О скитаниях вечных и обо всякой всячине
Ну вот, меня тут долго не было, и посему, пока я еще не отошла от поезда и прочего, хочу вам рассказать немножко новостей из разных волостей, а именно - как я провела эти очень холодные дни и осталась в живых. Пара ярких впечатлений. Под катом - много букв. Желающие могут их осилить.
Про місця для поцілунків и железнодорожную некромантию.
Началась сия замечательная поездка с того, что дорогое мироздание решило меня изумить. Ну так, на всякий случай, прямо сходу, чтобы я была уверена в непременной изумительности всего путешествия. Честное слово, я не сомневалась, но пришлось получить и расписаться!
Я взяла в кассе билет, дорогое мироздание! На триста сорок девятый поезд в тридцать третий вагон. И я даже следила за временем и не опоздала! Но, явившись к этому самому триста сорок девятому, я обнаружила, что такого вагона в нем нет. А есть толпа пассажиров, страстно желающих набить морду начальнику поезда, который, буквально по бессмертным Ильфу и Петрову, минуту назад здесь был и только что весь вышел.
Вагон подали за пять минут до отправления, дав народу время покричать, очуметь и приготовиться совершить маленькую бархатную революцию. Вагон был суть гремучая планета Шелезяка, лишенная света, отопления и населенная одним весьма странным проводником, который не выдавал постели, пока не перепишет все билеты, а билеты не мог переписать, потому что не было света. По соседству со мной ехали яркие представители современной общественно активной молодежи в деловых кустюмчиках с галстучками. Они очень быстро окрестили планету Шелезяку вагоном для поцелуев, но целоваться не спешили, а зато потешались вовсю над моим спальником, который в конце концов разглядели при свете мобильных телефонов (между прочим, мобильник с подсветкой - незаменимый спутник человека в шелезячном вагоне для поцелуев, где замерзли окна, и поэтому не светят даже звезды).
Далее проводник таки смиловался, постели и тоненькие недоодеяльца выдал, пообещал, что к утру, может быть, потеплеет, и тогда сии экстремалы разделись до маечек, повесили свои костюмы на плечики и прикрыли чехлами. И так легли спать. А я, не раздеваясь, упаковалась в спальник, который у меня спасает от холодной смерти до -12 градусов включительно, если только не врут дизайнеры этикеток к спальникам. И железная простуженная колымага, которая, по слухам, померла еще в прошлом веке, но была почти воскрешена хитрыми железнодорожными магами, понеслась, чихая сквозняками и громыхая колесами, во стольный град Киев.
Мне было хорошо, мне в наушниках пел Медведев - и про царевну Несмеяну пел, и про волка пел, и про вальс гемоглобин, и про Трансвааль, и про могикан, и про сердце змеи. Поэтому стука зубов, наполнявшего вагон, я не слышала, а только медитировала на слабо искрящиеся замерзшие окна. Потом спрятала нос в спальник, и тогда уже снилось мне, что я еду в Киев на белом слоне.
За два часа до прибытия проводник уверял всех, что "уже подъезжаем", и когда я оклемалась и поняла, что он врет, решила из принципа у него, вражины, чаю не брать. А что он вводит народ в заблуждение? Между прочим, дважды вводит, потому как не потеплело. К тому моменту неокоченевших в вагоне осталось двое - я и мой ножик Ранди Диагноз, с которым я вас как-то уже знакомила. Я - потому что у меня спальник, а Диагноз - потому что кто ж его посадит, он же памятник потому что он стальной. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Активная деловая молодежь посиневшими пальчиками завязывала галстучки и размышляла, не завести ли и себе спальников. А мы с Ранди знали, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Но молчали. Он - потому что стальной, а я - потому что грызла яблоко.
Мораль сей басни такова: темнота, может быть, и друг молодежи, но холод - однозначно ее враг.
Хиханьки и хаханьки.
В киевском метро предлагают пить актимэль и не дать себя отформатировать, потому что народная музыка - наше все. Никто не засохнет, я узнавала.
В порядке гона на кухне изобрелась пафосная отповедь "мне сослать на ваши правила приличия!".
Впервые за много лет открыла женский журнал. Для себя, для кого ж еще. Испугалась и сразу закрыла. Там было написано страшное про скрытый внутренний жир, который есть даже у худеньких барышень, от которого надо срочно избавляться, и который непременно зохавает всех, кого не дорыхлил целлюлит, не досверлил кариес и не дотрусила перхоть.
А еще я обожглась о батарею. Впервые встречаю дом, в котором так топят, чтобы спиной к батарее нельзя было прислониться. Поясница громко возмущалась.
О прекрасном - сумбурно.
Прекрасное - спасет мир, когда и если его понадобится спасать. Мир жив, пока в нем есть столько прекрасного. У меня нет религии, я нехристь и нечЕсть, но вот в хороших людей и прекрасность мира я верю. Я и еще много во что странное верю, но это тема отдельного поста. Я отвратительно чувствовала себя все три дня в смысле здоровья, но мне было совершенно до неприличия хорошо. Потому что Киев был снежен, морозен, над Киевом были дымки и звезды, и еще мироздание щедро надарило мне посиделок на кухне, говора, ора, смеха, убийственной серьезности, которую я не всегда могу себе позволить, и еще слоек с кремом, которые замерзли, но все равно потом оттаяли, куда ж им было деваться.
Убедилась, что заразила хорошего человека приготовлением пиццы. Я всегда радуюсь, когда от меня заражаются чем угодно, кроме насморка, поэтому злорадно потерла лапки. Покопалась в красивых камушках - я до сих пор не знала, что они и меня могут завораживать непредсказуемостью цветных пятен, которые ну вот совершенно сами образовались, никто их не рисовал!
И примерзшую дверь подъезда мы открыли с Донной, хотя казалось, что таки застрянем в подъезде до весны.
А у хорошего человека Мэй-Лин живет кот, которого забрали у собак и не отдали на загрызение. Он еще помятый, но ласковый и славный. И обязательно еще станет здоровым и красивым. Правда, не исключено, что потом это окажется кошка. А у хорошего человека Донны много колючих восьмиконечных звезд. Розовых. В этом что-то определенно есть, дорогое мироздание так просто розовых звездочек не дарит.
Вечером в метро играли на скрипке и тамтаме, и на гитаре играли тоже. Бесшабашная зима в фенечках, забывшая вынести елку, тусовалась и грела замерзшие варежки, и ботинки смешила, потому что в тапочках холодно.
И еще что-то определенно есть в той хрустящей морозной ночи, которая провожала меня из Киева, и в том, что над вокзалом стелился пушистый серый дымок - какая-то там труба рядом - и что в поезде на этот раз окна не замерзли, и ночь была светлой от снега. Я увидела Днепр, серый лед, далекие огни, заснеженные леса. И жизнь решила удаться. По крайней мере, до пятницы.