Анархист Матюкайленко и вера в людей
Однажды анархист Матюкайленко с утра пошел войной на врагов и занял три села. Оно, конечно, занимаешь чужое и на время, а отдавать свое и насовсем, но анархист был не из тех, кто что-то отдает. Так что он просто расположился покурить на пригорке, мечтая об обеденном борще. И тут заметил внизу шевеление, вроде того, как если б толстая такса влезла в нору к лисе, а назад пришлось бы ей пятиться, да еще за нос лисята кусают.
- Стой, стрелять буду! - крикнул анархист Матюкайленко и навел ружье, вспоминая, а не разряжено ли оно часом.
- Не стреляй, - томно вздохнул пацифист Митя, обнаружившийся под кустом малины и совершенно невидимый в своих зеленых штанишках. - А впрочем, можешь стрелять, это твое право суверенной личности. Но история не простит.
- Чего? - не понял анархист Матюкайленко.
- Там воин света Мыкола, - скорбно сообщил пацифист Митя. - Он потерял веру в людей.
Поминая такую-то мать и все грехи ее в разных позах, поспешил анархист Матюкайленко к подножью холма и в самом деле извлек воина света Мыколу из зарослей крапивы. Тот был без очков, без штиблет, перепачкан землей, исцарапан и в самом плачевном состоянии духа. Пригасло и яркое сияние, которое, бывало, окружало воина света Мыколу в разгар самых жарких баталий, бросая лазоревые отсветы на его верную мухобойку.
- Да ты, мил человек, в желтый дом так отправишься, - сочувственно сказал анархист Матюкайленко. - А он занят крайне левыми социал-милитаристами, все время забываю, кто у них начальник там, но что кормят паршиво - это знаю.
- Я вверу в людей потерял, - чуть не плача, сообщил воин света Мыкола.
- Щас найдем, - пообещал анархист. - Чего-чего, а веры в людей на свете больше, чем людей.
- Врешь ты все, - прорыдал тот недоверчиво. - Вот ты, с виду человек приличный. А зачем воевать вчера пошел? Кто тебе право дал? Где доказательства, что воевать надо с этими, а не с теми? Или вот они, - махнул воин света Мыкола кулачком за реку и едва в глаз себе не попал, - говорили, что будут очищать село Гыкавку от тебя, проклятущего, а сами очистили его от самогона и сала. Как в людей верить?
- Да легко, - тут анархист Матюкайленко сунул воину света Мыколе в руки фляжку с чем покрепче и вздохнул. - Вот ты не верил, что они село ограбят. А я верил, они такие. Ты вот не верил, что я село займу - а, к примеру, Митя верил. Верил, Митя?
- Верил, - подтвердил пацифист. - Ты всегда нарушаешь мировую гармонию самым бесцеремонным образом.
- Вооот. И Митя верил в меня. И в то, что, к примеру Главгад Борис может нас сейчас застрелить, буде его тачанка с полей наскочит - тоже верю я свято, - продолжал анархист, окидывая загоревшимся взглядом окрестности - берег речки, болото, где давеча дед Мирон телегу утопил, огород бабы Мани, где как раз задом кверху торчала ее старательная племянница, и чудились ему при том горизонты красоты невероятной - вся мощь веры в человечество. - Потому дозор поставил, а где - не скажу. Верить надо, верить, Мыкола. Поди-кось пулемет собери.
Google
- Стой, стрелять буду! - крикнул анархист Матюкайленко и навел ружье, вспоминая, а не разряжено ли оно часом.
- Не стреляй, - томно вздохнул пацифист Митя, обнаружившийся под кустом малины и совершенно невидимый в своих зеленых штанишках. - А впрочем, можешь стрелять, это твое право суверенной личности. Но история не простит.
- Чего? - не понял анархист Матюкайленко.
- Там воин света Мыкола, - скорбно сообщил пацифист Митя. - Он потерял веру в людей.
Поминая такую-то мать и все грехи ее в разных позах, поспешил анархист Матюкайленко к подножью холма и в самом деле извлек воина света Мыколу из зарослей крапивы. Тот был без очков, без штиблет, перепачкан землей, исцарапан и в самом плачевном состоянии духа. Пригасло и яркое сияние, которое, бывало, окружало воина света Мыколу в разгар самых жарких баталий, бросая лазоревые отсветы на его верную мухобойку.
- Да ты, мил человек, в желтый дом так отправишься, - сочувственно сказал анархист Матюкайленко. - А он занят крайне левыми социал-милитаристами, все время забываю, кто у них начальник там, но что кормят паршиво - это знаю.
- Я вверу в людей потерял, - чуть не плача, сообщил воин света Мыкола.
- Щас найдем, - пообещал анархист. - Чего-чего, а веры в людей на свете больше, чем людей.
- Врешь ты все, - прорыдал тот недоверчиво. - Вот ты, с виду человек приличный. А зачем воевать вчера пошел? Кто тебе право дал? Где доказательства, что воевать надо с этими, а не с теми? Или вот они, - махнул воин света Мыкола кулачком за реку и едва в глаз себе не попал, - говорили, что будут очищать село Гыкавку от тебя, проклятущего, а сами очистили его от самогона и сала. Как в людей верить?
- Да легко, - тут анархист Матюкайленко сунул воину света Мыколе в руки фляжку с чем покрепче и вздохнул. - Вот ты не верил, что они село ограбят. А я верил, они такие. Ты вот не верил, что я село займу - а, к примеру, Митя верил. Верил, Митя?
- Верил, - подтвердил пацифист. - Ты всегда нарушаешь мировую гармонию самым бесцеремонным образом.
- Вооот. И Митя верил в меня. И в то, что, к примеру Главгад Борис может нас сейчас застрелить, буде его тачанка с полей наскочит - тоже верю я свято, - продолжал анархист, окидывая загоревшимся взглядом окрестности - берег речки, болото, где давеча дед Мирон телегу утопил, огород бабы Мани, где как раз задом кверху торчала ее старательная племянница, и чудились ему при том горизонты красоты невероятной - вся мощь веры в человечество. - Потому дозор поставил, а где - не скажу. Верить надо, верить, Мыкола. Поди-кось пулемет собери.