Станиславский против Брехта: битва в Краснодаре
Мастер-класс\спектакль от А.Праудина и Экспериментальной сцены в рамках фестиваля "Кубань театральная"
Это было великолепно. Три с лишним часа виртуозного скрещения театральной теории и практики, две остроумных части-размышления о принципах и сути театрального искусства.
Станиславский. Минут сорок вдумчивого хождения артистов по голой сцене, "разметки" пространства, простраивания обстоятельств... Затем сам "невозможный" этюд КС о сжигании денег, наметка трех несчастных-счастливых судеб, где актеры сливаются с ролями в своих "здесь и теперь", а также "быть, а не казаться". Все три роли исполнены виртуозно, все стены наряду с четвертой выстроены в воображении, несчастный маленький бестелесный Сема вполне натурально тонет в воображаемой ванной с черными стенами. Юрий Елагин добросовестно и вдохновенно играет идиота с капающей слюной, Алла Еминцева - молодую жену под грузом тревог и обязанностей, Александр Кабанов - упертого интеллигента старой школы, любующегося старинным дубовым паркетом и неспособного завершить ремонт, но скопившего зачем-то больше 20 тыщ евро...
Актеры подминают зрителя эмоциональной вовлеченностью, и зритель страдает при смерти - полуидиота, а затем и Семы; впрочем, режиссер дарит нам их воскрешение, и за это ему глубокое человеческое спасибо. И, кстати, такой "хеппи-энд" дает возможность оценить сравнительную трагичность потери денег и потери близких, и задуматься о том, что нас всех объединяет, несмотря на все наши разницы...
Вместе с тем сопоставление КС и анти-КС, которое было щедро продемонстрировано Праудиным, дает возможность по-честному оценить возможности психологического театра; и не случайно лектор в блестяще-утрированном исполнении Юрий Елагина, размахивая воображаемой мышью, на слова студентки о Системе Станиславского - "эстетика?" - говорит "Эстетика у вас в другом месте"... И в первом этюде эстетика действительно отступает перед мощью психологического нагнетения: актеры в робах, красота ни в коем случае не главное.
Вторая часть спектакля демонстрирует на примерах позицию Брехта: медь вместо труб, скрипка как топливо. Несмотря на видимо "потребительский" подход к актерам ("где же индивидуальность? Сотворчество?"), система Брехта на наших глазах не совершала психологического насилия ни над актерами, ни над публикой. И здесь уже стала возможна эстетика, явленная в костюмах, скажем, Маргариты Лоскутниковой (с "ярким пятном" и ритмом, а то как же!), и юмор, отраженный, к примеру, в тех мягких кубиках, которые подкладывает в костюм героиня Аллы Еминцевой, и обращение к зрительному залу...
Брехт - не просто теоретик театра; он жил и отражал в пьесах эпоху того безумия, которым постепенно наполнился XX век. Не случайно явление Гитлера в спектакле многомерно: он нарисован внутри чемодана, который соберет с собой еврейская жена, и отражен в образе гротескной скрипачки, и присутстсвует в умах героев незримо... Но есть на сцене и портрет, обыгрываемый как изображение фюрера: это портрет Станиславского, столь долгие десятилетия царившего в отечественном театре.
Для меня лично Брехт разбил Станиславского наголову: система Брехта, в ее исполнении актерами и в теоретической части, показалась мне гуманнее и умопостигаемее, и приоритет События над Актером, прекрасно проиллюстрированный притчей о Маковецком, мне тоже кажется весьма важным. Разве мы не сочувствовали героям второй, "брехтовской" части? Сочувствовали, и радовались за них, - но были свободны от достоверной мучительной иллюзии первой части.
В конце концов, вопрос Станиставского-Брейхта и вправду является вопросом о вере. "Верю" - всегда хочет вокликнуть пылкое юношеское сознание, даже и в начале XX века или в советские романтические годы. Экзистенциализм середины XX века говорит, повторяя мысль стоиков: "Не верю, но делаю".
Глубокая благодарность Анатолию Праудину, организаторам фестиваля "Кубань театральная" и его художественному руководителю Ольге Никифоровой за столь интересный опыт! Три часа, пролетевшие как минута, - высший класс театральной теории в практике.
PS А самым неприятным лично для меня стала "корзина от губернатора", которая ужаснула меня еще на "Чуде со щеглом". Типа: я сам быть не смог, но в целом одобряю.
