О вообще.
Выходные бывают разные. В один из них я решила заняться тяжелым физическим трудом. Долго собиралась с духом, а потом быстро, чтоб не успеть передумать, затолкала в ванну Баюма.
Баюмка живет со мной два года, и за это время научился стойко и снисходительно принимать подобные удары судьбы. Поморгал залитыми водой глазами и философски уставился в стену.
Котик Фрости наблюдал со стиральной машины, потом занял место в партере, перебравшись в раковину.
«Альк, - прошу я, - принеси полотенце».
Послушный Альк бежит в комнату к шкафу-купе, поскальзываясь на ламинате от усердия. Скачет назад. Без полотенца. Смотрит на меня, поскуливает, в огромных влажных глазах страдание. Не смог, не сумел. Не сделал то, чего просили. Как дальше жить - непонятно.
Шкаф закрыт, догадываюсь я. Собакам запрещено его открывать, и честный Альк даже не пытается. Он приплясывает на месте и тихо-тихо подскуливает.
«Фрост, открой шкаф, а?», - говорю я. Фрости делает вид, что я не с ним говорю, и вообще он котик, у него лапки, и он глухой. Что поделать, иду в комнату сама. На середине дороги мимо меня пролетает черно-белая пушистая молния и, пока я дохожу до двери, кот уже подковыривает лапой дверь шкафа. Котик не обременен моральными принципами. И чего выпендривался?
Хэппи энд, кот открыл шкаф, Альк достал и принес полотенце, Баюмка вытерт.
«Альк, подай грабельки!», - ору я сквозь рев компрессора.
Баюм стоит на столе, всем видом показывая, что уже не против бы и сесть.
Альк не расслышал, что я там прошу, и на всякий случай тащит все, что знает. Таким образом мой арсенал для груминга пополняют: веник, совок, рюкзак, коробочка с мелочью, мокрое полотенце и рулон туалетной бумаги. На все случаи жизни буквально. Я выключаю компрессор и иду искать грабельки сама. За моей спиной Баюм с блаженным вздохом растекается по столу лежа.
Баюмке, как младшему в семье и выстраданному, позволяется много, очень много, излишнее много и почти всё. Я совершенно не могу сопротивляться его улыбке. И молящему взгляду исподлобья. И большим мягким лапам. Короче, Баюм имеет в моем лице идолопоклонницу, слепо преданную и на все готовую.
Лезет ко мне на постель, паразит. При своем весе и своих габаритах он, тем не менее, делает это абсолютно неслышно, и я ничего не подозреваю вплоть до того момента, когда он брякается между мной и спинкой дивана. «Куда?!», - запоздало возмущаюсь. Баюм сияет на меня глазами, радостно мне улыбается и дышит как паровоз. С другой стороны Альк тоже настойчиво требует внимания и любви, тыкается мне в лицо слюнявой мордой. Фрости с разбегу прыгает мне на спину, там и укладывается. Так и лежу - с головами собак под мышками и припечатанная сверху котиком.
Иногда, несмотря на жару, Баюмка засыпает в этом положении. Сопит носом, похрапывает. Я с трудом сдерживаюсь, чтоб не схватить его, не сжать в объятиях, не начать исступленно целовать его всего. Защитить его от всех и всего на свете, обнять и никогда не отпускать, кричать в пустоту «Я тебя никому не отдам», ни болезни, ни смерти. В горе и в радости…
Он щедро платит за это безграничной, бесконечной нежностью. Аккуратно кладет головушку на подушку рядом с моей, ласково прижимается, тихонько трогает мои щеки лапой. У него в глазах мир. Я смотрю в них, и мне чувствуется, что мы все - на своем месте. Все так, как нужно. Счастье - оно простое. Оно в том, чтобы БЫТЬ, каждую секунду, каждый миг! Дышать, смотреть, моргать, любить, обнимать кого-то - да хоть бы и собаку. Знать, что ты живой. Открыть окно, вдохнуть воздух, промокнуть под дождем, согреться под солнцем, играть в снежки.
Целовать кота в макушку, между ушками; шептать Альку в затылок, обнимать Баюма.
Мы живы.
«Да!
