Дневники Красной Шапочки. Часть 1. Если долго по дорожке...
Я засыпаю, выпив молока с медом, и мед еще чувствуется на моих губах, когда сон смыкает уставшие веки.
Но, просыпаясь, я неизменно чувствую во рту привкус крови.
Должно быть, это был какой-то неправильный мед.
* * *
Мне было тринадцать, когда все произошло. В память врезались различные бессмысленные подробности этого дня, но она же милосердно скрыла от меня то, что случилось с наступлением ночи.
Мой психиатр говорит, что частичная амнезия - нередкая реакция на полученную травму. Что ж, ему виднее.
Тогда я еще не знала о существовании психиатров.
Я помню, как утром в очередной раз поцапалась с матерью. Она кудахтала, как курица, поправляя на мне шаперон, который подарила на прошлый день рождения. Сплетничала о том, что деревенские парни уже на меня заглядываются, шутливо стращала, чтобы я не ходила одна мимо лесопилки, а то быть ей бабушкой. Достало.
О чем она думала, когда обряжала меня, как куклу? Порой мне кажется, она намеренно провоцировала скандал - все эти липкие взгляды словно магнитились к моему капюшону, а я натягивала его до самого носа, чтобы скрыться от всего мира. Отца я не помню, но, судя по обрывкам бесед матери с кумушками, он не особо ухаживал за ней. Скорее уж, поставили бабушку перед фактом, когда стало ясно, что скоро появлюсь я. После этого бабуля и отселилась на дальний лесной хутор, разругавшись с дочерью. Хотя меня, как ни странно, она любила. Жаль, что приезжала редко.
Но в этот день мать, странно подмигивая и тошнотворно улыбаясь, всучила мне в руки корзинку с утренней выпечкой и заявила, что давненько не навещали мы бабушку. Я огрызнулась, что как-то вообще не помню такого, и тут же схлопотала леща. Порой я думаю, что она мне мачеха. Бред, конечно.
Нет, не буду касаться всех подробностей нашей ссоры, результат-то все равно один - я была выставлена из дома с корзинкой, напутствием и примерным направлением, куда я могу идти вместе со своей бабулей. Когда до нее дойду.
Я чувствовала взгляды молодых лесорубов, мимо которых прошла на пути к лесу. Кажется, я даже могла бы отсечь момент, когда двое из них бесшумно отделились от компании и двинули за мной. Могла бы, но не отсекла. Мой психиатр называет это отрицанием действительности.
Сейчас я мучаюсь вопросом, знала ли об этом мать, не она ли все подстроила? Но ответа на этот вопрос мне уже не суждено узнать.
Я расслабилась, оказавшись под сенью леса. Его недаром называют Темным - разлапистые ели и тенистые дубравы сменяли друг друга, даже ясным днем погружая подлесок в сумерки. Но в этой его части мне все было знакомо - здесь мы собирали землянику в июне, а в августе уже должны пойти грибы, и у меня уже были присмотренные полянки. Несколько поздних ягодок даже проглядывало сквозь листву, я отвлеклась на них и не замечала ничего до того момента, как позади хрустнула ветка.
Ну и стрекача, я, должно быть, дала.
Какое-то время тяжелый топот двух не скрывающихся уже пар сапог преследовал меня. Но в какой-то момент до меня долетел невнятный шум, возня, приглушенные ругательства - и топот стал отдаляться. Может, они меня потеряли?
Остановившись, я согнулась пополам, стараясь унять сердцебиение и напряженно вслушиваясь в лесную тишину. Но клянусь, я не услышала ни звука - он подошел бесшумно и встал за спиной, посверкивая в полумраке желтыми глазами.
Признаюсь, я вскрикнула.
Но, просыпаясь, я неизменно чувствую во рту привкус крови.
Должно быть, это был какой-то неправильный мед.
* * *
Мне было тринадцать, когда все произошло. В память врезались различные бессмысленные подробности этого дня, но она же милосердно скрыла от меня то, что случилось с наступлением ночи.
Мой психиатр говорит, что частичная амнезия - нередкая реакция на полученную травму. Что ж, ему виднее.
Тогда я еще не знала о существовании психиатров.
Я помню, как утром в очередной раз поцапалась с матерью. Она кудахтала, как курица, поправляя на мне шаперон, который подарила на прошлый день рождения. Сплетничала о том, что деревенские парни уже на меня заглядываются, шутливо стращала, чтобы я не ходила одна мимо лесопилки, а то быть ей бабушкой. Достало.
О чем она думала, когда обряжала меня, как куклу? Порой мне кажется, она намеренно провоцировала скандал - все эти липкие взгляды словно магнитились к моему капюшону, а я натягивала его до самого носа, чтобы скрыться от всего мира. Отца я не помню, но, судя по обрывкам бесед матери с кумушками, он не особо ухаживал за ней. Скорее уж, поставили бабушку перед фактом, когда стало ясно, что скоро появлюсь я. После этого бабуля и отселилась на дальний лесной хутор, разругавшись с дочерью. Хотя меня, как ни странно, она любила. Жаль, что приезжала редко.
Но в этот день мать, странно подмигивая и тошнотворно улыбаясь, всучила мне в руки корзинку с утренней выпечкой и заявила, что давненько не навещали мы бабушку. Я огрызнулась, что как-то вообще не помню такого, и тут же схлопотала леща. Порой я думаю, что она мне мачеха. Бред, конечно.
Нет, не буду касаться всех подробностей нашей ссоры, результат-то все равно один - я была выставлена из дома с корзинкой, напутствием и примерным направлением, куда я могу идти вместе со своей бабулей. Когда до нее дойду.
Я чувствовала взгляды молодых лесорубов, мимо которых прошла на пути к лесу. Кажется, я даже могла бы отсечь момент, когда двое из них бесшумно отделились от компании и двинули за мной. Могла бы, но не отсекла. Мой психиатр называет это отрицанием действительности.
Сейчас я мучаюсь вопросом, знала ли об этом мать, не она ли все подстроила? Но ответа на этот вопрос мне уже не суждено узнать.
Я расслабилась, оказавшись под сенью леса. Его недаром называют Темным - разлапистые ели и тенистые дубравы сменяли друг друга, даже ясным днем погружая подлесок в сумерки. Но в этой его части мне все было знакомо - здесь мы собирали землянику в июне, а в августе уже должны пойти грибы, и у меня уже были присмотренные полянки. Несколько поздних ягодок даже проглядывало сквозь листву, я отвлеклась на них и не замечала ничего до того момента, как позади хрустнула ветка.
Ну и стрекача, я, должно быть, дала.
Какое-то время тяжелый топот двух не скрывающихся уже пар сапог преследовал меня. Но в какой-то момент до меня долетел невнятный шум, возня, приглушенные ругательства - и топот стал отдаляться. Может, они меня потеряли?
Остановившись, я согнулась пополам, стараясь унять сердцебиение и напряженно вслушиваясь в лесную тишину. Но клянусь, я не услышала ни звука - он подошел бесшумно и встал за спиной, посверкивая в полумраке желтыми глазами.
Признаюсь, я вскрикнула.