53 станции Карафуто. Часть Третья. Отиай - Одасаму
В путешествиях во времени есть своя прелесть: никто не обращает внимания на человека славянского типа в полевой форме ВМФ, и тем более не бросается на него с «Арисакой». В пункте отправления уже будущее. Работает касса: очаровательная девушка в темно-синей форме с погончиками распечатывает полноценный проездной документ с персональным местом номер 25 (как оказалось - у окна и по ходу движения). Двадцать минут ожидания в пустом, звонко отражающем каждый шаг зале, и небольшой состав прибывает на первый путь. На втором его приветствует другой, каторжный, с первым зарешеченным вагоном и усиленным жандармским конвоем. Локомотив, потянув за собой три вагона и грузовые платформы с цистернами, следует на север, в прошлое. Такие же составы по той же железной дороге таскали коптящие паровозы лет семьдесят назад. Оставляем позади японский городок Отиай с его лесопилками, заводами мисо-сои и фруктовых вод, типографией Исикава Тадаси, храмами. Слева высятся трубы целлюлозно-бумажного монстра, руины которого переживут не один режим и не одно поколение. По красавцу-мосту устремляемся через Найбучи-кава. Сам мост и его пять бетонных быков уже в десятых годах нового века перестанут прогибаться под тепловозами и уйдут в небытие, уступив место новым сооружениям (ну и предоставят отличную возможность собрать практический материал для моей дипломной работы).
Первая остановка - Кита-Хакутёко (последнее можно перевести как «лебединое озеро»). Вид на озеро отсюда лучше, чем со стороны моря. Здесь сходит странный господин, видимо неместный, интеллигентного «токийского» вида. Имени его я не помню. Но точно помню, что в середине девяностых сюда приедут его соотечественники. Будут снимать художественный фильм. В памяти сохранились отрывки сценария, краткое содержание которого предоставляли российской стороне. Мой отец в то время организовывал проводку исторического паровоза к месту съемок. Со сценарием в качестве презента вручили чудо-зажигалку с подсветкой и мелодией. Так вот, это господин, писатель (или поэт) приехал из метрополии за сестрой. Она трагически погибла, и душа её превратилась в белого лебедя. Здесь он и пытается её встретить на пути в северные земли…
Следующий пункт - Аихама. Здесь дорога выходит на берег моря. Название происходит от местной реки - Ай-кава. После русской оккупации поселок несколько лет будет существовать под названием Ай, а затем приобретёт громкое имя Советское. Из будущих достопримечательностей: поля, усеянные коровьими лепёшками, вахтовый посёлок шельфовых проектов и смешная голубая табличка у моста «р.Ай».
Далее проезжаем деревеньки Томихама и Сирахама. Последняя исключительно айнская, одна из организованных резерваций с бревенчатыми домами русского типа. Айны исчезнут отсюда вместе с японской репатриацией, оставив на картах урочище Кирпичное. Здесь сейчас стоит ангар, далеко некирпичный. Кирпича здесь нет, как и самих аборигенов.
Через две ничем не запоминающиеся станции (Китаитада и Хиёриока) - мой пункт назначения Одасаму. У русских здесь был почтовый станок Фирсова. Это на звание они и вернут в будущем. Ландшафт сейчас здесь более красочный: темно-зелёные пихтовые леса на сопках. Для лагеря выбираю место на берегу южнее Одасаму-гава за деревней Хиёриока. Приглянулась морская терраса в обрамлении лесов, хорошее место для раскопок. Пляж оказался очень узким, палатку пришлось вытащить на двухметровую террасу (как оказалось на утро - очень мудрое решение: прибой был очень близко). На севере отличный вид на вершину Сираура-таке, далеко на юг - единственный уцелевший «шампиньон» над Отиай. После обеда - вылазка на прибрежные террасы. Увлекательная полоса препятствий из дорожных насыпей, разделенных колючим высокотравьем. Затем заболоченная полоса, в которую очень не хотелось ввязываться. По всей полосе в земле одна проволока. Выхожу на старую японскую дорогу, местами сильно подмоченную. Пробираюсь по сухим участкам в лесок, там заманчивая находка в виде тиса - предчувствие того, что я удачно зашел в прошлом заселенное место, «прозваниваю» кусочки металла в земле. Дальше было одно расстройство (удачное слово). Под эти самым тисом просматривается лёжка нехилого медведя, с явными признаками… ммм… так сказать бывшего обеда. Судя по всему, неделя вегетарианской пищи. К рыбе не подпускают местные рыбаки, вот и приходится околачиваться у дороги. В меню также обнаружена китайская быстрозапариваемая лапша и сухарики, видимо с близлежащих канав или помойки. Решаю все-таки взобраться наверх на террасу, но у болотистого основания пришлось всё-таки повернуть обратно. И вовсе не из-за воды, а… из-за свежих солидных следов на влажном грунте. Наследили конкретно, как слоны. Большая медведица и два медвежонка, одни следы совсем махонькие, должно быть полугодок. А вот третьи - покрупнее, не знаю - ходят ли с мамашами полуторагодовалые подростки, поэтому просто предполагаю. И вся эта группа совсем недавно бодренько взбиралась наверх. Появилось какое-то неприятное ощущение себя как консервов для семейства во время белкового поста. Даже в непальских джунглях такого не прочувствовалось. Весёлое медвежье семейство устроилось в ста метрах от моего лагеря.
Солнце свалилось за сопки, потушив свет на побережье. Костёр помог не только согреться, но и полностью отбил всякое желание спать, несмотря на остатки янтарного хереса. Проклятые красные головёшки, на них можно смотреть бесконечно…
Утро выдалось холодным. Рыбаков поблизости не было. С этим повезло, иногда просыпаешься после тихого субботнего вечера, а мимо твоей палатки носятся суровые моряки-рыболовы с кровоточащими мешками. Чайки патрулируют береговую полосу, нерпы-поплавки высматривают, что у меня на завтрак. До поезда есть время для вылазки через маршевое болото на реку. Те же самые суетливые чайки, одна так пролетела, гордо, даже по-чеховски; и неуклюжие цапли.
Станцию искал по памяти. Несколько скромненьких домов, над воротами одного - выбеленные рога (видимо, последнего изюбря). Есть только развалившееся здание, без крыши, с пустыми бойницами окон. Когда-то там прятались от дождя в ожидании поезда. Оно было живым, и вывеска с название висела. Сейчас поезд останавливается у скромного километрового знака. Вот и всё. Нет ничего вечного. Хотя… если строить на совесть. Давно спорил с М.К., что руины больше пробуждают оптимизм, веру в будущее: отсюда ушла жизнь, чтобы вернуться. Рано или поздно. Очевидно, что еще рано. А пока остаются только следы на песке, мои следы. Ходите босиком, следы получаются индивидуальные, а не штампованные от Reebok…
