Альтист Данилов 1980
Данилов платил за два кооператива и за инструмент. Инструмент обошелся ему в три тысячи, собранные у приятелей и у знакомых приятелей. Купил он его четыре года назад. Но это был истинный альт, возрастом в двести с лишним лет, сотворенный певучими руками самого Альбани. Себе Данилов построил однокомнатную квартиру, а бывшей своей жене Клавдии Петровне отдал кооперативную двухкомнатную квартиру с хорошей кухней и черной ванной. И за то и за другое жилье он посчитал нужным платить. Да и как же не платить-то! Женщина, что ли, слабое существо, обязана была тратиться на условия существования? Данилов был музыкант, а музыка и есть сама душевность. Когда жена Клавдия Петровна ушла от Данилова, он догнал ее, взял под руку, вернул в квартиру и ушел сам. С женой ему было тошно, он чувствовал, что ошибся, что не любит ее, как, впрочем, и она его, и обоим им стало легче оттого, что они разошлись. Клавдия Петровна накануне развода вела с Даниловым гремучую войну, но когда она узнала, что Данилов уступил ей квартиру и вызвался платить за нее, она сейчас же пообещала навсегда быть ему настоящим другом. Она и до сих пор считала себя до того другом Данилова, что после каждого возвращения его с заграничных гастролей обязательно являлась к Данилову домой и принималась разбирать чемоданы с желанием помочь уставшему с дороги. "Ах, какая вещь, какая вещь! радовалась она и добавляла: - Но зачем она тебе, скажи мне, Данилов?" Данилов сто раз собирался гнать в шею эту совершенно чужую ему женщину, но по причине застенчивости не гнал, а ограничивался тем, что дарил понравившиеся ей вещи.
Новая его квартира в Останкине походила на шкатулку, но в ней вполне было место, где Данилов мог держать свой инструмент. Он оставил себе и прежний инструмент, ценой в триста рублей, таких и сейчас лежало в магазинах сотни, Данилов хотел было продать его, но потом посчитал: а вдруг пригодится? Звук у альта Альбани был волшебный. Полный, мягкий, грустный, добрый, как голос близкого Данилову человека. Шесть лет Данилов охотился за этим инструментом, вымаливал его у вдовы альтиста Гансовского, вел неистовую, только что не рукопашную, борьбу с соперниками, ночей не спал и вымолил свой чудесный альт за три тысячи. Как он любил его заранее! Как нес он его домой! Будто грудное дитя, появления которого ни один доктор, ни одна ворожея уже и не обещали. А принеся домой и открыв старый футляр, отданный Данилову вдовой Гансовского даром в минуту прощания с великим инструментом, Данилов замер в умилении, готов был опуститься перед ним на колени, но не опустился...
()
Данилову земной возраст определили в семь лет, и по людскому
календарю в тысяча девятьсот сорок третьем году он был опущен в Москву в
детский дом. Там очень скоро один из воспитателей обнаружил у Данилова
недурной слух, и способного мальчика, худенького и робкого, взяли в
музыкальную школу-интернат. Потом была консерватория, потом - оркестр на
радио, потом - театр. Оттого, что за Даниловым вины никакой не было, а вся
вина была на его отце, многие привилегии и возможности демона Данилову
сохранили. Вот только летать в Девять Слоев Данилов имел право лишь
изредка и ненадолго. Да и то с особого разрешения. Данилова в Девяти Слоях
еще узнавали, шепотом просили рассказать земные анекдоты, но для многих он
был уже пришельцем из потустороннего мира, демоном с того света. У них во
всех бумагах и разговорах Земля так и называлась - Тот Свет, а иногда и -
Тот Еще Свет. Данилов теперь и был в ведении Канцелярии от Того Света.
