Марта. Окончание.
- Спрячься, моя Гертруда, здесь есть те, кто желает тебе зла.
Гертруда безмолвно исчезла, только мелькнуло черное платье. Марте стало одиноко…совсем одиноко.
- Вы знаете, Марта, я, наверное, не доживу до утра, - он посмотрел ей в глаза, и ведьма поняла: не догадался. Впервые за много лет это ее не успокоило.
- Отчего же? - спросила Марта, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
- Я сам хотел бы знать… Но я не знаю.
- И…что бы вы сделали, если бы и впрямь вам было не суждено пережить эту ночь?
Она отчего-то снова с безжалостной ясностью вспомнила Янкеля, треск поленьев в очаге, его иссушенное болезнью лицо и глаза, которые только еще и напоминали о нем прежнем, о Янкеле, которого она любила.
- Я признался бы в любви самой достойной из всех, кого знаю.
Лицо Янкеля приблизилось - и растаяло, растаяли поленья и освещенные трепещущим светом стены, давно разрушенные, но не забытые.
- И…кто же это? - спросила Марта, чувствуя, как у нее холодеют руки.
- Я отпущу тебя, мальчик. Но после этого - я умру.
- И что, никак нельзя иначе?
- Никак. Или я, или ты. Ты еще не жил, живи. Найди Гертруду, мою… просто найди ее и позаботься о ней.
Он обнял ее.
- Уходи, не оглядывайся!
Жизнь уходила из Марты тихо-тихо, как укатывается клубок под скамью. Так тихо, так не больно, потому что с тех пор, как вспомнился ей Янкель, ничего не могло быть ни жалко, ни больно.
Просишь помощи - что ж, изволь.
Я похищенное верну.
Так стекает по венам боль,
Так уходят суда ко дну.
Все уходят ко дну суда,
Ледяная кипит вода…
Я найду и себе тепла.
Это просто. Попробуй сам.
Остальное - ненужный хлам,
Незнакомцы, шаги, дела.
Незнакомцы, дела - твои.
Долог, холоден свист змеи.
Не оглядывайся, не смей,
Уходи поскорей от змей…
Но на свете было Рождество, о котором Марта совсем забыло. Сахарное, снежное, озаренное горним нежным светом, который проникал всюду и все заливал. И случайно проходивший мимо очень молоденький и очень добрый ангел склонился к Марте - и подарил жизнь, которой она не просила. У ангела были тонкие белые пальцы, у ангела были глаза, как агаты, как рождественская ночь - такие же темные и такие же лучистые одновременно. Только вот ангел был неопытен и еще не знал, что некоторым помочь нельзя. Он просто увидел боль и смерть и воспользовался дарованным ему правом на спасение. Ласково склонился над распростертой Мартой и вернул ее сердцу течение замершей было крови. Зря он это сделал, но нельзя винить ангелов в том, что они добры и непорочны.
Когда исполнившаяся было благодарности и радости Марта, к бездыханному телу которой сбежались все гости и случайно оказавшийся в доме медик, вдруг открыла глаза и попросила воды, юноша, которому она вернула его жизнь, слабо улыбнулся и прошел мимо. И больше не встречался с ней взглядом.
Это было справедливо. Потому что сказка. Потому что злая колдунья. Это было правильно, как детская книжка с рисунками, непросохшими и накрытыми для сохранности тонкой папиросной бумагой. Такие книжки дарили детям гостей.
- А вы правда фея, фрау Марта? - на нее смотрели нежные детские глаза, но она мало что соображала.
- Фей не бывает.
- Совсем-совсем не бывает?
- Да, детка.
- Урожай яблок уменьшает аппетит? - спросила Марта, с треском раскрывая веер, словно ничего не изменилось, и она осталась прежней.
Он потупился и ответил: «Да».
Она улыбнулась. Она с каким-то безотчетным удовлетворением ощущала кипящую внутри ненависть. Прежнюю. Даже сильней и живительней, чем когда Марта была молодой и желала соседке сломать ногу. Ее перехитрили, впервые в жизни. Или не перехитрили, а просто…но это было еще обидней, и еще сытнее кормило горевший в Мартиной душе злой мертвенный огонь.
Она перебирала проклятия, как орешки, и снова, как раньше, думала только о себе. Это? Может быть, вот это?
У них у всех был горьковатый привкус и запах горького миндаля. Как у хорошей отравы, а плохой Марта не держала.
На подоконнике сидел ангел и, кажется, плакал. Но его скрывали роскошные бордовые занавеси с кистями.
Через несколько часов взгляд господина-саламандра, проходившего мимо, испепелил Марту. Осталось только ее проклятие и одинокий дом, в подвале которого дичали кошки и крысы, а двор зарастал сорняками, темными и сильными, как самые что ни на есть ведьминские страсти. Впрочем, проклятия тоже ветшают с годами - может быть, потому в конце концов о Марте забыли все. Помнят только сказку о пряничном домике, но это ведь было самое начало истории, так-то, любезные мои читатели.