Дмитрий Быков - Сто Лет Odin'очества (Часть 7)
- Почему наиболее культовой фигурой русского рока стал именно Цой, а не гениальный Кормильцев?
Видите ли, я написал об этом целую статью («Асфальт на закате»). Не думаю, что она бы исчерпывающе ответила на ваш вопрос. Но Цой проще, Цой усвояемее, Цой - голос той окраины, которая в основном его и слушала. Кормильцев - слишком утончённый, чтобы быть популярным. Был в истории русского рока короткий период, когда самой популярной группой был «Наутилус», и этот период самый для меня интересный. И честно вам скажу, что я люблю Кормильцева больше, чем Цоя, а «Наутилус» больше, чем «Кино».
Но «Наутилус» - это очень символично - уже на альбоме «Родившийся в эту ночь», каковой был последним всплеском их творческой гениальности, их творческой активности, - уже на этом альбоме они сломались. Можно приводить массу причин, почему это случилось. Потому что Кормильцев и Бутусов поссорились с Умецким, потому что женщина вмешалась в их сложные отношения, потому что переезд в Москву оказался гибельным для группы - они оторвались от корней свердловской тёмной энергетики. Всё это можно бесконечно обсуждать, но на самом деле Советский Союз был сложной системой.
«Наутилус Помпилиус» - это группа последних годов Советского Союза, несущая его сложность. Кончился СССР - кончился и «Помпилиус». «Аквариум» в силу такой протеичности БГ это пережил, через тяжёлый кризис, и с помощью «Русского альбома» этот кризис отрефлексировал. Конечно, Цой - это голос новых времен, это голос страшной асфальтовой простоты, это голос ночи, которая сменила долгий советский закат.
«Наутилус» - это такой советский Серебряный век, это зеленоватое мерцание на окраинном закате города, такое сугубо маргинальное явление. А Цой - это уже не голос маргиналов, это голос большинства. И отсюда - тема войны, которая его так занимала. Стихи Цоя - они, собственно, и не стихи, это выкрики, конспекты. У него были прекрасные стихотворения, но, по большому счёту, Цоя любят не за них и не сложные его песни. Цой - это голос окраины, которая стала большинством; это голос аудитории, которая сама начала творить. Поэтому, собственно, его песни проще запоминаются. Цой - это голос большинства.
- Какой ваш любимый фильм у Хичкока?
«Vertigo», «Головокружение», конечно. Понимаете, для меня Хичкок - пример того, как автор сам себе ставит формальную задачу и её разрешение становится интереснее, чем триллер. Ну например, снять «Верёвку» четырьмя кусками. Да, там есть склейки, но они не видны невооружённым взглядом.
Там есть другие, совершенно грандиозные примеры, в «Птицах»: сцена в телефонной будке снята вообще без птиц, просто человек отбивается, а нам кажется, что птицы на него налетели. Николай Лебедев блистательно повторил это, сделав такой оммаж в «Поклоннике», в сцене в лифте, где вообще крови нет, а ощущение, что она потоками хлещет.
Хичкок решает задачу не столько метафизическую, сколько задачу формальную, но постановка себе этих формальных задач, демонстрация этих фокусов, несёт в себе больший моральный посыл, мне кажется, чем любые моральные высказывания мастера, высоконравственные.
Kim Novak Vertigo 1958 Directed by Alfred Hitchcock
- Как вы относитесь к творчеству Бернардо Бертолуччи? В частности, к картине «Конформист»?
«Конформист» - это очень хорошее кино, но оно мне ни духовно, ни формально не близко. Это что-то от меня далёкое. У Бертолуччи есть близкие и любимые мной картины - «Маленький Будда», «Мечтатели», некоторые куски «Двадцатого века». Бертолуччи - гениальный режиссёр, и тут спорить не о чем.
Но «Конформист» («El Conformisto»), при всём уважении к автору и при всей ненависти к герою, мне кажется, что это кино слишком эстетское и слишком формальное, а тема его слишком значительна для таких формальных упражнений. Грубо говоря, мне кажется, что в нём, что ли, недостаточно сильна авторская ненависть к явлению. И как всегда бывает в ранних картинах, слишком сильное желание высказаться по всем вопросам сразу и предъявить все свои умения.
Этот фильм мне кажется слишком изощрённым и многозначительным. Это моё заблуждение, считайте так.
- Согласны ли вы с Долиным, что Тарантино - не циник, а поэт и мистик?
Я с Долиным редко бываю согласен в оценке фильмов, он слишком профи. Скажем, в оценке последней работы Триера мы расходимся просто диаметрально. А вот в оценке Тарантино - да, мне кажется, что он добрый, сентиментальный, трогательный, мистичный, поэтичный. И что главная мораль, главный пафос его фильмов - это торжество примитивного добра над сложным и хитрым злом.
И этот же пафос я вижу в «Криминальном чтиве», которое совершенно не кажется мне шедевром и прорывом, и в «Джанго», который мне очень нравится, и в «Бесславных ублюдках», который мне очень нравится, и в «Восьмёрке», которая вполне себе милая вещь. Вообще Тарантино милый. Поэтому он так любит Пастернака, и школьники России так полюбили «Доктора Живаго» после того, как Тарантино съездил к нему на могилу.
Вообще я люблю Тарантино как человека, как режиссёра - в меньшей степени.
