Пиарю доктора Самошкина.
У моего братана - современного русского писателя Алексея К.Смирнова появился серьёзный конкурент - доктор из Самары Алексей Самошнин.
Невольно задаюсь вопросом: почему среди медиков так много тех, кто обладает литературным даром? Я серьёзно! Может быть, это с чем-то взаимосвязано?
Ну, а ниже я привожу рассказ Самарского доктора об одной, как я понял, обычной ночи в неврологическом отделении. С огромным удовольствием пиарю, естественно, под известным тегом.
Одна ночь в неврологии
Действующие лица:
"Иван Иванович", "Петр Петрович", "Сидор Сидорович", мой папа, я и еще одна женщина, ухаживающая за "Иваном Ивановичем".
Все пациенты этой палаты неврологического отделения очень похожи. Им всем за 70 лет, у всех мерцательная аритмия, у всех аденома, все лежат с инсультами разной давности. "Иван Иванович" - самый старый, дементивный пациент, не способный самостоятельно ни попить, ни пописать. Говорит невнятно, на слух его речь невозможно разобрать. За ним ухаживает Настя, его дочь. Женщина лет 50-ти, тихая, стеснительная с грустной улыбкой на лице. "Петр Петрович" худой, неряшливый старик с ажиотированным поведением. Говорит скороговоркой, мысли скачут, смысл начала предложения часто противоречит его окончанию. "Сидор Сидорович" кажется молчаливым. Сидит молча, погрузившись в себя, изредка бросая угрюмые взгляды на окружающих.
Я пришел на очередное свое еженочное бдение у постели отца. Первое что бросилось в глаза сразу как я вошел в палату была сцена зверского пожирания целой вареной курицы Петром Петровичем. Он держал курицу здоровой рукой, жадно откусывая и глотая непережеванные куски птичьей плоти. Рядом, с гордым видом сидел его сын, который приговаривал : "Кушай, кушай, папа". Глядя на эту сцену я подумал что такое обжорство, приведет к недобрым последствиям.
Совершив все необходимые гигиенические процедуры, пациенты стали укладываться спать. Я прикорнул на топчанчике. Первые 20 минут все лежали спокойно, потом поднялся Сидор Сидорович, громко охая и пыхтя стал мочиться в утку. Посидев минут 10, он ворочаясь и проклиная весь белый свет улегся. в 22.30 поднялся Иван Иванович, сел на кровати и стал протяжно стонать во весь голос. Настя бросилась к нему, выяснила в чем дело. Звякнула утка, зажурчала моча. Со стонами и натужным кряхтением, Иван Иванович угомонился лишь к 23.00. Примерно с минуту, в палате было тихо, но эту блаженную тишину нарушил Петр Петрович, который стал ворочаться, постанывать и причитать: "Ой, живот, живот! На двор бы мне!". Тут я понял что надо действовать и действовать быстро. Я прикинул сколько времени надо затратить на то чтобы добежать до комнаты персонала, разбудить и позвать санитарку. Оценив время, я понял что ежели я сейчас сорвусь за санитаркой, то прибегу обратно к совершенно обгаженному деду. Я молча взял судно, коротко сказал деду: "Садитесь на судно". Помог старику Удовлетворить потребность естественной надобности, после чего позвал санитарку. Мы с ней вместе подмыли деда, упаковали в памперс и уложили. Дышать в палате временно стало нечем. Я плюхнулся на топчанчик и стал погружаться в дремоту, как в 23.45 зашевелился мой папа, с которым я провозился до полуночи. Лег опять, но в 00.25 обмочился Сидор Сидорович. Он не спеша сам снял простынь и повесил ее сушиться на батарею. Воздух в палате наполнился ароматом упаренной урины, вытеснив весь кислород. Я молча встал и игнорируя протесты Сидора Сидоровича снял простынь с батареи, отнес ее в бельевую, выпросил у санитарки чистую. Вернулся обратно, молча перестелил постель Сидору Сидоровичу, помог ему лечь. Не успел я дойти до своего лежака, как опять проснулся Иван Иванович, стал стонать и громко кашлять. Настя подоспела вовремя с плевательницей. Выкашляв густую мокроту, старик успокоился и уснул уже во втором часу.
