Доктор разжал пальцы, и только теперь Исаев ощутил боль в веке.
- Препарат сна, - сказал доктор, закуривая длинную «гавану», - делает в Кантоне Израиль Михайлович Рудник. А поскольку наша с вами государственность - и бывшая и нынешняя - во всем цивилизованном мире вызывает хроническое недоверие, - Рудник своё изобретение упаковывает в английские коробочки: их ему здесь, в Шанхае, напечатали, - и берут нарасхват, верят. А самое изумительное, то, что люди Иоффе из генконсульства закупили большую партию «английского» препарата - в Кремле, видимо, тоже кое-кому не спится.
«Здесь бы я заснул, - подумал Исаев. - В кабинете врача, если только у тебя нет рака, ощущаешь спокойствие бессмертия. Иллюзии - самые надежные гаранты человеческого благополучия. Поэтому-то и кинематограф называли иллюзионом. Делай себе фильмы про счастье - так нет же, всё про горе снимают, всё про страдания».
- Мёд любите? - спросил доктор, усаживаясь за стол. - Липовый, белый?
- Дурак не любит, - ответил Исаев. - Только я прагматик, доктор, я не верю в лечение мёдом, травой и прогулками. Я верю в пилюли.
- Милостивый государь, настоящий врачеватель подобен портовой шлюхе - поскольку вы мне платите деньги, я готов выполнить любое ваше пожелание. Хотите пилюли? Пожалуйста. Устроим в два мига.
* * *
Аптекарь, повертев рецепт доктора Петрова, вздохнул:
- Отдаю вам последнюю упаковку, сэр. - Старый китаец говорил на оксфордском английском, и он показался Максиму Максимовичу каким-то зыбким, словно бы радужным, вроде тех кругов, что стояли в глазах, нереальным и смешным. - Восхитительный препарат, некий сплав тибетской медицины, рождённой пониманием великой тайны трав, и современной европейской фармакологии.
- Где вы так выучили английский?
- Я тридцать лет работал слугой в доме доктора Вудса.
- А сколько вам сейчас?
- Я еще сравнительно молод, - улыбнулся аптекарь, - мне всего восемьдесят три, для китайца это возраст «Начинающейся Мудрости».
- А сколько бы вы дали мне? - спросил Исаев, бросив в рот пилюлю из упаковки препарата сна.
- Мне это трудно сделать, - ответил аптекарь. - Все европейцы кажутся мне удивительно похожими друг на друга… Просто-таки одно лицо… Лет сорок пять?
- Спасибо, - ответил Исаев и проглотил еще одну пилюлю. - Вы ошиблись на семнадцать лет.
- Неужели вам шестьдесят три?
- Мне двадцать восемь.
Юлиан Семёнов, «Нежность» 1986