Поначалу от него многого не требовали, но уж когда Данилов был в
консерватории и потом на радио, к нему все чаще и чаще стали поступать
всякие глупые указания из Канцелярии. Сонные чиновники, там, наверху,
Даниловым были недовольны, ему указывали на то, что он мало приносит
пользы, а людям, стало быть, вреда. Данилов скрепя сердце вынужден был
взяться за мелкие пакости, вроде радиопомех, разводов и снежных обвалов,
при этом он устраивал неприятности лишь дурным, по его понятиям, людям. А
ему и за это учиняли разносы. Тогда в годовом отчете Данилов объяснил свои
недостатки тем, что он не получает от Канцелярии молока за вредность. Из
Канцелярии поступил запрос, какую вредность он имеет в виду. Свою ли
собственную внутреннюю вредность или же ощущаемую людьми в его
присутствии, или же вредность окружающей среды? Данилов, подумав, сообщил,
что он имеет в виду все три степени вредности, и потребовал, чтобы ему
присылали тройную порцию молока. Данилову ответили, что он не прав, но что
его вопрос будет рассмотрен. Четыре года шла переписка о молоке, и четыре
года Данилов ничего не делал. Наконец в молоке ему было отказано, потому
как лабораторным путем ученая комиссия установила в Данилове низкое
содержание внутренней вредности. Однако в связи с вредностью окружающей
среды Данилову для поддержания сил решили высылать яблочный сок с мякотью.
И опять от Данилова ждали действий, и опять на него кричали.
Новая его квартира в Останкине походила на шкатулку, но в ней вполне было место, где Данилов мог держать свой инструмент. Он оставил себе и прежний инструмент, ценой в триста рублей, таких и сейчас лежало в магазинах сотни, Данилов хотел было продать его, но потом посчитал: а вдруг пригодится? Звук у альта Альбани был волшебный. Полный, мягкий, грустный, добрый, как голос близкого Данилову человека. Шесть лет Данилов охотился за этим инструментом, вымаливал его у вдовы альтиста Гансовского, вел неистовую, только что не рукопашную, борьбу с соперниками, ночей не спал и вымолил свой чудесный альт за три тысячи. Как он любил его заранее! Как нес он его домой! Будто грудное дитя, появления которого ни один доктор, ни одна ворожея уже и не обещали. А принеся домой и открыв старый футляр, отданный Данилову вдовой Гансовского даром в минуту прощания с великим инструментом, Данилов замер в умилении, готов был опуститься перед ним на колени, но не опустился...
()
Данилову земной возраст определили в семь лет, и по людскому
календарю в тысяча девятьсот сорок третьем году он был опущен в Москву в
детский дом. Там очень скоро один из воспитателей обнаружил у Данилова
недурной слух, и способного мальчика, худенького и робкого, взяли в
музыкальную школу-интернат. Потом была консерватория, потом - оркестр на
радио, потом - театр. Оттого, что за Даниловым вины никакой не было, а вся
вина была на его отце, многие привилегии и возможности демона Данилову
сохранили. Вот только летать в Девять Слоев Данилов имел право лишь
изредка и ненадолго. Да и то с особого разрешения. Данилова в Девяти Слоях
еще узнавали, шепотом просили рассказать земные анекдоты, но для многих он
был уже пришельцем из потустороннего мира, демоном с того света. У них во
всех бумагах и разговорах Земля так и называлась - Тот Свет, а иногда и -
Тот Еще Свет. Данилов теперь и был в ведении Канцелярии от Того Света.
Поначалу от него многого не требовали, но уж когда Данилов был в
консерватории и потом на радио, к нему все чаще и чаще стали поступать
всякие глупые указания из Канцелярии. Сонные чиновники, там, наверху,
Даниловым были недовольны, ему указывали на то, что он мало приносит
пользы, а людям, стало быть, вреда. Данилов скрепя сердце вынужден был
взяться за мелкие пакости, вроде радиопомех, разводов и снежных обвалов,
при этом он устраивал неприятности лишь дурным, по его понятиям, людям. А
ему и за это учиняли разносы. Тогда в годовом отчете Данилов объяснил свои
недостатки тем, что он не получает от Канцелярии молока за вредность. Из
Канцелярии поступил запрос, какую вредность он имеет в виду. Свою ли
собственную внутреннюю вредность или же ощущаемую людьми в его
присутствии, или же вредность окружающей среды? Данилов, подумав, сообщил,
что он имеет в виду все три степени вредности, и потребовал, чтобы ему
присылали тройную порцию молока. Данилову ответили, что он не прав, но что
его вопрос будет рассмотрен. Четыре года шла переписка о молоке, и четыре
года Данилов ничего не делал. Наконец в молоке ему было отказано, потому
как лабораторным путем ученая комиссия установила в Данилове низкое
содержание внутренней вредности. Однако в связи с вредностью окружающей
среды Данилову для поддержания сил решили высылать яблочный сок с мякотью.
И опять от Данилова ждали действий, и опять на него кричали.