Это было великолепно. Три с лишним часа виртуозного скрещения театральной теории и практики, две остроумных части-размышления о принципах и сути театрального искусства.
Станиславский. Минут сорок вдумчивого хождения артистов по голой сцене, "разметки" пространства, простраивания обстоятельств... Затем сам "невозможный" этюд КС о сжигании денег, наметка трех несчастных-счастливых судеб, где актеры сливаются с ролями в своих "здесь и теперь", а также "быть, а не казаться". Все три роли исполнены виртуозно, все стены наряду с четвертой выстроены в воображении, несчастный маленький бестелесный Сема вполне натурально тонет в воображаемой ванной с черными стенами. Юрий Елагин добросовестно и вдохновенно играет идиота с капающей слюной, Алла Еминцева - молодую жену под грузом тревог и обязанностей, Александр Кабанов - упертого интеллигента старой школы, любующегося старинным дубовым паркетом и неспособного завершить ремонт, но скопившего зачем-то больше 20 тыщ евро...
Актеры подминают зрителя эмоциональной вовлеченностью, и зритель страдает при смерти - полуидиота, а затем и Семы; впрочем, режиссер дарит нам их воскрешение, и за это ему глубокое человеческое спасибо. И, кстати, такой "хеппи-энд" дает возможность оценить сравнительную трагичность потери денег и потери близких, и задуматься о том, что нас всех объединяет, несмотря на все наши разницы...
Вместе с тем сопоставление КС и анти-КС, которое было щедро продемонстрировано Праудиным, дает возможность по-честному оценить возможности психологического театра; и не случайно лектор в блестяще-утрированном исполнении Юрий Елагина, размахивая воображаемой мышью, на слова студентки о Системе Станиславского - "эстетика?" - говорит "Эстетика у вас в другом месте"... И в первом этюде эстетика действительно отступает перед мощью психологического нагнетения: актеры в робах, красота ни в коем случае не главное.
Вторая часть спектакля демонстрирует на примерах позицию Брехта: медь вместо труб, скрипка как топливо. Несмотря на видимо "потребительский" подход к актерам ("где же индивидуальность? Сотворчество?"), система Брехта на наших глазах не совершала психологического насилия ни над актерами, ни над публикой. И здесь уже стала возможна эстетика, явленная в костюмах, скажем, Маргариты Лоскутниковой (с "ярким пятном" и ритмом, а то как же!), и юмор, отраженный, к примеру, в тех мягких кубиках, которые подкладывает в костюм героиня Аллы Еминцевой, и обращение к зрительному залу...
Брехт - не просто теоретик театра; он жил и отражал в пьесах эпоху того безумия, которым постепенно наполнился XX век. Не случайно явление Гитлера в спектакле многомерно: он нарисован внутри чемодана, который соберет с собой еврейская жена, и отражен в образе гротескной скрипачки, и присутстсвует в умах героев незримо... Но есть на сцене и портрет, обыгрываемый как изображение фюрера: это портрет Станиславского, столь долгие десятилетия царившего в отечественном театре.
Для меня лично Брехт разбил Станиславского наголову: система Брехта, в ее исполнении актерами и в теоретической части, показалась мне гуманнее и умопостигаемее, и приоритет События над Актером, прекрасно проиллюстрированный притчей о Маковецком, мне тоже кажется весьма важным. Разве мы не сочувствовали героям второй, "брехтовской" части? Сочувствовали, и радовались за них, - но были свободны от достоверной мучительной иллюзии первой части.
В конце концов, вопрос Станиставского-Брейхта и вправду является вопросом о вере. "Верю" - всегда хочет вокликнуть пылкое юношеское сознание, даже и в начале XX века или в советские романтические годы. Экзистенциализм середины XX века говорит, повторяя мысль стоиков: "Не верю, но делаю".
Глубокая благодарность Анатолию Праудину, организаторам фестиваля "Кубань театральная" и его художественному руководителю Ольге Никифоровой за столь интересный опыт! Три часа, пролетевшие как минута, - высший класс театральной теории в практике.
PS А самым неприятным лично для меня стала "корзина от губернатора", которая ужаснула меня еще на "Чуде со щеглом". Типа: я сам быть не смог, но в целом одобряю.