Это про нас спела весна звонким голосом;
Да!
Это зажглась наша звезда ярким всполохом!» (с)
Баюмка живет со мной два года, и за это время научился стойко и снисходительно принимать подобные удары судьбы. Поморгал залитыми водой глазами и философски уставился в стену.
Котик Фрости наблюдал со стиральной машины, потом занял место в партере, перебравшись в раковину.
«Альк, - прошу я, - принеси полотенце».
Послушный Альк бежит в комнату к шкафу-купе, поскальзываясь на ламинате от усердия. Скачет назад. Без полотенца. Смотрит на меня, поскуливает, в огромных влажных глазах страдание. Не смог, не сумел. Не сделал то, чего просили. Как дальше жить - непонятно.
Шкаф закрыт, догадываюсь я. Собакам запрещено его открывать, и честный Альк даже не пытается. Он приплясывает на месте и тихо-тихо подскуливает.
«Фрост, открой шкаф, а?», - говорю я. Фрости делает вид, что я не с ним говорю, и вообще он котик, у него лапки, и он глухой. Что поделать, иду в комнату сама. На середине дороги мимо меня пролетает черно-белая пушистая молния и, пока я дохожу до двери, кот уже подковыривает лапой дверь шкафа. Котик не обременен моральными принципами. И чего выпендривался?
Хэппи энд, кот открыл шкаф, Альк достал и принес полотенце, Баюмка вытерт.
«Альк, подай грабельки!», - ору я сквозь рев компрессора.
Баюм стоит на столе, всем видом показывая, что уже не против бы и сесть.
Альк не расслышал, что я там прошу, и на всякий случай тащит все, что знает. Таким образом мой арсенал для груминга пополняют: веник, совок, рюкзак, коробочка с мелочью, мокрое полотенце и рулон туалетной бумаги. На все случаи жизни буквально. Я выключаю компрессор и иду искать грабельки сама. За моей спиной Баюм с блаженным вздохом растекается по столу лежа.
Баюмке, как младшему в семье и выстраданному, позволяется много, очень много, излишнее много и почти всё. Я совершенно не могу сопротивляться его улыбке. И молящему взгляду исподлобья. И большим мягким лапам. Короче, Баюм имеет в моем лице идолопоклонницу, слепо преданную и на все готовую.
Лезет ко мне на постель, паразит. При своем весе и своих габаритах он, тем не менее, делает это абсолютно неслышно, и я ничего не подозреваю вплоть до того момента, когда он брякается между мной и спинкой дивана. «Куда?!», - запоздало возмущаюсь. Баюм сияет на меня глазами, радостно мне улыбается и дышит как паровоз. С другой стороны Альк тоже настойчиво требует внимания и любви, тыкается мне в лицо слюнявой мордой. Фрости с разбегу прыгает мне на спину, там и укладывается. Так и лежу - с головами собак под мышками и припечатанная сверху котиком.
Иногда, несмотря на жару, Баюмка засыпает в этом положении. Сопит носом, похрапывает. Я с трудом сдерживаюсь, чтоб не схватить его, не сжать в объятиях, не начать исступленно целовать его всего. Защитить его от всех и всего на свете, обнять и никогда не отпускать, кричать в пустоту «Я тебя никому не отдам», ни болезни, ни смерти. В горе и в радости…
Он щедро платит за это безграничной, бесконечной нежностью. Аккуратно кладет головушку на подушку рядом с моей, ласково прижимается, тихонько трогает мои щеки лапой. У него в глазах мир. Я смотрю в них, и мне чувствуется, что мы все - на своем месте. Все так, как нужно. Счастье - оно простое. Оно в том, чтобы БЫТЬ, каждую секунду, каждый миг! Дышать, смотреть, моргать, любить, обнимать кого-то - да хоть бы и собаку. Знать, что ты живой. Открыть окно, вдохнуть воздух, промокнуть под дождем, согреться под солнцем, играть в снежки.
Целовать кота в макушку, между ушками; шептать Альку в затылок, обнимать Баюма.
Мы живы.
«Да!
Это про нас спела весна звонким голосом;
Да!
Это зажглась наша звезда ярким всполохом!» (с)