Я тем временем погрузился в тяжелый и тягучий сон. Мне снился сон из детской космической энциклопедии. Будто бы я - космонавт, лечу к Юпитеру через пояс астероидов, а мимо меня проплывают малые планеты и планетоиды. Вот за иллюминатором показался астероид в форме вареной курицы со следами укусов на бедре. Сбоку пролетела скала, напоминяющая судно. На этой скале действовал вулкан из раскаленных испражнений. В космическом корабле сразу ощутился запах фекалий. Впереди маячила Памперсная туманность, а пролетающая мимо планетка вдруг громко и отчетливо икнула у меня под самым ухом. Я проснулся. Петр Петрович сидел и отчаянно икал. Я налил воды, напоил больного, шепотом успокоил его, уложил. В 03.00 Сидор Сидорович начал проявлять беспокойство, встал с постели и шаркающими шагами куда то пошел. Его не было с пол-часа. Вернувшись, он начал звонить по мобильному своей дочери, рассказывать как ему плохо делали укол и неправильно измеряли давление. Он угрожал, что если ему не снимут одышку в течении 15 минут, он разобъет окно и уйдет из больницы. Вначале я заволновался, но потом подумал, пусть делает что хочет. Из больницы его все равно никто не выпустит. Дед оказался настырным и ровно через 15 минут включил свет, стал одеваться и с шуршанием собирать свои пожитки. Настя бросилась уговаривать Сидора Сидоровича чтобы он не уходил, я не проронил ни слова. Шаркающие шаги удалялись в сторону приемного покоя, на меня опять навалилась мутная волна беспокойного сна, в котором на экране космического радара появилось искаженное гневом лицо Сидора Сидоровича. В рубке космического корабля звучали обличительные вопли: "Коновалы! Убийцы!". Потом все стихло.
Вот такие ночи. Но я надеюсь что все будет хорошо!
Оригинал вот здесь:http://samoshkin-alex.livejournal.com/982152.html#cutid1
Невольно задаюсь вопросом: почему среди медиков так много тех, кто обладает литературным даром? Я серьёзно! Может быть, это с чем-то взаимосвязано?
Ну, а ниже я привожу рассказ Самарского доктора об одной, как я понял, обычной ночи в неврологическом отделении. С огромным удовольствием пиарю, естественно, под известным тегом.
Одна ночь в неврологии
Действующие лица:
"Иван Иванович", "Петр Петрович", "Сидор Сидорович", мой папа, я и еще одна женщина, ухаживающая за "Иваном Ивановичем".
Все пациенты этой палаты неврологического отделения очень похожи. Им всем за 70 лет, у всех мерцательная аритмия, у всех аденома, все лежат с инсультами разной давности. "Иван Иванович" - самый старый, дементивный пациент, не способный самостоятельно ни попить, ни пописать. Говорит невнятно, на слух его речь невозможно разобрать. За ним ухаживает Настя, его дочь. Женщина лет 50-ти, тихая, стеснительная с грустной улыбкой на лице. "Петр Петрович" худой, неряшливый старик с ажиотированным поведением. Говорит скороговоркой, мысли скачут, смысл начала предложения часто противоречит его окончанию. "Сидор Сидорович" кажется молчаливым. Сидит молча, погрузившись в себя, изредка бросая угрюмые взгляды на окружающих.
Я пришел на очередное свое еженочное бдение у постели отца. Первое что бросилось в глаза сразу как я вошел в палату была сцена зверского пожирания целой вареной курицы Петром Петровичем. Он держал курицу здоровой рукой, жадно откусывая и глотая непережеванные куски птичьей плоти. Рядом, с гордым видом сидел его сын, который приговаривал : "Кушай, кушай, папа". Глядя на эту сцену я подумал что такое обжорство, приведет к недобрым последствиям.
