в голову не придет, что он не часть механизма, не безмозглая овца, а личность. А если придет, то ты сразу отщепенец, изгой. На тебя навесят клеймо и постараются сломать. Вон стоят угрюмые моряки, им не по душе, когда казнят одного из них. Суровые, закаленные морем люди с душами наивных детей и романтичной натурой. Солдаты, сторожевые псы погонщиков и сами погонщики стада - в сторонке, в паланкинах и на переносных стульях. Приехали на зрелище. Как же неизмеримо далеко от них стоят простые и честные взаимоотношения Берегового Братства. Кто сильнее тот и прав, вот и вся логика. Да, свои интрижки и борьба за власть, но… Они менее значительны, не возведены в абсолют. Море учит, учит быть таким, какой ты есть. Лишнюю фальшь смывает волнами и встречным ветром.
- Мне положено последнее слово, - спокойно сказал капитан. Голос обвинителя оборвался, он покраснел и пытался отдышаться, что бы возразить. Наконец он, покраснев от натуги собрался наконец обрушиться сокрушительным потоком слов на дерзнувшего его прервать, но был остановлен командиром гарнизона. Статный военный средних лет сдавил плечо обвинителя с медвежьей силой, тот из пунцово-красного моментально стал мертвенно-бледным:
- Это священная традиция. Прошу вас, капитан.
- Я нарушил множество законов человеческих и божеских, - голос обвиняемого разнесся над площадью и люди притихли, вслушиваясь, - и я не жалею об этом. Я родился в Шотландии и моя родина дала мне мой неспокойный дух. Я не иду как вы, плотной толпой по проторенной тропе. Это не интересно. Никогда я не нарушил клятвы или обещания. Не преступал я и законов Братства. И сейчас я отправлюсь к Дэйви Джонсу, а вы останетесь пахать или изнывать от жары в пыльных лавках или просторных дворцах. Вы сами строите себе клетку, а потом в нее залезаете, закрываетесь и выбрасываете ключ. И пусть мы воры и разбойники, за душой у нас ничего, кроме корабля - зато у нас есть то, чего нет у вас. У нас есть свобода и жизнь. Прощайте. А еще я требую, что бы меня казнил, как минимум равный по званию.
- Моя кандидатура подойдет, капитан? - спросил все тот же командир гарнизона.
- Более чем. Спасибо. И поверните меня лицом к морю, если можно.
Капитана развернули лицом к морю и он устремил свой взгляд на горизонт, словно пытаясь раствориться в море. Командир гарнизона, проходя мимо него козырнул и кивнул, словно старому приятелю. А потом люк под ногами Муиреаха Мак Доннахи открылся.