- Вопрос о рассказах Лимонова. Я столкнулась со сложной задачей: составить сборник его лучших рассказов для гипотетического перевода. Самым блестящим рассказом мне представляется «Двойник», и не самым, а просто превосходящим остальные с огромным отрывом. Включила бы я «Личную жизнь», «Coca-cola generation». Какие рассказы вы могли бы посоветовать?
Есть собственные лимоновские сборники, им составленные довольно придирчиво. Последние два сборника 90-х годов, которые выходили в харьковском «Фолио», если я ничего не путаю. Ну и в Москве они периодически печатались. Он сам составил двухтомник своей новеллистики с хорошим отрывом.
Я бы назвал рассказы «Обыкновенная драка», «Великая мать любви», «Mother’s Day», «Американские каникулы», потом венецианский рассказ - забыл, как он называется, - очень сильный. Нет, я бы у Лимонова отбирал менее критично. «Красавица, вдохновлявшая поэта» - безусловно. «Лишние люди», «Юбилей дяди Изи». Американские рассказы, конечно, все хорошие. «Дождь» - великолепный рассказ.
В парижском цикле есть трогательный рассказ про Ромена Гари, где объясняются причины его самоубийства. Я склоняюсь к той точке зрения, что у него рассказы лучше романов. Из романов лучший, конечно, «Дневник неудачника» и «Укрощение тигра в Париже». А вот грандиозные абсолютно рассказы он писал всегда. И я думаю, что написанный в последние годы рассказ «Смерть старухи», который потом стал частью романа, а сначала был напечатан отдельно, - это рассказ такого уровня, до которого всей современной литературе - соберись она вместе - коллективным прыжком не допрыгнуть.
Edouard Limonov - Journal d'un rate 1982
Потому, ребята, чтобы писать, надо жить. Необязательно много ездить и много видеть. Нет, надо жить, проживая события на должной глубине, не прятаться от страданий, не прятаться от трагического. Лимонов не только не прячется, Лимонов культивирует трагическое и героическое в своей жизни. Иногда это смешно, иногда это гениально, а всё вместе это всегда явление искусства.
Как замечательно сказала Мария Васильевна Розанова: «В русской литературе было два чистых инструмента письма, которые всегда делали только то, что можно описать, и руководствовались только интересами литературы: это Розанов и Лимонов». Два очень умных человека, которые делают только то, из чего может получиться проза. И только с этой точки зрения их следует судить.
Из всего, что делает Лимонов, из всех его падений и взлётов получается литература высокого класса. А насколько это морально, пусть думают люди, которые не умеют писать. Вообще для литературы как раз и нужен, к сожалению, такой писатель в чистом виде, который стирает себя об жизнь, как мел стирает себя об доску. Это Синявский, это Розанов, это Лимонов. Человек, который совершает только те поступки, которые гипотетически могут привести к литературно сильным, литературно перспективным ситуациям, либо те поступки, которые можно описать. Вот такие чистые инструменты письма.
Селин был таким же, и Лимонов отлично это чувствует. Чтобы описать свои бездны падения, Селину надо было пасть. Я восхищаюсь издали такими людьми. Дело в том, что проза и поэзия устроены несколько по-разному. Поэту, чтобы услышать звуки небес и транслировать их, надо как раз себя сохранять, надо в жизни участвовать по минимуму. А прозаик, поскольку он стирает себя об жизнь, поскольку делает тексты из жизни, а не из неба, не из космоса, не из головы, - ему приходиться в жизнь нырять очень глубоко.
И вот таких писателей, которые себя стирают о жизнь, я могу назвать единицы в России. Мне кажется, был близок к этим фигурам ранний Сенчин, но он изменился. А из нынешних, пожалуй, некого назвать. Потому что остальные играют в жизнь, чтобы сделать игру, а не литературу. Получается тотальная имитация, имитация очень низкого качества.
А вот так жить, как живет Лимонов, - это такая довольно трудная задача. Это ведёт к необратимым психическим деформациям. И когда Лимонов поправляет очки или усы пощипывает, нельзя не увидеть острые безуменки в его глазах, те блестинки в глазу, о которых писал Розанов. Это, конечно, подпольный человек, и человек не очень - с нашей точки зрения - нормальный. Для литературы самый страшный эпитет - нормальная.
Рассказы у него очень качественные - «Обыкновенную драку» я ужасно люблю. Помните: «Я из слаборазвитой пока страны, где, слава богу, честь пока ценится дороже жизни… Поэтому я сейчас тебя буду убивать». Ой, нет, Лимонов - это любовь моя, и я всегда говоря о нём, испытываю эстетическое наслаждение. Не важно, что он про меня пишет и говорит, всё равно, он - образец чистого искусства, самого искреннего искусства. Просто ходит среди нас вещество искусства и творит литературу.
Что бы он ни делал, чем бы он ни занимался, каких бы иногда подлостей он ни совершал - идеологических или эстетических, - это не подлость в любом случае, потому что в основе подлости лежит корысть. А в основе действий Лимонова корысть только одна: сделать и это литературой тоже. И партию он делал литературой, и тюрьму он делал литературой, и революцию, - всё.
Ну рождаются такие люди. Как есть «псы войны» из его замечательного очерка в «Полковнике из Приднестровья», точно так же есть такие люди из литературы. Есть такие же охотники, такие же солдаты. Надо уметь целиком себя растворять в своём ремесле.
Edouard Limonov 1989 Photo by Lillian Birnbaum
Фрагменты программы "Один" на Радио "Эхо Москвы"
2 и 9 августа 2019 г. Ведущий - Дмитрий Быков