Совершив все необходимые гигиенические процедуры, пациенты стали укладываться спать. Я прикорнул на топчанчике. Первые 20 минут все лежали спокойно, потом поднялся Сидор Сидорович, громко охая и пыхтя стал мочиться в утку. Посидев минут 10, он ворочаясь и проклиная весь белый свет улегся. в 22.30 поднялся Иван Иванович, сел на кровати и стал протяжно стонать во весь голос. Настя бросилась к нему, выяснила в чем дело. Звякнула утка, зажурчала моча. Со стонами и натужным кряхтением, Иван Иванович угомонился лишь к 23.00. Примерно с минуту, в палате было тихо, но эту блаженную тишину нарушил Петр Петрович, который стал ворочаться, постанывать и причитать: "Ой, живот, живот! На двор бы мне!". Тут я понял что надо действовать и действовать быстро. Я прикинул сколько времени надо затратить на то чтобы добежать до комнаты персонала, разбудить и позвать санитарку. Оценив время, я понял что ежели я сейчас сорвусь за санитаркой, то прибегу обратно к совершенно обгаженному деду. Я молча взял судно, коротко сказал деду: "Садитесь на судно". Помог старику Удовлетворить потребность естественной надобности, после чего позвал санитарку. Мы с ней вместе подмыли деда, упаковали в памперс и уложили. Дышать в палате временно стало нечем. Я плюхнулся на топчанчик и стал погружаться в дремоту, как в 23.45 зашевелился мой папа, с которым я провозился до полуночи. Лег опять, но в 00.25 обмочился Сидор Сидорович. Он не спеша сам снял простынь и повесил ее сушиться на батарею. Воздух в палате наполнился ароматом упаренной урины, вытеснив весь кислород. Я молча встал и игнорируя протесты Сидора Сидоровича снял простынь с батареи, отнес ее в бельевую, выпросил у санитарки чистую. Вернулся обратно, молча перестелил постель Сидору Сидоровичу, помог ему лечь. Не успел я дойти до своего лежака, как опять проснулся Иван Иванович, стал стонать и громко кашлять. Настя подоспела вовремя с плевательницей. Выкашляв густую мокроту, старик успокоился и уснул уже во втором часу.
Я тем временем погрузился в тяжелый и тягучий сон. Мне снился сон из детской космической энциклопедии. Будто бы я - космонавт, лечу к Юпитеру через пояс астероидов, а мимо меня проплывают малые планеты и планетоиды. Вот за иллюминатором показался астероид в форме вареной курицы со следами укусов на бедре. Сбоку пролетела скала, напоминяющая судно. На этой скале действовал вулкан из раскаленных испражнений. В космическом корабле сразу ощутился запах фекалий. Впереди маячила Памперсная туманность, а пролетающая мимо планетка вдруг громко и отчетливо икнула у меня под самым ухом. Я проснулся. Петр Петрович сидел и отчаянно икал. Я налил воды, напоил больного, шепотом успокоил его, уложил. В 03.00 Сидор Сидорович начал проявлять беспокойство, встал с постели и шаркающими шагами куда то пошел. Его не было с пол-часа. Вернувшись, он начал звонить по мобильному своей дочери, рассказывать как ему плохо делали укол и неправильно измеряли давление. Он угрожал, что если ему не снимут одышку в течении 15 минут, он разобъет окно и уйдет из больницы. Вначале я заволновался, но потом подумал, пусть делает что хочет. Из больницы его все равно никто не выпустит. Дед оказался настырным и ровно через 15 минут включил свет, стал одеваться и с шуршанием собирать свои пожитки. Настя бросилась уговаривать Сидора Сидоровича чтобы он не уходил, я не проронил ни слова. Шаркающие шаги удалялись в сторону приемного покоя, на меня опять навалилась мутная волна беспокойного сна, в котором на экране космического радара появилось искаженное гневом лицо Сидора Сидоровича. В рубке космического корабля звучали обличительные вопли: "Коновалы! Убийцы!". Потом все стихло.
Вот такие ночи. Но я надеюсь что все будет хорошо!
Оригинал вот здесь:http://samoshkin-alex.livejournal.com/982152.html#cutid1