Маргарита
Я привезла её в себе с Кипра в 2005 году.
"Пришёл образ жемчужины, - песчинка обиды и энергия, чтобы спрятать её в слои перламутра" Елена Билгин.
Всё, что не решено с мамой, ляжет на дочь. Когда женщина говорит, что она ненавидит мужчин, она говорит о маме. Когда женщина выбирает любить женщину вместо мужчины, она противостоит матери. Женщина, которая влюбляется в женоподобных мужчин, ищет мать снаружи, отрицая её в себе. Да, ненавидит её. Конечно, это мое личное мнение.
Я вижу, как я переношу на дочь свои претензии к маме. И далеко не всегда могу это осознать сразу. И даже если обнаружу, не всегда могу себя остановить.
Да. Родить дочь - это получить шанс встать на место собственной матери. И так, через себя, простить её ограничения.
У моих клиентов и клиенток рождаются почему то только девочки. По крайней мере из тех новостей, которые я слышу.
Сама я рожала тяжело. Мне кажется, в этом выразилось, в том числе, сопротивление женственности. Моей маме.
Вокруг меня много женщин, которые не рожали. Им доставали детей через кесарево сечения. Отрицание боли в принципе переносится и на месячные-роды, которые, как правило, очень болезненны в таком случае.
Ну так вот. Когда женщина зажата, то все перекрыто. Горло. Шейка матки. Я обращаю внимание на выражение губ у женщин. Можно сколько угодно вести женские тренинги, но если у неё губы гузкой... Хотя мы так себя и раскрываем. В том числе и я.
Так вот. Не могла я разродиться. А когда это случилось, то мою малышку забрали в реанимацию. Я сама удушила её. Но как я написала в начале тексте, дочка расплатилась за мое отношение к маме.
Вообще способность увидеть человека, а не свои проекции, зависит как раз от проработки родительской темы.
Дочку забрали синенькой. А меня в наркоз, зашивать разрывы.
Нас разделяли два стекла. Я не могда взять её на руки. Кормить. Давать ей себя.
Возможно так выразился мой протест любить свою маму. Отказ от неё. Одна часть рвалась к маме, а другая защищая меня, надменно отвергала её. Да, чтобы не было больно.
Дети всегда платят за наши недоделки. За наши расколы.
Это я сама себя поместила в изоляцию, отказавшись от мамы. И теперь смотрела на это в роддоме. Вот она я, лежит в кувезе. Как мышка в банке. С проводами в маленькой головке. И всё что я могу, это просовывать руку в маленькое отверстие и гладить ее пальцами.
Я кормила Риту с ложечки молозивом. Я ругалась с медсестрами, которые меня выгоняли из реанимационной палаты. Я приходила первая, уходила последняя.
Моя внутренняя драма развернулась, ожила в реальных лицах.
Сейчас я вижу, что когда не успеваю разобраться со своим материалом, Рита принимает удар на себя. Я бессильна что либо с этим сделать. Уберечь её больше, чем могу. Я стараюсь для себя и для неё. Что то я могу разгрести, что то достается ей.
Я вижу, что с каждым поколением женское в моем роду выправляется. И ещё. Я понимаю тех, кто не выходит замуж и не рожает.
Там точно совершенно придётся терпеть боль и причинять ее же. Потому что это нормально. Это включено в жизнь.
Исключая жестокое, страшное, мы от него не избавляемся. Мы прячем вместе со своим адом себя в коробочку. И там медленно тлеем.
Меня тут накрыло этой моей мертвой волной. И я с перепугу поудаляла из друзей некоторых спящих царевн. Понимаю, что это мои личные процессы, но на тот момент на свою мертвечину с красивым фасадом смотреть не было сил.