Дмитрий Быков - Сто Лет Odin'очества (Часть 10)
- С нетерпением жду вашу лекцию про «Королевский гамбит»
Я как-то вашего такого одобрительного отношения к этому сериалу не разделяю, потому что «Королевский гамбит» - это очень мило, уютно как-то, но мне кажется, что ничего кроме очень глубокого фундирования, очень глубокого изучения шахмат с помощью Каспарова, эта работа не содержит.
Очень хорошо играет девушка. Девушка талантлива, шотландско-аргентинские корни, конечно, взрывчатый коктейль. И она красивая. Мне, в общем, это было очень увлекательно, но при этом больше никаких эмоциональных глубин я там не открыл. Мне кажется, в «Защите Лужина» всё сделано гораздо остроумнее и, самое главное, там совершенно не использован ход, который завещал нам Набоков: построить текст как шахматную партию. У него есть Турати, у него есть множество всяких пешек замечательных. Сам Лужин одинокий король, который пришёл потом.
Создатель фильма и создатель романа не так глубоко знали шахматы, чтобы построить роман как шахматную партию и сериал, соответственно. Поэтому никаких аналогий, кроме того, что девушка ферзь, королева, там нету. Наоборот, мне кажется, что девушка ведёт себя как король, она ходит максимум на одну клетку, она страшно сжата, стиснута.
Внутреннего шахматного мира, в отличие от мюзикла «Шахматы», там не построено. Вот это мне кажется серьёзным недостатком. Или это может быть так глубоко, что я не заметил.
- Какой персонаж Марадона? Нельзя ли пару слов?
Понимаете, я не знаком с его прозой, не читал его стихов, не знаю его мемуаров, хотя наверняка они были, а сужу я о литературе более уверенно, чем о футболе. Марадона это классический пример народного героя. Из-за чего и происходит такое столпотворение на прощании с ним. Марадона - наиболее полное выражение национального характера.
А вот национальный характер - это уже не такое просто понятие, это очень высокая степень совпадения характера народного с характером героя, и умение героя, что важно, выражать не только хорошие черты народа. Иначе этот герой не будет по-настоящему востребован.
Марадона - гениальный, типичнейший, удивительный представитель латино-американского характера. Вот часто люди пишут, что футболистом он был гениальным, а человеком сложным. Такой зазор между профессией и моралью естественен для характера определённого типа. Че Гевара был гениальным абсолютно министром революционного правительства. А человеком - воздержусь от определения, но непростым. Хотя Че Гевара это и есть латино-американский Христос.
Вот Маркес был гениальным писателем и по-моему очень противным человеком. По его прозе, особенно по «Жить, чтобы рассказывать о жизни», видно, что гений, да безусловно великий рассказчик, великий писатель, а человек, я думаю, очень холодный. Так же и с Марадоной.
- В чём посыл фильмов Чаплина? Он ведь совсем не идеалист
Как вам сказать. Главный фильм Чаплина - «Месье Верду», непосредственно продолжающий «Диктатора». Чаплина занимала судьба маленького человека. И он не идеализировал маленького человека, он понимал, что из него может получиться. Это есть и в «Новых временах» и особенно в «Золотой лихорадке». Но Чаплин - великий гуманист, великий сострадатель, великий художник.
Это не мешало ему - а даже помогало - понимать все риски маленького человека и риски его дальнейших приключений.
- Чью ещё жизнь и творчество, кроме вами описанных, вы выбрали бы для серии ЖЗЛ?
Мне была бы очень интересна биография Алистера Кроули. Я многим людям предлагал её издать, потому что сам бы я писать ничего не хотел. Мне, видите ли, надо сейчас заниматься литературой. Когда пишется, надо писать. Я не могу тратить годы жизни на фундированное, профессиональное, вдумчивое изучение чужой судьбы.
Хотя мне очень хотелось бы написать биографию Капоте, безусловно.
- Как вы думаете, всерьёз ли Пелевин утверждает, что никакого мира нет для осознания, или это просто эффектный приём?
Пелевин этого не утверждает. Пелевин используют это как одну из множества художественных возможностей. «Настоящий солипсизм совпадает с реализмом, если он строго продуман». Этот эпиграф, как вы помните, был ещё в «Девятом сне Веры Павловны», в раннем рассказе.
У меня есть ощущение, что он жонглирует мировоззренческими возможностями, картинами мира - одинаково компактными, одинаково взаимозаменяемыми, одинаково удобными, и, в общем, одинаково бессмысленными. Пелевин всё это используют для создания хорошей литературы. Это его способ хорошим молотом шандарахнуть по вашей привычной картине мира.
- Вы говорили что в 17-м году Россию посетил Бог. Можно ли Хлебникова отнести к этому архетипу, исходя из его манеры жить?
Нет, нельзя, конечно. Хлебников дервиш, может быть, бродячий проповедник, но с Богом у него, кстати, были довольно сложные отношения. Я думаю, что Хлебников был атеистом, если уж на то пошло. Если он пытался вывести естественно-научные законы времени, то, мне кажется, с его сугубо рациональным мировоззрением и биологическим образованием, орнитологическим, мне кажется, он был, скорее, по мышлению естественник, математик. А с Богом у него были некоторые сложности.
- Какие отношения были у Хлебникова с Есениным?
Никаких абсолютно. А какие могли быть отношения у Хлебникова с кем бы то ни было? У него большинство его дружб были омрачены поздней такой безумной подозрительностью страшной, а общаться он мог с такими людьми как Петников, которые и сами были немножко не от мира сего. Он же как к людям относился? Он идет, а Май Митурич заболел. И он оставляет его лежать на земле. А что у тебя? У меня ветроад поют.
Хлебников чувствовал некоторое ослабление эмоциональных связей. Большинство сумасшедших - а я думаю что Хлебников был все-таки клинически безумен - питают эмоциональную привязанность к людям крайне редко. Это такой социальный аутизм, разумеется, в переносном метафорическом смысле. Но иногда в самом буквальном. Мне кажется, люди его не очень интересовали, родные уж точно.
Хлебников казался душевно больным со своими идеями управления временем, с периодизацией истории, с председательством земного шара. Да если бы он писал в 80-е годы 19 столетия, а такое вполне возможно, это воспринималось бы как безумие и погрязло бы, погреблось бы где-нибудь в архивах какой-нибудь психиатрической лечебницы в Казани или Астрахани. Но поскольку это было напечатано в 1911-1913 годах, это стало фактом литературы.
- Вы в книге о Маяковском сравниваете Хлебникова с Лотреамоном, называя обоих святыми футуристами сюрреализма. Для чего нужны политическим группам такие фигуры?
Канонизировать основателя это естественное качество любой литературы. Лотреамон, конечно, в меньшей степени, больше, конечно, Рембо, которого Елена Шварц справедливо сравнивала с Маяковским, хотя это сравнение хромает. Просто если бы революция потерпела такую же неудачу, как коммуна, скорее всего, Маяковский погиб бы или бросил бы литературу значительно раньше. Канонизировать кого-то русской литературе и вообще литературе совершенно необходимо, потому что без своего святого литературная группа не существует.
Я мог бы назвать таких святых и сейчас, но совершенно не хочу их трогать лишний раз.
Фрагменты программы «Один» на радио «Эхо Москвы»
27 ноября и 4 декабря 2020 г. Ведущий - Дмитрий Быков